Когда Беверли приехала и обнаружила, что приписана к микроавтобусу, возглавляемому юным Ларри де Виттом, она испытала легкое разочарование. Джимми Ньютон вел фургон, шедший впереди, а Ларри лишь следовал за ним и при этом слишком много курил и постоянно пил кофе.
Джимми Ньютон быстро доставил их в область смерчей, и они довольно долго наблюдали за огромными темными мемориалами в честь вечной энергии. Они поднимались к самым небесам, разбрызгивая снопы молний. Зрелище было потрясающим, но Беверли ехала не за этим. Она поняла, что, несмотря на весь ее интерес к погодным катаклизмам, ей не стать настоящей охотницей за ураганами. Она не могла по достоинству оценить их ответвления, какими бы живописными те ни были, и ее не приводили в восторг горизонтальные вихревые воронки.
И хотя Беверли понимала, что это глупо, всю вину за отсутствие настоящих торнадо возлагала на Ларри. Джимми Ньютона она ни в чем не обвиняла, так как тот, точно так же как и сама Беверли, демонстрировал свое презрение к проявлениям несфокусированной энергии. Сжав кулаки и уперев их в бедра, он, как матадор, подходил к темным завихрениям, словно пытаясь их разозлить и заставить расколоться. Когда нигде ничего не предвиделось, он принимался метаться из стороны в сторону, задрав нос и принюхиваясь к ветру. «Едем в Огаллалу, — заявлял он. — Там что-то намечается». А Ларри продолжал пялиться на очередной смерч с помутневшим от восхищения взором, так что порой Беверли приходилось его оттаскивать. «Мистер Ньютон сказал, что надо попробовать поближе к Огаллале», — говорила она, а Ларри де Витт только моргал, пытаясь вспомнить, кто такая Беверли и почему он стоит посередине какого-то фермерского поля в Небраске.
Поэтому она обвиняла Ларри в том, что он не может выследить добычу; более того, он был скучным — Джимми Ньютон с нескрываемым сарказмом называл его Ларри Давит с ударением на первом слоге, — и единственным его достоинством была относительная миловидность.
Гораздо больше Беверли нравился другой участник экспедиции — профессор, занимавшийся средневековой литературой, с длинными пшеничного цвета волосами и шрамом на щеке. И хотя она так и не спросила, каким образом он его получил, ей нравилось представлять себе, что он бился на мечах, оспаривая какую-нибудь научную гипотезу. Похоже, она ему тоже нравилась, ибо по вечерам он всякий раз отыскивал ее в баре какой-нибудь гостиницы или мотеля и усаживался рядом пить виски, глядя на то, как она поглощает кока-колу. Однако между ними так ничего и не произошло. Профессор оказался настолько скромным, что производил впечатление существа не от мира сего. Впрочем, так обычно и бывает с большинством алкоголиков. К тому же в какой-то момент Беверли настолько расслабилась, что поведала ему историю своей жизни, и с этого времени, глядя на нее, он видел только зияющую рану.
И вот в конце недели, в последний день экспедиции, они натолкнулись на настоящий торнадо. Как ни странно, погода ничего не предвещала. Они стояли на краю поля и смотрели на темные тучи на горизонте, и никто из членов группы, за исключением Джимми Ньютона, не ощущал ничего обнадеживающего. Ньютон прыгал на месте и размахивал от нетерпения своими маленькими ручками, и когда Беверли посмотрела в нужном направлении, то увидела, как воздух на краю земли начинает двигаться. Это движение было заметно прежде всего потому, что пыль, сухая солома и прочая мелочь начала подниматься вверх, но Беверли предпочла не концентрировать на этом внимание. В ее воспоминаниях воздух просто начал темнеть и крутиться с бешеной скоростью, опускаясь все ниже и ниже, пока не коснулся земли.
Впрочем, это лишь Джимми Ньютон сказал, что он ее коснулся, на самом деле это было не совсем так. Потому что не смерч опустился вниз, а земля поднялась к нему навстречу. Вспучившаяся пыль взлетела вверх и соединилась с темной воронкой ветра. И тогда оживший торнадо, танцуя, двинулся прямо на их микроавтобусы.
Все члены экспедиции за исключением профессора-медиевиста вооружились компактными цифровыми камерами и принялись снимать это зрелище. Только у Джимми был огромный зеркальный фотоаппарат, который он установил на хитрой треноге. Но ему удалось сделать лишь один снимок, после чего ее сразу же пришлось разбирать.
Беверли не отрываясь смотрела на циклон, не обращая внимания на царившую вокруг нее суматоху. Она слышала, как Джимми Ньютон уговаривает людей садиться обратно в автобусы, но для нее это ровным счетом ничего не значило. Подошедший Ларри взял ее за руку, но не попытался увести прочь, а вместе с ней маленькими шажками двинулся навстречу торнадо. «Пойдем, Бев», — наконец произнес он, но она вырвала свою руку и со всех ног бросилась навстречу смерчу. Нагнав ее, Ларри повалил Беверли на землю, и она ощутила вкус пыли во рту и легкие прикосновения ветра, раздувавшего ее волосы. Ей почти все удалось, но Ларри оказался сильнее, чем она думала. Он подхватил ее на руки и понес обратно к автобусу, несмотря на то что она щипалась и царапалась и вела себя еще хуже, чем это когда-либо удавалось Маргарет. Остальным членам экспедиции пришлось силой удерживать ее на заднем сиденье, чтобы она не вырвалась. «Черт, черт, черт!» — повторял Ларри, нажимая на газ, и если бы торнадо внезапно не отклонился в сторону, скорее всего они бы все погибли.
Тем же вечером она отправилась в номер Ларри и застала его в душе. Он открыл дверь в полотенце, обмотанном вокруг костлявых бедер. Беверли тоже была мокрой до нитки, так как на улице все еще бушевала гроза. То и дело раздавались раскаты грома, а сполохи молний освещали все вокруг, как безвкусно яркие неоновые огни Лас-Вегаса.
Беверли вошла в комнату, сорвала с Ларри полотенце и толкнула его на кровать. Ларри решил, что это благодарность за то, что он спас ей жизнь, но все было с точностью до наоборот. Он все испортил, и теперь Беверли предоставляла ему возможность загладить свою вину.
Они с дикой страстью набросились друг на друга, царапаясь и яростно целуясь. Но как только он в нее вошел, Беверли поинтересовалась, что ему известно о Галвестоне.
Ларри продолжал ритмично двигать бедрами, но для Беверли это ничего не значило, так как не доставляло никакого удовольствия.
— Что ты знаешь о Галвестоне? — повторила она, поскольку Ларри не отвечал.
— Я хочу трахаться, — ответил он.
Беверли вцепилась пальцами в его ягодицы, что вызвало в нем какой-то спазм, доставивший ей на мгновение удовольствие, но цель ее заключалась в ином. В конце концов, это ведь он ее трахает, подумала она, а следовательно, смысл его заявления заключается в том, что он хочет делать это, не отвлекаясь ни на что другое.
Таким образом, приключения Беверли с охотниками за торнадо не стали для нее концом путешествия. Потому что когда она еще раз прошептала: «Что тебе известно о Галвестоне?», Ларри ответил лишь стоном.
И тогда она расплакалась.
— Многое, — ответил Колдвел, поворачиваясь на звук голоса и обнаруживая перед собой лишь стену. — Мне все известно о Галвестоне. — Порой образы и картины Галвестона всплывали перед ним с такой яркостью, словно это были воспоминания, хотя он уже и не помнил, как они должны выглядеть.
Затем он встал и принялся всматриваться в темноту в ожидании, когда глаза к ней привыкнут. Потом он отправился в ванную помочиться и с изумлением обнаружил, что его пенис напряжен, по крайней мере гораздо напряженнее, чем обычно. У Колдвела уже очень давно не было эрекции, но сейчас его пенис был настолько твердым, что он начал раздумывать, что же такое ему снилось. Он взялся за свой член и из экспериментаторского интереса потянул за него. Тот откликнулся чем-то отдаленно напоминающим физическое удовольствие.
— Мне все известно о Галвестоне, — прошептал Колдвел.
Как-то раз (Колдвел не мог вспомнить, когда это было, возможно недавно) он заказал в свой гостиничный номер девушку по вызову. Когда он набрал номер телефона, диспетчер засыпала его целым ворохом вопросов, пытаясь выяснить его предпочтения.
— Блондинку или брюнетку? — поинтересовалась она.
— Все равно. Блондинку, — решил он, испугавшись, что девушка с темными волосами может напомнить ему Джейм.
— Хорошо. Как вы относитесь к пышнотелым девушкам? — Диспетчер говорила прокуренным голосом, время от времени делая паузы, чтобы жадно затянуться.
— Мне все равно. Мне просто нужна девушка. Только побыстрее.
— Ну, тут, голубчик, возможно, придется подождать. К нам движется ураган.
— Пусть поспешит, — повторил Колдвел. — Надо, чтобы она добралась сюда прежде, чем начнется ураган.
Диспетчер истолковала это по-своему, как заботу со стороны Колдвела.
— Ладно-ладно. — После этого наступила длинная пауза, и Колдвел представил себе, что диспетчер сверяется с расписанием или чем-нибудь в этом роде. — Знаешь, я могу отправить к тебе Хестер, и она будет у тебя через двадцать минут, но у нее темные волосы. И к тому же она не всем приходится по вкусу.
— Присылайте Хестер. — Колдвел отдернул занавеску и уставился на небо. Если бы его в этот момент спросили, где он находится, он бы не знал, что ответить, — земля была плоской и бесконечной, и он мог находиться как в канадских, так и в американских прериях; единственное, что он знал досконально, так это небо, за которым наблюдал весь день. Он видел, как формируются облака, как они поднимаются к тропосфере, а затем сплющиваются и образуют нечто вроде огромных наковален. Он видел, как они темнели и превращались в черные тучи, которые теперь распространяли жуткие зеленоватые отблески. Времени оставалось совсем мало, поэтому пусть присылают эту Хестер.
Однако циклон обрушился раньше, чем появилась девушка. Колдвел видел, как он прокатился по главной улице, заставая врасплох пешеходов. Он срывал шляпы с голов и вырывал из рук сумки. Люди разбегались по парадным и прятались под навесы. Ураган играючи несся вслед за ними, срывая зеленый брезент и швыряясь градинами размером в мяч для гольфа.