Колдвел следил за женщиной, которая продолжала идти по улице, наклонившись вперед, отказываясь от каких бы то ни было укрытий. Ветер пытался сорвать ее мокрое до нитки платье. Так что Колдвелу была видна не только форма ее груди, но и темные соски. Под платьем были крохотные трусики, и Колдвел догадался, что это и есть Хестер, поскольку она не отрывала взгляда от гостиницы.
Ветер сбил ее с ног, и она упала на тротуар. Ей удалось приподняться на одно колено, и она замерла в ожидании, когда стихнет очередной порыв. Когда завывания ветра стали глуше, она вскочила и бросилась бегом по направлению к гостинице, исчезнув из виду. Через пять минут в дверь Колдвела тихо постучали.
Когда он открыл, внутрь ввалилась одурманенная и полубезумная женщина.
— Черт бы побрал эту погоду, — провозгласила она. — Прямо-таки какая-то библейская буря.
Колдвел понял, почему диспетчер сказала ему, что Хестер не всем приходится по вкусу. У нее были очень странные черты лица — слишком длинный нос, слишком маленькие глаза, а рот был рассечен шрамом, отчего губы выглядели кривыми. Из-за этого шрама многие слова, которые произносила Хестер, звучали по меньшей мере странно — вместо «с» из ее рта вырывался свист, а звук «ф» звучал как выдох.
Колдвел подошел к мини-бару, открыл его и предложил женщине выпить.
— Конечно, все что угодно, — откликнулась та, оглядывая себя. Одно колено у нее было разбито и кровоточило, с платья стекала вода, темные волосы облепили спину и плечи. — Знаешь, малыш, я в полной жопе, — заметила она и направилась в ванную, чтобы привести себя в порядок, правда не закрыв при этом за собой дверь. — Мой отец совершенно сдвинулся на религии, — прокричала она, пытаясь заглушить шум фена. — Так вот, он считает, что с помощью ураганов Господь Бог нам показывает, как мы Его достали. То есть проявляет свой гнев. И вот пока я шла сюда, я подумала, может, этот ураган поднялся из-за того, что я шлюха и Господь недоволен этим. Но если Он злится на меня, то при чем здесь остальные?
— Хороший вопрос, — откликнулся Колдвел. Он сидел на кровати, глядя в зеркало, в котором отражалось происходящее в ванной. Хестер стояла, обмотавшись полотенцем, и, подняв руки, просушивала феном волосы. — В Средние века люди считали, что молния — это знак гнева Божьего, — продолжил Колдвел.
— Да, в этом есть своя логика.
— Поэтому они отправляли на церковную колокольню какого-нибудь звонаря, чтобы тот звонил в колокол и ублажал Господа. Но, естественно, во время грозы хуже места, чем колокольня, не придумаешь. И эти звонари регулярно погибали от разрядов молнии. И тем не менее люди продолжали это делать на протяжении нескольких веков. — Колдвела довольно часто посещало ощущение, что в одной из предыдущих жизней он был звонарем.
Хестер вышла из ванной, подошла к Колдвелу и сбросила полотенце.
— Ты хочешь что-нибудь конкретное, малыш?
Когда он отрицательно покачал головой, она взяла его руку, провела ею по своей груди, животу и, наконец, зажала ее между своих мягких ляжек.
Колдвел посмотрел в окно. Ураган миновал, оставив после себя лишь серое небо и непрерывно идущий дождь. Гроза израсходовала все свои силы.
— Малыш? Ты здесь?
Дождь размывал контуры предметов — дома растворялись в улице, проезжая часть смешивалась с землей.
Хестер опустилась на кровать рядом с Колдвелом и, протянув руку, прикоснулась к его пенису.
— Ну давай, малыш, — прошептала она, — давай перейдем к выполнению программы. — Она расстегнула его брюки, запустила внутрь руку и принялась ласкать его член. — А-а… — Она чуть помедлила, а потом спросила нежным голосом: — У нас небольшие проблемы с гидравликой?
— Прости, — выдавил из себя Колдвел.
— Ничего, не волнуйся. Хочешь, я попробую оживить его губами?
— Вряд ли это поможет, — ответил Колдвел.
— Знаешь, есть такие таблетки, которые можно принимать…
— Знаю.
— Ты ведь сам позвонил, малыш. Ты сделал заказ, теперь тебе придется платить. Скажи, что ты хочешь, и мы тут же этим займемся.
— Можно я расскажу тебе одну историю?
— Черт побери! — воскликнула Хестер. — Мне рассказывали об извращенцах — извини, — которым надо только поговорить, но сама я еще ни одного такого не встречала. Конечно, малыш, рассказывай свою историю.
Колдвел облизнул губы и задумался, с чего бы начать.
— Однажды утром я проснулся, — начал он. — Это была суббота, в доме никого не было, и я разложил на кухонном столе газету…
Рассказывая свою историю Хестер, Колдвел не стал упоминать о том, что целый час прождал появления Дарлы Фезерстоун. Жена и сын уехали за его матерью, с тем чтобы потом встретиться с ним у офиса лотереи, предъявить чек и сфотографироваться. Колдвел поднялся в спальню и рухнул на кровать, репетируя праздную жизнь, которую ему теперь предстояло вести. Он потянулся, удовлетворенно погладил живот и вдруг заметил, что у него наступает эрекция. Дарла Фезерстоун сказала, что приедет через некоторое время, и Колдвел справедливо решил, что у него в распоряжении есть по меньшей мере пять-десять минут. Он попытался напомнить себе, что вечером они с Джейм наверняка займутся сексом, так как это было ее любимой реакцией на хорошие новости, но не мог решить, благотворно или отрицательно повлияет на это мастурбация. При этом его игра с собственным членом только усугубляла ситуацию — теперь он был одержим похотью.
И вот он начал теребить член, представляя Дарлу Фезерстоун (не то чтобы он намеренно вызывал ее образ, просто она возникла сама по себе). Она танцевала перед ним, как одна из девиц в местном баре. На ней было расшитое блестками бикини, но она почти сразу же сорвала его с себя. Для того чтобы это сделать, она повернулась к Колдвелу спиной. Попка у нее была безупречной. А потом, расстегивая лифчик, она обернулась, и Колдвел увидел ее грудь; соски указывали на небо, так как в мечтах сила земного притяжения отсутствует.
Колдвел судорожно попытался вообразить на той же иллюзорной сцене Джейм, так как ему стало стыдно, что он мастурбирует, представляя себе Дарлу, и грезит о ее теле с наивным энтузиазмом своих учеников, находящихся во власти неуправляемых гормонов. Он прекрасно понимал, что в реальной жизни ее тело не может быть таким совершенным и что оно, точно так же как и у всех, покрыто морщинками и складками. Похоже, Джейм именно на это и намекала: когда она оказалась рядом, то наградила Дарлу испепеляющими взглядами. Тело Джейм было отмечено влиянием времени. То, что в двадцатилетнем возрасте, когда она была чемпионкой межуниверситетских игр, являлось налитыми мускулами, начало постепенно обрастать жиром. И все равно Колдвел любил тело жены, и он принялся дергать себя за член со всем энтузиазмом, на который только был способен. Но когда он кончил, перед его глазами снова стояла Дарла Фезерстоун.
Он открыл глаза и увидел мир за окном спальни. В покрытое изморозью стекло стучал град. «Вот, наверное, почему эти телевизионщики задерживаются…» — подумал он.
В дверь постучали. Колдвел вскочил с кровати и с изумлением обнаружил отсутствие всего того, что он ожидал увидеть — ни ночников, ни до блеска отполированного комода, украшенного тремя хоккейными кубками, которые Джейм неохотно и со смехом позволила ему хранить в их спальне. Вместо этого перед Колдвелом были две кровати и старая раковина, тускло освещаемые еле занимавшимся рассветом. За стеклянной дверью, обхватив себя руками, чтобы согреться, стояла Беверли. И Колдвел неуверенно открыл дверь.
— Ну что, рыбачить будем или дурака валять? — поинтересовалась Беверли.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1
У Мейвела оказался длинный катер с большим подвесным мотором, который был прикрыт тентом. Так что сесть им было некуда, за исключением маленькой скамейки, расположенной рядом с приборной доской. Все остальное пространство было занято удочками, канатами и длинным толстым шестом с заостренным концом.
Беверли показалось, что они довольно быстро очутились вдали от берега. Когда она рыбачила с дедом, поездка до нужного места занимала гораздо больше времени. Дед останавливался в марине, чтобы заправиться, и исчезал в здании, оставляя Беверли сидеть в лодке, пока какой-нибудь подросток заливал бензин в их оранжевый бак. Через полчаса дед появлялся, не очень твердо держась на ногах, но зато полный оптимизма относительно грядущего улова. При этом он почти всегда забывал купить червяков, ради чего, собственно, и заходил в здание марины. Дело кончалось тем, что он закуривал сигарету и отправлял за червяками Беверли.
Мейвел вел катер в гробовом молчании, что также отличалось от того, как это обычно делал дед Беверли. Он пел, рассказывал грязные анекдоты и вспоминал о своем детстве. Через много лет Беверли пришлось это пережить еще раз, когда она снова встретилась с ним в стране проклятых и день за днем проводила в баре «Доминион». Временами она, вздрогнув, выходила из своего ступора, вдруг понимая, что знает конец очередной рассказываемой истории. Больше всего ее поражала скудость жизни деда, который успел накопить лишь дюжину заплесневевших историй и был лишен какой-либо перспективы пережить новые.
У Колдвела были свои воспоминания о рыбалке, он отправлялся на нее с сыном, сидевшим на носу катера и глядевшим вперед. Энди всегда надевал странную шляпу — что-то вроде того, что могли бы носить иностранные легионеры, — с длинным козырьком спереди и куском материи, свисающим на шею для защиты ее от солнечных ожогов. Он надевал ее, подражая своему кумиру в области рыбной ловли, который посредством одноименного журнала и еженедельного телешоу забивал голову мальчика странными и сложными идеями. В результате Энди считал озеро Симко «мезотрофным» и стремился ловить рыбу там, где она никогда не водилась. Колдвел ссылался на то, что он уже давно живет на берегу этого озера и узнал его секреты с помощью друзей и разных дядьев, но Энди был непоколебим. Он отыскивал какую-нибудь заросшую заводь и требовал остановиться именно там. Колдвел настаивал на том, что рыбы там нет и никогда не было, а отсутствие улова огорчит Энди. Хотя, по правде говоря, Энди было все равно, поймают они что-нибудь или нет: сохранение верности кумирам было для него важнее, чем реальные результаты. Гораздо больше переживал Колдвел. В то время когда он еще был способен к переживаниям, он реагировал на малейшие неприятности сына.