Маник отлетает в сторону сантиметров на тридцать. Толчок получается не особо болезненным. Сын капитана скорее удивлен. Однако от неожиданности одна его нога цепляется за другую, и он падает. Джамир, извиваясь как рыба, ползет к низкому ограждению. Переваливается через него. Короткий полет в воздухе – ему навстречу устремляется сине-зеленое море.
Холодная вода оглушает мужчину, как пощечина. Так получается, что в момент падения Джамир оказывается повернут лицом вниз, и потому соленая вода устремляется ему в нос. Рефлекторно он открывает рот, чтобы откашляться, и море тут же вбивает студеный соленый кулак прямо ему в глотку. Побарахтавшись на поверхности, он быстро начинает тонуть.
Его разум мечется, грозя низринуться в кромешную мглу животного ужаса. Внезапно он слышит голос – властный и мудрый.
– Прекрати. Ты знаешь, что делать. Задержи дыхание. Извивайся как угорь.
Джамир уже погрузился на много метров под воду. Мужчина силится понять, откуда идет голос, и поднимает голову к поверхности моря, туда, откуда исходит размытый свет солнца. Он принимается извиваться телом и работать ногами. Отчасти он даже выигрывает от того, что его руки и ноги сейчас связаны – это придает дополнительную обтекаемость его телу. Корчась, он наконец выныривает на поверхность. В глазах – искры. Джамир жадно вбирает в грудь воздух.
Траулер всё еще неподалеку. Аббас и Маник всё еще стоят на корме. Они ничего не говорят Джамиру – просто молча взирают на него с палубы удаляющегося корабля.
– Дыши глубже,– говорит голос.– Наполни воздухом легкие и держи голову над водой. О капитане и его сыночке не переживай. Они думают, что с тобой всё кончено.
Он оглядывается по сторонам. Ничего: куда ни кинь взор, везде безбрежная гладь океана.
– Мне конец! – Душа не желает этого принимать, она бунтует. Как ему выжить тут в одиночку, связанному? И всё же Джамир подчиняется голосу, вбирает в легкие побольше воздуха и ложится на спину – совсем как в детстве на постель, когда у него был жар и мать делала ему примочки, чтобы сбить температуру.
– Хонуфа… Мой сын… Я больше никогда их не увижу.
– Увидишь, если не станешь предаваться отчаянию. О чем ты забыл?
– Не знаю.
– Посмотри на себя.
Он смотрит и обнаруживает, что амулет, подаренный ему Гаурангой, выбился из-под рубашки, и шип ската, как и прежде закрепленный на его шее бечевкой, сейчас плавает на поверхности воды.
Джамир пытается ухватить шип зубами. Получается это у него далеко не с первой попытки. Наконец костяной шип размером с длинную расческу крепко зажат челюстями. Он твердый, цвета слоновой кости. Его иззубренные края остры как нож. Джамир подтягивает руки к лицу. Маник связал их крепко, но только в один оборот веревки. Джамир подносит запястья ко рту и начинает тереть веревку о край шипа. Работа тяжелая. Всякий раз, когда ему кажется, что голова вот-вот уйдет под воду, он останавливается и вбирает в грудь свежую порцию воздуха.
Оттого что шип приходится сжимать как можно крепче, челюсти немеют, а губы, израненные острыми краями, кровоточат, но Джамир не сдается. Ему кажется, что он пилит веревку уже целую вечность. Смотрит на нее и кричит от отчаяния – следы шипа на ней едва заметны.
– Не сдавайся. Продолжай.
– Я больше не могу, – всхлипывает Джамир.
– Ты должен. Подумай о жене с сыном. Они там, на берегу. Скоро им понадобится твоя помощь.
– Ты – это он? Ты Лодочник?
На этот раз, прежде чем ответить, голос долго молчит. Когда он раздается снова, Джамир успевает обо всем догадаться.
Он плачет, теперь уже зная о том, кто все эти годы приглядывал за ним, и снова принимается за работу.
Когда поддаются последние упрямые волокна веревки, Джамир уже настолько измотан, что даже не чувствует радости. Он тянется к щиколоткам, чтобы развязать ноги, и понимает, что на это у него уже нет сил. Мир блекнет и съеживается, удаляясь куда-то прочь. Джамир ничего не может с собой поделать, даже несмотря на голос Лодочника, уверяющий, что помощь уже совсем близко.
Последнее, что он видит, прежде чем низринуться в пучину небытия, – глаза, скользящие к нему по воде, – огромные, нечеловеческие, а под ними странные символы, которые он видел много-много лет назад.
Последнее, что он помнит, – плеск весел.
Шахрияр и Анна
Откуда-то снизу раздается бибикание автомобиля. Он высовывается из окна и видит Анну, глядящую из окна «Рейндж-Ровера» Нитэна.
– Пап! Давай скорее!
На календаре – четверг, на часах – девять утра. После судьбоносного звонка Нитэна прошло пять дней. Рейс в час, но они решили, что лучше приехать в аэропорт пораньше. Что скажет на допросах Фейсал Ахмед? Даст ли он показания против Шахрияра? Эти вопросы грозовыми тучами маячат над головой Чоудхори.
На стенах – квадратные следы в тех местах, где у Шахрияра висели фотографии и дипломы в рамках. В шкафах остались только пустые вешалки. Полы – идеально чистые, в комодах – шаром покати. Всё нажитое в Америке за последние шесть лет удалось запихнуть в средних размеров чемодан и кожаную сумку. Он вытаскивает их из кладовки в коридоре, запирает дверь и направляется к лифту.
Шахрияр сидит с Вэлери и Анной на заднем сиденье. Джереми – на переднем пассажирском сиденье, а Нитэн за рулем. Поскольку сегодня выходной, на дороге совсем немного машин. Автомобиль идет ровно, расстояние до аэропорта быстро и неуклонно сокращается.
Утро выдалось пасмурным и ветреным. Однако по мере того как аэропорт становится всё ближе, сквозь тучи начинает пробиваться солнце, окрашивая их края позолотой. Шахрияр закрывает глаза и прислоняется лбом к холодному стеклу окна. Крошечная теплая ручка зарывается в его ладонь. После того как он сказал Анне, что ему надо уехать, дочь вела себя с ним холодно и отстраненно. Шахрияр понимает, что дети больше всего на свете ценят определенность. Рахим и Захира лишили его этой определенности десять лет назад. Теперь он лишает ее родную дочь. Круг замкнулся.
Вэл сидит по другую сторону от девочки и тоже смотрит в окно. Шахрияр вот уже десять лет является неотъемлемой частью ее жизни. Он вращался вокруг нее по эллиптической орбите, словно ракета, то приближаясь, то отдаляясь от нее. И вот теперь, вместо того чтобы приземлиться, он готов сорваться и исчезнуть в глубинах космоса.
– Я по нему скучаю, – вдруг говорит Вэл, и у Шахрияра уходит несколько секунд, чтобы понять, кого она имеет в виду. Он возвращается в воспоминаниях на десять лет назад. Там тоже была машина. И его путь тоже лежал в аэропорт и далее в Бангладеш. Он не приехал на похороны Карла. Сколько же он всего пропустил за все те годы, пока гонялся за прошлым.
– Я тоже по нему скучаю, – отвечает Шахрияр и берет ее ладонь в ту руку, в которой уже держит пальчики Анны. Так они и едут до аэропорта.
– И что ты будешь делать в Бангладеш? – спрашивает Джереми за завтраком. После того как Шахрияр зарегистрировался на рейс, они решают перекусить.
– Сперва поживу у родителей в Дакке. Потом, наверное, поеду в Читтагонг. Там надо кое с кем помириться.
– А когда ты вернешься? – спрашивает Анна с вызовом. Девочка мрачнее тучи.
– Не знаю, – отвечает Шахрияр, глядя ей в глаза. – Очень надеюсь, через несколько месяцев. Максимум через полгода.
В поисках поддержки он смотрит на Нитэна, и тот едва заметно ему кивает. Нитэн через друга в управлении юстиции навел справки и узнал, что официальное предъявление обвинения Ахмеду в суде назначено на следующий понедельник. Таким образом, в течение недели станет ясно, пойдет ли Фейсал на сделку о признании вины.
– Ты не переживай, – Нитэн старался приободрить друга. – У Штатов с Бангладеш нет договора об экстрадиции. Даже если Ахмед тебя сдаст, тебе ничего не угрожает. Главное, в Америку не суйся.
При этом он не стал упоминать об очевидном: о том, что в этом случае Чоудхори еще очень нескоро снова увидит дочь.
– Мне бы хотелось попросить вас о маленьком одолжении, – говорит Шахрияр Вэл и Джереми.
– Валяй, – кивает Джерри.
– Вы знаете, где в Вашингтоне находятся курсы бенгальского?
– Анна нам вчера сказала, что хочет и дальше их посещать, – улыбается Вэл. – У меня еще где-то до сих пор валяются учебники бенгальского. Так что сдую с них пыль и буду ей помогать.
– Спасибо.
Анна ковыряет вилкой оладьи. Шахрияр вспоминает о листе бумаге в пластиковой папке. Папка лежит в ручной клади. На бумаге – имя и фамилия Анны, которые девочка написала на бенгальском. Шахрияр решает, что, как только доберется до дома, он вставит лист в рамку.
– Спасибо, – снова повторяет он.
Хонуфа
Добравшись до хижины, она обнаруживает, что в ней никого нет. Рина отвела ее сына в безопасное место. Хонуфа отчасти чувствует облегчение, но при этом понимает, что времени у нее нет. Ветер набрал такую силу, что валит с ног. Женщина оглядывается по сторонам. Выбор у нее небогатый. Что бы Хонуфа сейчас ни сделала, нет никаких гарантий того, что она останется в живых. Она подвернула ногу, и потому у нее нет ни малейших шансов убежать от бури. Значит, ей надо искать укрытие где-нибудь поблизости. Но где? Если она останется на берегу, то утонет, когда на него обрушатся приливные волны. Надо принимать решение, причем быстро. Буря уже здесь, и она нагрянула сюда не одна, а со своим другом океаном, эдаким партнером по смертельному танцу.
Хонуфе удается отыскать в хижине веревку, которой когда-то привязывали лодку. Хромая, она выходит наружу и оглядывается по сторонам в поисках пальмы покрепче. Вскоре она останавливает свой выбор на одном из деревьев, растущих неподалеку.
Пальма толстая и растет под углом – признак того, что за долгие годы она выдержала немало штормов. Хонуфа направляется к ней. Всякий раз, когда она переносит вес на поврежденную ногу, ей хочется кричать от адской боли. Наступает пора прилива, и море жадно набрасывается на берег позади нее. Вода сейчас доходит до подножия пальмы.