— Одно меня удивляет, — обратился секретарь к Рахимову. — Появились поправки к проекту, так почему не обсудить их со специалистами? Наконец, в тресте есть бюро изобретений. Вы советовались там?
— Да, — ответил Рахимов и приободрился. Секретарь обкома, конечно, не станет разбирать их личные отношения. Он быстро уловил зерно спора и сразу перешел к делу. — После того как я ознакомился с материалами, их направили в бюро изобретений. Отзыв получен положительный. Товарищ Балтаев должен бы знать об этом.
Рахимов умолк, но поймав на себе внимательный взгляд секретаря, решил выложить все начистоту.
— Мы не можем довольствоваться сегодняшним днем, — продолжал он. — Какие мы руководители, если не изыскиваем новые возможности. Люди жаждут творчества, а товарищ Балтаев готов крикнуть им: не сметь!
Хашим вскинул голову, побагровел.
— Я возражаю, — перебил он Рахимова. — Товарищ Рахимов хотел представить дело так, будто коллектив живет сам по себе, а я сам по себе.
— Очень может быть, — вставил Рахимов. — Но я просто хочу, чтобы вы помнили: командир задает шаг отряду.
— Совершенно верно! — подхватил Хашим. — Но командир должен знать, куда он ведет отряд. Использовать свою власть и вести людей неведомо куда может только очень плохой командир. И вообще, неужели мы пришли в областной комитет партии, чтобы выяснять наши личные отношения?
— Дивно-дивно! Вы же все это начали! — заметил Рахимов.
Из приемной доносились приглушенные голоса. Похоже, что там собралось много народу. Тем не менее секретарь терпеливо слушал и не торопил своих посетителей.
— Спор хорош, — заговорил он, — когда приносит пользу делу. Поэтому о главном: поправок к проекту я не знаю. По-моему, не надо спорить, а срочно послать их авторам основного проекта.
— Золотые слова! — воскликнул Хашим.
— Это не потому, что мы вам не доверяем, — продолжал секретарь. — Дело спорное. Давайте пошлем на заключение в министерство. Но и здесь, на месте, откладывать практическую прикидку новых идей не стоит. На каком участке — ваше дело, но пробуйте.
— Я уже написал в министерство, — неожиданно заявил Хашим. — Обещали прислать представителя. Надеюсь, что приедет сам профессор Данилевич. Ему, как говорится, и карты в руки.
Балтаев победно взглянул на Рахимова.
Секретарь закурил, глубоко затянулся и, выпустив дым, сказал:
— Не понимаю, почему тогда вы пришли в обком только сейчас? Мы могли бы просить министерство быстрее решить судьбу проекта.
Хашим опустил глаза.
На том разговор и окончился.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
I
Хашима тревожили и дела сугубо личные. Оказывается, он плохо знал Махидиль. Не думал, что та будет артачиться. Конечно, она не решится рассказывать, как он приставал к ней. И Данияров промолчит, чтобы не давать пищи для лишних разговоров, затрагивающих честь девушки. И все-таки, если не принимать во внимание Черного Дьявола, то бишь его, Хашима, личного шофера, единственным ненадежным свидетелем оставался Латиф. Правда, в настоящий момент он обезврежен, но Черный Дьявол сообщил настораживающую новость: оказывается, Данияров влюблен в Махидиль. Это усложняет дело.
То, что Махидиль потеряна для него, — факт. После истории на дороге она вообще презирает его. К тому же она не простит ему увольнения Даниярова. Словом, не успел отогреться после снега, вымок под дождем! Кого он привез из Ташкента? Думал, везет райскую птичку, а пригрел на груди змею.
Все это не скрашивало жизнь Хашиму.
Назначив Махидиль на место Даниярова, главный инженер хотел доказать, что он не мешает личное с общественным. А Махидиль теперь приняла это назначение: все равно Даниярова заменить было некем, да и он, уезжая, советовал ей взять осуществление их общих замыслов в свои руки.
Что и говорить, ответственность немалая. К Махидиль идут и идут люди: одни за советом, другие с просьбой. Сколько людей, столько характеров. Поди разберись, кто искренен, кто хитрит.
Подруга, с которой Махидиль живет вместе, и та порой ставит ее в тупик. Почему Зубайда разлюбила Музаффара? Конечно, сердцу не прикажешь, но как объяснить, что скромная, почти еще ребенок, Зубайда стала так вызывающе-безвкусно одеваться. На работу приходила теперь с подкрашенными губами и подведенными глазами. Юность ее становилась какой-то фальшивой. Зачем при свете дня зажигать электрическую лампочку? Когда в обеденный перерыв девушки соберутся стайкой и начнут судачить про любовь, Зубайда, та самая Зубайда, что всегда была заводилой подобных разговоров и острой на язычок, теперь словно прикусила его. Часто на ее лице блуждала загадочная улыбка.
Раньше, бывало, когда на дворе уже ночь, они, лежа в постелях, подолгу разговаривали; им было о чем поговорить. Теперь другое: Зубайда рано ложится, быстро закрывает глаза и притворяется спящей.
Махидиль не находила этому объяснения. Ей не спалось сегодня, хотя время было за полночь. Круглая луна заглядывала в комнату, окутывая все таинственным сиянием. Мысли о Латифе словно подкарауливали Махидиль, она уже не могла не думать о нем. Один только раз со времени его отъезда она получила от него письмо. Оно было короткое — привет и пожелания успехов. Ну еще написал, что устроился на работу в институт. Вот и все. А Махидиль ждала от него больших писем...
Ждала и в который раз спрашивала себя: может, я не имею права ни на его письма, ни на него самого? Может, у него есть другая девушка? Да и вообще, что я знаю о его жизни? Может, я легкомысленная? Ведь я любила Камильджана... Такое называется непостоянством. Любовь — не кибитка странствующих цыган. Она не кочует от человека к человеку. Она — как скала. Ей не страшны ни наводнения, ни бури, ни пожары, ни землетрясения. Может быть та, первая моя любовь, и не была любовью?..
Махидиль заставляла себя заснуть или, по крайней мере, думать о работе. Ничего не получалось. Знала ли она, что все произойдет именно так, когда они встретились впервые? Ведь он ей даже не понравился. Правда, Хашим как только ни чернил его, еще когда ехали из Ташкента. Это лишнее подтверждение тому, что человека можно оклеветать, а он все равно будет стоить столько, сколько стоит.
Махидиль вдруг услышала шорох и выглянула из-под простыни. Зубайда встала с кровати, неслышными шагами прошла в угол, где на гвоздиках висела ее одежда. Обычно она боялась одна выходить ночью и будила Махидиль. А сейчас даже не взглянула в ее сторону. Натянула на себя платье, приоткрыла дверь и вышла в коридорчик.
Махидиль похолодела от ужаса. Она успела заметить, что лицо Зубайды было бледно и безжизненно, ресницы без движения, губы что-то шептали. Да и двигалась она как-то странно, словно еще не успела проснуться.
Махидиль слышала про лунатиков удивительные истории: будто они во сне иногда делают всякие домашние дела, ходят по крышам и снова ложатся. И будить человека в этот момент нельзя. Поэтому Махидиль, пока Зубайда была еще в комнате, лежала, затаив дыхание, боясь шелохнуться. Но вот заскрипели ступеньки, Махидиль соскочила с постели, выбежала из вагончика и остановилась, не зная, что делать: присматривать за Зубайдой или бежать в барак будить девушек. Тем временем Зубайда дошла до столовой. Неслышно подкатил газик. Махидиль узнала сидевшего за рулем Хашима. Распахнулась дверца, Зубайде подали руку, она села рядом с водителем, дверца захлопнулась, и газик укатил.
Махидиль остолбенело смотрела вслед быстро исчезнувшей машине.
— Подлец, — прошептали ее губы.
II
Молодежь стройки готовилась в выходной день отдохнуть на Аму. Обязанности распределили так: Махидиль договорится об автобусе, Музаффар позаботится о магнитофоне. Он есть, надо только достать хорошие записи. Алеше — добыть волейбольный мяч и сетку.
Заполучить автобус оказалось делом нелегким. Махидиль прямо-таки сбилась с ног. Неожиданно помог Хашим, хотя к нему никто не обращался за помощью. Его бескорыстие насторожило Махидиль, но и остаться без автобуса значило сорвать поездку. Когда главный инженер объявил, что поедет вместе с ними, Махидиль решила поговорить с ним.
— Я прошу вас оставить Зубайду в покое, — выпалила она.
Хашим опешил. И это уже известно!
— Вы что, устроили за мной слежку? — с издевкой спросил он.
— У меня есть дела поважнее.
— Откуда же вы знаете?..
— Мое дело вам сказать. Мы с Зубайдой живем вместе, и она мне не безразлична.
— Уж не хотите ли вы сказать, что она сама вам рассказала?
— Она мне ничего не говорила. А кто говорил, не имеет значения.
— Я начинаю вас побаиваться! — смеясь, сказал Хашим, решив перевести все в шутку. — Я слышал такое изречение: «поставь журавля сторожем, крика не оберешься»...
Он бодрился, а на душе было неспокойно.
В автобусе по дороге на Амударью Махидиль неотрывно смотрела в окно. Плодородная земля, но без растительности была пустым-пуста. Голые холмы, песчаные барханы, безводные, без единой травинки низины. Все вокруг томилось, изнывало без воды. Махидиль с грустью думала, что никто, кроме человека, не спасет эти унылые места.
Весенние дожди, как капля в море. Наступила жара, и арыки высохли. Скорее, скорее дать сюда воду. Попробуй, напои верблюда из ложки.
Проехали больше половины пути. Подул живительный ветерок с Аму. Веселее стало в автобусе, легче дышалось, и снова раздались песни. Автобус подъезжал к Каллакулади.
Об этой местности ходят легенды. И почти все они повествуют о том, что на протяжении многих веков сюда приходили люди, чтобы добыть воду в Кызылкумах, и погибали, не сумев противостоять коварной природе. По одной легенде Аму особенно ужасна весной, когда дожди льют как из ведра, беснуется ветер и Аму выходит из берегов. Наводнения разрушали берега, рушили с таким трудом возведенные дамбы. К тому же правители, ханы и беки, рубили головы тем, кто приходил сюда за водой, и отрубленные головы укладывали вместе с камнями в новые дамбы. Отсюда и название «Каллакулади»