— Кого вы ищете? — заинтересовалась Махидиль. — Кулахмеда, Музаффара или Гульхайри?
— Да, мы едем к этим, чтоб им провалиться, — сказала женщина впереди.
Старушка побледнела.
— Что вы такое говорите, невестушка? Зачем это им провалиться? Это же ваша дочь!.. Ну садитесь, ласковая моя. Уж очень мне хотелось увидеть мое деревце. Далеко нам ехать?
Махидиль простилась с Махмудой.
— Теперь я знаю, — сказала Махидиль, присмотревпись к женщинам. — Если не ошибаюсь, вы бабушка Гули, а вы ее мать.
— Ой, сахарные уста твои, доченька. Сразу же и узнала. Ну, как там мое деревце? А мой Надырджан? Ведь и он моя кровинушка! И это вы, наверное, знаете?
— Слышала от Гули... Вы тетушка Рисолат, да? А вы...
Женщина обернулась и так посмотрела на Махидиль, что у нее слова застряли в горле. Тетушка Рисолат подмигнула: не обращай, мол, внимания!
II
Есть такая пословица: «На всякий роток не накинешь платок». В один день по всей трассе разнеслась весть, что у Гульхайри с Надыром свадьба. Свадьба в пустыне — такое не каждый день бывает.
Когда Гульхайри с Надыром решили пожениться, они написали домой письмо. Конечно, это известие, свалившееся на голову, как бревно с крыши, было встречено без восторга. Отец швырнул письмо на пол, тетушка Рисолат прислонилась к стене и замерла. А мать проклинала дочь и кричала: «Что скажут люди, что скажут соседи?.. Уехали в какую-то пустыню и там свадьбу надумали сыграть. Ну, была бы я плохая мать — ладно... А то...»
Что бы там ни было, она решительно собралась в путь, чтобы увезти дочь домой — «даже если бы пришлось всю дорогу тащить за косы». Тетушка Рисолат вызвалась ехать с ней. Раз уж случилось такое, обе решили привезти жениха и невесту домой и свадьбу отпраздновать в кишлаке. Если упрямцы не согласятся, уж тогда мать задаст дочери перцу. Тетушка Рисолат, конечно, против строгостей. Что же делать, если молодые не захотят в кишлак? Можно и в пустыне сыграть свадьбу, а когда вернутся домой, справить другую — настоящую.
Словом, обе женщины спорили всю дорогу. Совсем заморочили голову шоферу. К тому же на нервы действовали ухабы и колдобины, каких они в жизни не видели, и унылый пейзаж. Мать сидела злая, готовая растерзать Гульхайри. Вот в таком состоянии они повстречали Махидиль.
...Приехали, наконец. «Волга» остановилась у дома. Мать Гульхайри положила с краю дороги узлы и села прямо на них.
— Никуда я отсюда не пойду, — заворчала она. — Пусть выходят сюда. Сразу же и уедем.
— Ой, что вы делаете, — взмолилась тетушка Рисолат. — Что скажут люди? Давайте зайдем, прижмем к груди наших детей, а там уж будет видно.
— Если им нужна мать, то пусть идут сюда. С меня достаточно. Я устала, пока добиралась. Они еще не доросли повелевать мной. Совсем отбились от рук! — Она отвернулась, увидев подбегавшую Гульхайри. А от Надыра и вовсе отмахнулась.
Обескураженные молодые люди бросились к тетушке Рисолат.
— Живы ли, деревца мои, здоровы? Ой, кровинушки мои! Раз есть у вас такая задумка, приехали бы домой и спокойно побеседовали бы с нами, а? А то ведь заставили нас проделать такой путь. Не хорошо это, ласковые мои. Совсем обессилели мы, чуть живые доехали...
Молодые растерялись, не зная, что ответить. Наконец, Гульхайри сказала:
— Зря вы беспокоились.
Мать обожгла ее холодным взглядом.
— Вот-вот, разве они уважают старших? Не стой, как столб, передо мной, тащи свои вещи! Мы приехали, чтобы увезти тебя. Ты слышала, что я говорю?!
Она бросалась то на дочь, то на Надыра. Собрала народ. Ничто не могло ее успокоить: ни увещевания тетушки Рисолат, Махидиль, Надыра, ни присутствие посторонних. Закрыв лицо руками, Гульхайри заплакала. А тетушка Рисолат готова была провалиться сквозь землю.
Наконец, с трудом успокоили разбушевавшуюся мамашу.
Махидиль пошла к себе и возле двери встретила Латифа. Весь в пыли, с головы до ног, глаза ввалились.
— Я хотел бы, Махидиль, поговорить с вами, — торопливо, будто опаздывая на поезд, сказал он. — Сейчас я еду с четвертого участка. Положение там очень трудное, Махидильхон, очень трудное. Не сегодня-завтра начнутся бураны. Если зима взбесится, как в прошлом году, мы потеряем почти все, что выиграли от рационализации. Дела у них очень плохи.
— Почему?
— Потому что плох начальник участка. Его нужно снять. Другого выхода нет. Его и предупреждали, и выговор дали, не помогает.
С тех пор как Данияров появился на стройке в качестве главного инженера, кончились простои из-за плохой работы транспорта. Люди сегодня знали, чем они будут заниматься завтра. Правой рукой Латифа стал Гулям-ака. Главный инженер не только доверял ему, но и прислушивался к его советам. Старик просто переродился.
Не ладилась работа лишь на Куиккурганской насосной станции и Куиккурганском водохранилище. Там и пропадал почти все время Данияров. Поэтому Махидиль редко видела его.
— Я вас поняла, — сказала Махидиль. — Вы хотите меня перевести туда?
— Угадали.
— Что ж, — ответила Махидиль, — если считаете, что там я нужней, посылайте.
Латиф облегченно вздохнул.
— Я знал, что вы согласитесь. Спасибо, Махидиль. Чем скорее переедете туда, тем лучше. Только знайте, что берете очень трудный участок.
Махидиль засмеялась.
— Латифджан-ака, вы, кажется, хотите меня запугать?
Там, где строилась насосная станция, стояло три дома. В одном из них разместилась контора строительного участка.
Миловидная девушка стучала на машинке. Подведенные глаза, губы ярко накрашены, туфли на высоких каблуках. Словом, не на работу ходить в таком виде, а на танцплощадку.
— Я догадалась, — сказала девушка, томно посмотрев на Махидиль. — Вы наш новый начальник. Нам сообщили по телефону, что вы приедете.
Кабинет начальника участка чистый, уютный. Цветы в горшках, на окнах белые накрахмаленные занавески. В одном углу холодильник, в другом — красивый шкаф, где в порядке стоят десять-пятнадцать книг. На полу яркий ковер. Махидиль даже растерялась.
— Это же не стройконтора, а шахский дворец!
— Прежний начальник любил уют. Он всегда говорил: «Пусть дома течет крыша, но кабинет должен блестеть, как цветник после дождя», — сказала девушка и спросила: — Какого чаю вам заварить?
— Как какого?
— Прежний начальник велел подавать гостям зеленый чай, а себе черный. А вы какой любите?
— Любой.
Девушка пожала плечами и, постукивая каблучками, направилась к двери.
— Не уходите, — остановила ее Махидиль. — Возьмите к себе в комнату эти цветы, чайники, пиалы.
— Прежний начальник...
— Возьмите, возьмите!
Девушка опять пожала плечами — ну и характер! Вздыхая, она помогала Махидиль, которая принялась наводить свой порядок в кабинете. Вот и разберись: сначала голова кругом шла, как лучше украсить кабинет, теперь извольте убирать все. Об этом она и сказала Махидиль. А та резонно ответила:
— Стройка никогда не кончится, если начальник будет сидеть в кабинете, как памятник.
Наконец, Махидиль осталась одна.
Нерешительно вошел долговязый парень с воспаленными глазами.
— Извините, м‑меня послали узнать, п‑правда ли, что п‑приехал новый начальник? — заикаясь спросил он.
— Кто вас послал?
— Кто? М‑многие. Все. Например, п‑прораб.
— А где он? Не лучше ли было ему прийти самому?
— Ну... он же п‑прораб...
Парень попятился к выходу.
— Подождите, что у вас с глазами?.. Без маски, конечно, работаете?
— Такова уж наша п‑профессия...
— Вот тебе и на! — Махидиль покачала головой. — «Такова уж наша профессия...» Немедленно к доктору. По дороге позовите сюда прораба...
Парень ушел. Не успела, казалось, за ним закрыться дверь, как в приемной раздался голос:
— Ой, душенька. Как здоровье? Поздравляю с новым начальником. Меня, оказывается, видеть хотят, вот я и пришел. Вам подарочек приберег. Не пренебрегайте, прошу вас, птичка моя.
— Спасибо, — сказала секретарша и с хрустом надкусила сочное яблоко.
— Это наманганский ашдархон[37], птичка моя. Его издалека привезли. А новый начальник у себя? Ох, грехи наши тяжкие!..
Махидиль вышла из кабинета.
Прораб был тоже высокий, как тот парень, что недавно приходил. На носу очки. За ухом карандаш.
— Салям алейкум, добро пожаловать, добро пожаловать! Как вас увидел, подумал, кто эта пери... эта милая девушка. Ну, поздравляю вас с новым назначением.
— Спасибо. Садитесь.
— Благодарствую. Ох, грехи наши тяжкие! Хе‑хе, птичка моя, — обратился он к секретарше. — А где же чай? Что же ты не заварила чай нашему начальству?
— Есть дела поважнее чая, — строго сказала Махидихиль.
Она перечислила то, что нужно сделать в первую очередь. У конторы, прямо на земле, груда кирпича. Под открытым небом стоят аппараты, насосные агрегаты, давным-давно привезенные на стройку. Трубы валяются где попало.
— Неужели вас это не волнует? — спросила она.
— Ох, грехи наши тяжкие, как не волнует? Конечно, волнует. Что я мог сделать, если наш прежний руководитель не хотел ничего слушать? Я устал твердить ему об этом.
— Прошлое прошло. Мы должны думать о настоящем. Два дня вам сроку, приведите все в порядок. Зима на носу. Срочно возведите навесы.
— Ой, грехи наши тяжкие, из чего же мы их возведем? Нужны пиломатериалы...
— Пиломатериалы у вас есть, поищите только хорошенько. А чего действительно не хватает?
— Нет кислорода, кое-как ведутся сварочные работы... Ох, грехи наши тяжкие, если все перечислять, много времени понадобится.
— А вы не стесняйтесь.
Махидиль все записывала в блокнот. Да, теперь ясно, почему тревожился Латиф. Здесь все запущено. Сомнительно, чтобы строительство станции закончили в срок. Почему же столько времени не принимали мер?