Гульхайри все еще не могла опомниться от неожиданности. Она стояла, прислонившись к косяку двери, и вдруг на ее глаза навернулись слезы, и она заплакала навзрыд.
На шум вышла из своей комнаты ее мать. Она холодно поздоровалась с Надыром и ушла обратно.
Сидя за накрытым столом, Надыр украдкой поглядывал на Гульхайри. Они еще не обмолвились ни словом после ужина. Пока хозяйки прибирали со стола, Надыр пошел побродить по родному кишлаку. Он жадно разглядывал поля, склоны отдаленных гор, осыпанные лунными лучами, словно серебряными монетами, стоял под могучими развесистыми чинарами[14], и в памяти его проходили воспоминания о былом...
Воротясь домой и проходя через сад, он увидел на супе[15] Гульхайри и притаился в винограднике. Девушка еще не спала. Потревоженная легким шумом, она приподняла голову и прислушалась. Надыр затаил дыхание. В белой шелковой ночной рубашке, с рассыпавшимися по плечам черными локонами, Гульхайри всматривалась в ту сторону, где стоял Надыр. Сердце парня заколотилось.
— Гуль! Цветок мой! — едва слышно прошептал он.
Девушка вздрогнула, потом быстро подбежала к Надыру и бросилась в его объятия. Парень обнял ее и принялся осыпать поцелуями волосы, лицо, плечи. Девушка крепко прижимала к груди голову Надыра.
...Утром тетушка Рисолат принялась умолять сына устроить Надыра на работу.
— Что ты хочешь делать? — спросил тот у парня.
— Что прикажете...
В исправительно-трудовой колонии Надыр работал на стройке, посещал занятия по техминимуму, освоился с механизмами.
— Ладно. Пойдешь в бригаду Гульхайри...
Однажды, окончив работу, Надыр возвращался домой и вдруг остановился как вкопанный, сердце словно выпало из груди. Перед ним был Маннап. Он улыбался во весь рот:
— Привет, старик!
Надыр молчал. Вот из-за него, из-за этого человека, он попал в тюрьму, запятнал свое имя... Как бы он хотел забыть о нем, никогда не встречать... И вот...
— Что ж ты молчишь, старик? Или не рад встрече? Ты здорово изменился.
— Да, я не прежний Надыр, — прошептал тот побледнев.
— Вижу, — испытующе разглядывая его, продолжал Маннап. — Не огорчайся, все в жизни меняется. Вот только долг остается долгом. Или ты позабыл про пятьсот пятьдесят рупий?
— Нет, не забыл. Как только заработаю — отдам.
— Э, нет, старик. Я и так уж слишком долго жду. Больше не могу. Мне деньги сейчас нужны.
— Имей совесть, Маннап... У меня копейки нет за душой!
— Попроси у дяди. Если боишься, я сам у него спрошу...
Эти слова и вовсе подкосили Надыра. Легко сказать — попроси у дяди! Деньги немаленькие. Больше полтысячи. Нет, к дяде он обратиться не может. К Гульхайри тоже. У тетушки Рисолат нет таких денег. Что же делать? Оставалось только воззвать к совести Маннапа, упросить его отсрочить расплату...
Но Маннап, словно надел халат наизнанку, уперся на своем. Надыру удалось выторговать лишь отсрочку на неделю, и все.
С того дня прошла не неделя, а целых две, но Надыр все не выполнял своего обещания. Он нигде не мог достать нужную сумму и больше всего боялся, что Маннап приведет в исполнение свою угрозу и обратится к дяде. Если так, то это будет конец... Надыр потускнел, ушел в себя, и если бы зажечь свечу в его душе, она бы погасла.
Как-то в сумерки он вместе с Гульхайри возвращался домой после работы. Они шли зелеными улицами кишлака, мимо дворов; через заборы свешивались ветви яблонь, вишен, урючин, доносились оживленные голоса. В арыках и хаузах с шумом и гамом плескались ребятишки. Но ничто не радовало сердце Надыра. Вдруг он насторожился. Кто-то следовал за ними по пятам. Надыр убедился в этом, когда они вышли на дорогу, и резко обернулся. В темноте мелькнула чья-то тень и спряталась за дерево.
— Кого вы высматриваете? — спросила Гульхайри, испуганно сжав его руку.
— Иди домой, Гуль, — попросил Надыр. — Я скоро приду...
— Нет, я не оставлю вас, — еще крепче ухватилась за него девушка. — Я чувствую что-то нехорошее...
— Иди, Гуль. Ничего не случится. Иди, прошу...
— Нет!
— Я обижусь...
Гульхайри нехотя оставила его.
Надыр стоял на месте, пока девушка не исчезла из виду, потом вернулся назад. Тень оторвалась от дерева и зашагала ему навстречу.
— Хорошо сделал, старик, что отпустил голубку, — послышался голос Маннапа. — Я уж думал, что придется до рассвета следовать за тобой.
— Чего ты от меня хочешь? Нет у меня денег!
— Э, старик! Как это ты разговариваешь со мной? А ведь ты еще не стирал белья моим мылом... Ой, гляди у меня...
— А что ты можешь сделать?
— Вырву у тебя кишки и намотаю тебе же на голову вместо чалмы, понятно? — злобно рассмеялся Маннап и вдруг ударил Надыра по уху. Тот повалился на землю. Не успел он подняться, как рухнул снова.
— Хоть себя заложи, а деньги найди! — На прощание пнув Надыра ногой, Маннап удалился.
Надыр унес из дядиного дома ковер и продал. Но и это не покрывало всего долга. Он оставался должен Маннапу еще четыреста рублей.
— Ладно, — смилостивился тот, — потом отдашь. А пока что поднимай якорь, старик, расправь плечи и — в путь!
— Куда?
— Куда? — переспросил Маннап. — На все четыре стороны. Где запахнет наживой — туда и нырнем. Со мной не пропадешь. А тут тебе делать больше нечего.
И впрямь — он снова опозорился перед всеми: перед Гульхайри, перед тетушкой Рисолат, перед дядей и его злобной женой. Разве он мог оставаться дома? Словом, он поручил свою судьбу Маннапу и оказался на стройке в пустыне. А теперь Маннап снова предлагает ему отправиться в путь... Когда-то кончатся его скитания?..
— Что это ты сник? — спросил Маннап.
Надыр снова лег.
— А что будет с Гуль?
Маннап опустился с ним рядом.
— Забудь ты про свою липучку! Я тебе таких девочек покажу — рехнешься! Захочешь луну — будет, как луна, захочешь солнце — будет, как солнце.
Засияла во тьме она — день блистает,
И сверкают стволов верхи ее светом.
Она блещет, как много солнц на восходе.
Сняв покровы, смутит она звезды ночи...
— Нет, ты скажи, что же будет с Гуль?
— Затвердил: «Гуль, Гуль»! Одна она на свете, что ли? Найдешь другую...
— Ты же читал как-то стихи про верность...
— Брось, старик. Это из книги, а ведь в книгах одно, в жизни другое. Никогда не доверяй женщинам, не верь их клятвам в верности. Все они хитрые, как лисы, вертлявые, как шакалы. Я больше тебя видел в жизни, больше знаю, старик...
Не будь доверчив к женщинам,
Не верь обетам и клятвам их;
Любовь являют притворную,
Обман таится в одеждах их...
— Опять Шекспир?
— На этот раз нет, старик... Ох и жаден я был до чтения! Сколько книг проглатывал! Но и книги, как выяснилось, надоедают. Чем больше ты знаешь, тем больше у тебя появляется забот. Так уж устроен мир. Мало счастливцев, которые живут без забот, весело и спокойно. Поэтому собирай манатки, старик... Как сказал Хайям:
Растить в душе побег унынья — преступленье,
Пока не прочтена вся книга наслажденья.
Лови же радости и жадно пей вино;
Жизнь коротка, увы! Летят ее мгновенья.
Так-то, старик... Пусть в этой жизни горюют другие, а мы давай заботиться только о радостях и о веселье...
Надыр хотел что-то сказать, но промолчал, заметив, что Маннап начинает раздражаться. В такие моменты прекословить ему было опасно.
— Послезавтра поднимаем якорь, не забудь!
Надыр повернулся на бок и, опершись на руку, глядел в сторону поселка, на освещенные окна клуба, в которых мелькали тени. Сегодня в клубе танцы... Маннап принялся за приемник, желая поймать какую-нибудь музыку повеселей.
В клубе собралась молодежь. Алеша играл на гитаре, напевал что-то себе под нос. Несколько пар лениво перебирали ногами посреди комнаты, стулья и скамьи в которой были сдвинуты к стенам.
Надыр нашел Гульхайри здесь.
— Гуль, можно тебя на минутку? Я уезжаю, Гуль... Если хочешь...
Гульхайри вскинула на него удивленные и испуганные глаза:
— Куда?
— Сам не знаю.
Вмешался Музаффар, случайно услышавший их разговор:
— Не слушай его! Это же противозаконно! Если все начнут уезжать, кто же останется на стройке?!
— Не твое дело! — отмахнулся от него Надыр. — Подумаешь, начальник выискался! Валяй отсюда!
— Не командуй! Хочешь уезжать — уезжай, а Гульхайри оставь в покое! Не слушай его, Гульхайри! Это все штучки Черного Дьявола. Он всех хочет совратить!
— Оставь нас вдвоем, — попросила девушка.
Музаффар отошел. Молодые люди вышли из помещения.
— Это правда? — спросила Гульхайри, глядя в глаза Надыру. — Правда, что этот подлец Маннап подбивает вас уехать? Даже неотесанная палка лучше плохого спутника. Ой, Надырджан, не доведет он вас до хорошего.
— Гуль!.. — пытался успокоить девушку Надыр.
Плечи ее вздрагивали, на глаза навернулись слезы.
— До каких пор будет он разлучать нас? До каких пор будет держать вас на аркане? И что вы прикипели к этому проходимцу?! Неужели вам необходима чья-то помощь? Почему вы не думаете о себе, почему не думаете о завтрашнем дне?
— Гуль...
— Я все время молчала, верила, что наконец-то вы проснетесь, освободитесь от этого спрута, который присосался к вам. А теперь я скажу, все скажу, можете обижаться на меня, мне все равно. Люди в глаза говорят, что я сумасшедшая, если свяжу свою жизнь с вашей, вы сделаете меня несчастной... Понимаете, какое горе ношу я в себе?! Или после собрания ваш ум вовсе прохудился?
— Гуль, забудь про собрание... Поедем со мной...
— А куда ехать, вы подумали? Или и меня хотите сделать бродягой вроде вашего дружка? Я непригодна к такой жизни, понимаете? — И Гульхайри разрыдалась, закрыв лицо руками.