Они находились в патрульной машине, рядом с тропинкой, по которой Сцинк вывел Бонни на дорогу. А сама Бонни и ее муж сидели рядышком на поваленном металлическом пролете забора, который когда-то огораживал Крокодиловы озера. Полицейская машина стояла в семидесяти пяти ярдах от них, что вполне обеспечивало конфиденциальность разговора супругов. Но даже с такого расстояния и, несмотря на дождь, Макс Лам был очень хорошо виден в своей яркой накидке.
— Его отец сидит в тюрьме, — сообщил Сцинк, продолжая разговор об Августине. — А есть еще очень забавный факт. Бонни говорит, что он был зачат во время урагана.
— Какого?
— «Донна».
Джим Тайл улыбнулся.
— В этом есть что-то.
— А спустя тридцать два года другой ураган и новый поворот судьбы. Этот парень родился под несчастливой звездой, как ты считаешь?
Патрульный усмехнулся.
— Мне кажется, вы преувеличиваете. А что за история с его отцом?
— Контрабандист, причем неумелый.
Некоторое время Джим обдумывал слова Сцинка, потом сказал:
— Ну и что, а мне этот парень нравится. Он молодец.
— Да, конечно.
Патрульный включил «дворники». По движению накидки они могли видеть, что муж Бонни встал и расхаживает взад и вперед.
— А вот ему я не завидую, — заметил Джим.
Сцинк пожал плечами. Он не простил полностью Макса Лама за то, что тот явился в Майами во время урагана с видеокамерой.
— Дай-ка я посмотрю, куда попала пуля, — попросил губернатор.
Патрульный расстегнул рубашку и оттянул повязку. Хотя бронежилет и остановил пулю, по груди Джима расплылся синяк цвета сливы. Губернатор присвистнул.
— Вам с Брендой надо поехать в отпуск.
— Врачи говорят, что, возможно, дней через десять ее выпишут из больницы.
— Отвези ее на острова, — предложил Сцинк.
— Она никогда не была на Западе. Бренда любит лошадей.
— Тогда в горы. В Вайоминг.
— Ей это понравится, — согласился Джим.
— Да куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
— Это точно. — Джим выключил «дворники».
Крупные капли дождя, похожие на капли сиропа, собрались на стекле. О Кусаке не было сказано ни слова.
— Который из них? — спросил Макс Лам.
Он надеялся, что это полоумный похититель. Это подкрепило бы его теорию о том, что Бонни просто тронулась рассудком, на нее повлиял ураган и все такое прочее. Такую версию было бы гораздо легче принять, проще было бы объяснить друзьям и родителям. Бонни просто попала под влияние одурманенного наркотиками бродяги.
— Макс, все дело во мне, — ответила Бонни.
Однако она понимала, что дело не только в ней. Бонни наблюдала за Максом, когда он вылезал из полицейской машины, и видела, как ее муж отскочил в сторону от страха при виде маленького болотного кролика, словно это был здоровенный волк.
— Бонни, тебе просто запудрили мозги.
— Никто…
— Ты спала с ним?
— С кем?
— С одним из двух.
— Нет! — Чтобы скрыть ложь, Бонни изобразила возмущение.
— Но у тебя было такое намерение. — Макс встал, капли дождя стекали по его пластиковой накидке. — И ты говоришь мне, что предпочитаешь это, — он презрительно махнул рукой, — предпочитаешь вот это городу!
Бонни вздохнула.
— Я с удовольствием бы посмотрела на детенышей крокодила. Вот все, что я сказала. — Она понимала, как жутко могут прозвучать такие слова для людей типа Макса.
— Он приучил тебя курить эту дрянь, да?
— Ох, прошу тебя.
Макс принялся расхаживать взад и вперед.
— Я не могу поверить в происходящее.
— Я тоже. Мне очень жаль, Макс.
Макс распрямил плечи и повернулся к жене спиной. Он был слишком возбужден, чтобы плакать, и слишком оскорблен, чтобы просить прощения. А кроме того, у Макса мелькнула мысль, что Бонни, возможно, права, и он действительно плохо знает ее. И если даже она передумает и вернется с ним в Нью-Йорк, его постоянно будет терзать мысль о том, что она может снова сбежать. Это будет не жизнь, а сплошная мука. То, что произошло, разрушило их отношения, и, вероятно, навсегда.
Макс снова повернулся к жене, в его голосе прозвучало разочарование:
— Я-то думал, что ты более… благоразумна.
— Я тоже так думала. — Не имело смысла спорить с Максом, Бонни решила быть вежливой и соглашаться со всем, что он скажет. Надо было пощадить если не его гордость, то непомерное чувство мужского превосходства. Это будет маленькой наградой Максу, которая поможет легче перенести обиду.
— Даю тебе последний шанс. — Макс сунул руку под яркую накидку и вытащил два авиабилета.
— Мне очень жаль. — Бонни покачала головой.
— Ты любишь меня или нет?
— Макс, я не знаю.
— Это просто невероятно. — Макс спрятал билеты.
Бонни приподнялась на цыпочки и поцеловала мужа в щеку на прощание. Из глаз ее катились слезы, но Макс, вероятно, не заметил их среди капель дождя на лице жены.
— Позвони мне, когда сама разберешься в себе, — вымолвил Макс с горькой усмешкой.
Он один направился к патрульной машине. Похититель распахнул ему дверцу.
По дороге назад на материк Макс хранил молчание, ведь патрульный был другом маньяка, который похитил его самого и запудрил мозги его жене. Моральным и служебным долгом полицейского было предотвратить соблазнение Бонни или хотя бы попытаться. Такова была личная точка зрения Макса.
Когда они подъехали к разрушенному «Макдональдсу», Макс сказал:
— Проследите, чтобы этот полоумный одноглазый ублюдок позаботился о ней.
Это прозвучало как предупреждение, и в другой ситуации Джим просто посмеялся бы над высокомерием Макса. Но полицейскому было жалко Макса, которому еще предстояло узнать плохую новость.
— Она больше никогда не увидит губернатора, — сообщил Джим.
— Значит…
— Думаю, вам неприятно будет это услышать, но она влюбилась в молодого парня, того самого, с черепами.
— Боже мой! — Макс выглядел оплеванным. Отъезжая, Джим смотрел на него в зеркало заднего вида. Макс бегал на стоянке под дождем, с силой шлепал ногами по лужам и размахивал руками, похожий в своей накидке на гигантскую летучую мышь.
Губернатор и Бонни уже отошли милю от дороги, когда на тропинке появился Августин. Бонни побежала к нему. Они так и стояли обнявшись, пока подошедший Сцинк не объявил, что возвращается в лагерь.
Августин увел Бонни к ручью. Он расчистил место на берегу, убрав мокрые ветки, и они сели. Бонни заметила, что Августин прихватил с собой из «скорой помощи» книгу.
— Ох, ты собираешься почитать мне сонеты? — Она прижала руки к груди, притворяясь, что готова упасть в обморок.
— Не смейся надо мной. — Августин погладил ее по волосам. — Помнишь, как твой муж первый раз позвонил после похищения… сообщение, которое он оставил на автоответчике?
Бонни уже давно не считала это похищением, однако с формальной точки зрения так оно и было.
— Губернатор заставил его кое-что прочитать по телефону. Так вот, я нашел это. — Августин показал ей книгу: «Тропик Рака» Генри Миллера. — Вот послушай: «Когда-то я думал, что быть человеком — это высочайшая цель, которую может иметь мужчина, но теперь я вижу, что эта цель означает мое уничтожение. Сегодня я могу с гордостью сказать, что я не человек, что я не принадлежу людям и правительствам, не имею ничего общего с убеждениями и принципами. Я не имею ничего общего со скрипучей телегой человеческого рода — я принадлежу земле! Я говорю это, лежа на своей подушке, и чувствую, как на висках у меня прорастают рога».
Августин протянул книгу Бонни. Она увидела, что Сцинк подчеркнул красным этот абзац.
— Да, это явно о нем.
— Или обо мне. Когда-нибудь и я стану таким. — Небо начало окрашиваться в пурпурный цвет, над их головами на прохладном ветру парила стая грифов-индеек. В отдалении послышался короткий раскат грома. Августин спросил у Бонни, чем закончился ее разговор с Максом.
— Он возвращается домой один. А ты знаешь, мне показалось, что у меня начинают сдавать нервы. — Бонни достала обручальное кольцо.
Августин подумал, что она собирается либо надеть его на палец, либо выбросить в ручей.
— Не надо, — попросил он, имея в виду обе возможности.
— Я отошлю его Максу. Не знаю, что еще можно было бы с ним сделать. — Голос Бонни звучал тихо и печально. Она торопливо спрятала кольцо.
— Что ты собираешься делать? — спросил Августин.
— Побыть с тобой немного. Можно?
— Разумеется.
Ответ Августина обрадовал Бонни.
— А как насчет тебя, мистер «Живу одним днем»?
— Тебе будет приятно узнать, что у меня есть план.
— В это трудно поверить.
— Кроме шуток. Я намерен продать ферму дяди Феликса, вернее то, что от нее осталось. И свой дом тоже. А потом найду какое-нибудь место вроде этого и начну все заново. Где-нибудь подальше от людей. Как тебе это нравится?
— Не знаю. А там будет телевизор?
— Ни в коем случае.
— А гремучие змеи?
— Возможно.
— Господи, какое-нибудь место на краю света. — Бонни притворилась, будто она размышляет.
— Ты когда-нибудь слышала о Десяти тысячах островов?
— Кто-то их все пересчитал?
— Нет, дорогая. Для этого понадобилась бы вся жизнь.
— Так это и есть твой план?
Августину была знакома проблема выбора партнера. Сейчас Бонни решала, остаться или уйти.
— Там есть городок, который называется Чоколоски. Возможно, он тебе совсем не понравится.
— Чепуха. Оставайся тут. — Бонни поднялась.
— А ты куда?
— Схожу, в лагерь, принесу какие-нибудь стихи.
— Сядь, я еще не закончил, — попросил Августин, Бонни отвела его протянутую руку.
— Ты мне читал. Теперь я хочу почитать тебе. Быстро двигаясь по тропинке, Бонни думала, что возьмет стихи Уитмена. Где-то в ржавой «скорой помощи» она видела сборник «Песнь о себе», эти стихи Бонни любила еще со школы. Особенно хороша была строчка, ассоциировавшаяся со Сцинком: «Напрасно мастодонт пытается выползти из своих костей. Измельченных в порошок».