Сам Колдвел не испытывал ненависти к Богу прежде всего потому, что никогда Его особенно не любил. Возможно, в юности он и допускал существование Всемогущего и, занимаясь спортом, зачастую вставал вместе с остальными игроками в кружок и обращался к Нему с мольбами о победе. Однако после матча, если его команда побеждала, Колдвел никогда не произносил благодарственных молитв, как делали остальные, более религиозные члены команды. Он просто скидывал с себя форму, вставал под душ и наслаждался своей собственной силой. Как тогда он не нуждался в Боге, так и сейчас не обвинял Его.
С Беверли все было иначе.
У нее были претензии к Богу, и она их не скрывала. Более того, однажды она даже попала в неприятную ситуацию из-за этого. Возможно, власти и не обратили бы внимания на этот инцидент, если бы он не произошел вскоре после ареста Беверли за появление в общественном месте в голом виде. На самом деле власти отнеслись к ней исключительно лояльно и сняли обвинение в вандализме, так что в результате Беверли была вынуждена оплатить лишь стоимость витража и начать посещать дополнительного психотерапевта.
В полицейском отчете сообщалось, что она швыряла камни в уникальный древний витраж церкви Всемилостивой Богородицы, на котором была изображена безликая Дева Мария (лицо ее было скрыто капюшоном) с маленьким Иисусом на руках. Обе фигуры были окружены сотней птиц, расположенных настолько близко друг к другу, что металлическая перегородка, образующая край крыла одной птицы, одновременно являлась верхом крыла другой.
В полицейском отчете не содержалось никаких упоминаний о погоде и приближающемся урагане. (Точно так же как власти не обратили внимания на то, что появление Беверли в голом виде у пруда не было связано с нудизмом и объяснялось лишь странными завихрениями тумана, поднимавшимися к небу.) Никто не заметил, что, когда Беверли арестовывали, небо закрыли черные тучи, а голубоватые всполохи молний начали с треском разрезать все окружающее пространство. Однако ни дождя, ни града не было, что чрезвычайно изумило Беверли. При этом следует помнить, что Беверли была под хорошим градусом, так как в течение нескольких часов причащалась алкоголем в баре «Доминион». Ее дед валялся на мусорных бачках за церковью. Он дополз до них, полагая, что его должно вытошнить, и это была единственная мысль, способная родиться в его пьяном мозгу. Впрочем, его не вытошнило в основном благодаря тому, что он уже в течение нескольких дней ничего не ел, поэтому он всего лишь несколько раз рыгнул и погрузился в сон, оставив Беверли размышлять над тем, почему с неба ничего не падает. Это привело ее к мысли о том, что Господь Бог ничего не может сделать правильно, что Он просто шут гороховый и только все портит. И именно в приливе ощущения беспомощности Беверли подняла пригоршню камней и принялась швырять их в Иисуса и Деву Марию, сиявших над ее головой. Она сама удивилась, когда витражные стекла начали раскалываться. Она вспомнила истории о женщинах, проявлявших нечеловеческие способности, защищая своих детей: как они могут поднять машину, сбившую ребенка, или справиться с полярным медведем, угрожающим младенцу. Здесь было то же самое. И за несколько минут Беверли разбила практически все панели.
— Может, пойдем обратно к коттеджам? — предложил Колдвел.
Но Беверли покачала головой:
— Нет. Еще рано.
Она наклонилась вперед, встала на цыпочки и поцеловала Колдвела в губы.
— Пошли, поможем готовиться к встрече урагана, — сказала она. — Сначала надо выполнить все мелкие дела.
6
Мейвел Хоуп, стоя под дождем и изнемогая от желания закурить, заколачивал окна. Вообще, это было обязанностью Лестера, но Мейвел почему-то испытывал к нему странное чувство жалости. Это чувство плохо уживалось в его душе, поэтому время от времени он просто делал за Лестера его работу. Тем более что Лестер всегда выполнял свои обязанности достаточно небрежно, особенно после того, как принимал несколько стаканчиков рома. Уже не говоря о том, что в тот момент его нигде не было видно. Кроме того, Мейвелу надо было чем-то занять руки, привыкшие к сигарете. Он и рот заполнил длинными трехдюймовыми гвоздями, ощутив горьковатый привкус ржавчины.
— Помочь?
Мейвел обернулся и увидел мокрого от дождя, но странно довольного Колдвела. Мейвел еще никогда не видел его улыбающимся. Он выплюнул гвозди, чтобы восстановить дар речи.
— Если вам не трудно, сэр, прижмите этот щит плечом.
Колдвел налег на фанеру. Мейвел примерился и начал вколачивать гвоздь.
— Вы мне позволите задать вам один вопрос, сэр?
— Валяйте.
— Что с вами такое делается? С вами, этой женщиной и Ньютоном. Похоже, вам нравятся ураганы. Почему?
— Ну… — Колдвел сделал вид, что задумался, хотя это была одна из немногих вещей, которую он знал абсолютно точно. — Энергия.
— То есть?
— Ураганы несут с собой энергию.
— Ну…
— Это трудно объяснить.
— Отчего же? Я все понял, — покачал головой Мейвел. — Ураганы несут энергию. А вам ее, как я понял, недостает.
Колдвел пожал плечами.
— Видите ли, со мной кое-что произошло.
Хоуп тремя прицельными ударами загнал в щит еще один гвоздь.
— С каждым из нас кое-что произошло, — заметил он. — И лично я ни с кем не стал бы меняться местами.
К собственному удивлению, Колдвел рассмеялся.
— Вы абсолютно правы, Мейвел.
— Значит, вы добились своей цели, сэр. А вам не приходило в голову, что вы можете погибнуть?
— Жизнь и существование не одно и то же, — ответил Колдвел.
— Ну, вот этого я не понимаю, — откликнулся Мейвел и, взяв новый лист фанеры, отправился к следующему окну.
Беверли помогала Полли переносить продукты в кладовую — узкую расщелину, расположенную за баром, в которую вел люк. Полли, вытянув руки, стояла, по пояс высунувшись из проема, а Беверли передавала ей ящики с бутылками, коробки и банки, которые та аккуратно укладывала внизу.
— Похоже, вы поладили с мистером Колдвелом, — заметила Полли.
— Гм. — Беверли откинула с лица прядь волос и подняла ящик с бутылками пива. — Странное выражение. В чем поладили? Где поладили?
И Полли, не удержавшись, вдруг начала произносить текст, который звучал как выдержка из рекламной брошюры:
— Теплый целительный климат Карибских островов способствует возникновению многочисленных романов.
— Серьезно? — Беверли отнеслась к этому как к новым сведениям, которые необходимо обдумать. — Тогда вам нетрудно будет представить, что произойдет, когда налетит ураган.
БОльшую часть своего оборудования Джимми Ньютон перенес в главное здание Уреза Воды. Цифровую камеру, подсоединенную к одному из ноутбуков, он установил на треноге в ресторане, а сам ноутбук, подсоединенный, в свою очередь, к небольшой металлической антенне, расположенной точно по центру помещения, положил на столик.
Затем он сел за стол, удовлетворенно сложил руки и улыбнулся.
— Эй, — произнес он, — я на Банке Дампиера, о которой вы, ребята, даже никогда и не слышали. Я сижу в гостинице, которая называется «Урез Воды», и мы ждем прихода урагана «Клэр». Скорее всего, он достигнет нас через три — три с половиной часа. К этому времени еще не стемнеет, и, если все это новое оборудование меня не подведет, я собираюсь кое-что заснять, и вы, ребята, получите это в прямой эфир. А вот и мои подружки Гейл и Сорвиг, — добавил он, оглядываясь на раздавшийся за спиной звук. — Они не занимаются охотой за ураганами, поэтому им немного страшно… Эй, девочки, идите сюда, улыбнитесь в камеру и передайте привет близким.
Гейл и Сорвиг сели за стол и с вопросительным видом посмотрели на камеру. Они наконец сняли свои купальные костюмы и облачились в джинсы и футболки. У обеих в руках были щетки, которыми они пытались расчесать мокрые волосы.
— Что это такое? — поинтересовалась Гейл.
— Это, — гордо ответил Ньютон, — моя новая цифровая камера, а вон там — система Джи-эс-эм, с помощью которой, если нам повезет, мы выйдем во Всемирную паутину.
— Живьем? — спросила Сорвиг.
— Да. Вы хотите кому-нибудь передать привет?
— Да, мы хотим передать привет нашему начальнику Энди Проберту, — ответила Гейл. — Привет, говнюк…
Но Сорвиг не дала ей закончить:
— Ты еще пожалеешь, что не перенес наш отпуск на другую неделю.
Наверное, пробило шесть вечера, когда, предваряемые фанфарами волн, внезапно обрушившимися на восточную сторону острова, на Банку Дампиера налетели первые по-настоящему сильные порывы ветра. После чего раздался странный шум, ибо все, что не было укоренено в земле, начало стонать и содрогаться. Высокими голосами жалобно завыли провода. Устало застонали линии электропередач.
Мейвел Хоуп осторожно вошел в церковь. Так в разгар ночи в свой дом входит выпивший не в меру человек, стараясь не разбудить родных и не натолкнуться на разные предметы. Он остановился в проходе и начал ждать, когда глаза привыкнут к сумраку. Как и у всех Хоупов, у него было странное отношение к церкви. В каком-то смысле она являлась для него запретным местом, и он сюда никогда не входил, особенно когда внутри происходили какие-нибудь религиозные церемонии. Например, во время венчаний Мейвел всегда стоял снаружи. Островитяне считали хорошим знаком, если первую пригоршню риса бросит Мейвел Хоуп, но он-то понимал, что таким образом они просто проявляют к нему свое расположение, ибо его присутствие в церкви поставило бы их в неловкое положение. И не потому, что его дед, отец или он сам совершили что-либо неподобающее; просто имя Хоупов традиционно было овеяно каким-то мраком. Он родился безбожником с пиратским сердцем, и все это знали. Зато никто не догадывался, что именно Мейвел Хоуп каждый год заново перекрашивал церковь в голубой цвет, чтобы она была одного цвета с небом.
Он сделал несколько шагов вперед, опустился на колено и прикоснулся к плечу Лестера. Садовник тут же проснулся, вскочил на ноги и повернулся к Мейвелу, который стоял в ожидании, когда кошмары Лестера окончательно рассеются.