— Позвольте ваши документы, — наконец произнес он.
— Нет уж, товарищ, вы лучше бросьте со мной эти фокусы, — рассердился Карягин. — Я не для шутовства прислан сюда из Смольного. Потрудитесь доложить комиссару, что вновь назначенный командир батальона металлургистов желает его видеть.
Слова Карягина, по-видимому, произвели впечатление, так как оборванец моментально скрылся, а через минуту в дверях появилась фигура маленького человека с крючковатым носом и вообще с отличительными чертами израильского племени.
— Пожалуйте, пожалуйте, — запищал человечек, жестикулируя и сильно картавя. — Вот сюда, вот сюда, — забегал он вперед, указывая дорогу.
Пройдя небольшой коридор, все трое очутились в большой светлой комнате, вероятно, служившей раньше кабинетом какому-нибудь чиновнику.
— Садитесь, пожалуйста, — подвигая Карягину кресло, суетился комиссар.
— Вот, будьте любезны, товарищ комиссар, прочтите эту бумажку, — подавая приказ о своем назначении, проговорил Карягин. — А вот это мое предписание из Смольного.
— Прекрасно, прекрасно, — повторял комиссар, поднося бумаги к своим близоруким глазам.
— Ну-с, так вы удостоверились теперь, что я действительно назначен командиром батальона.
— О, вполне, вполне!
— В таком случае расскажите мне, где батальон размещен, — вытаскивая из кармана план, продолжал Карягин.
— Да видите ли, я, собственно говоря, хорошенько этого не знаю. Ведь я в военном деле очень мало понимаю. Вот товарищ адъютант, тот вам все расскажет. Вообще, военную часть я ему поручил.
— Да какая же теперь, кроме военной, другая часть может быть? — улыбнулся Карягин.
— Как какая? А политическая. А экономическая. Теперь ведь не то, что было раньше. Теперь каждый солдат должен быть сознательным человеком.
— Ну хорошо, хорошо, — прервал Карягин комиссара. — Сообщите мне численность, вооружение и расположение батальона.
Адъютант приблизился, и водя пальцем по плану, принялся рассказывать. Когда тот кончил, Карягин попросил его оставить их с комиссаром одних.
— Товарищ, вы знаете этого человека? — когда адъютант вышел, спросил он.
— Какого человека? Адъютанта-то?
— Да, я вас именно об адъютанте и спрашиваю. — Кто он такой?
— Он бывший офицер, — понижая голос, отвечал комиссар. — За какую-то историю, а может быть за пьянство, его уволили со службы. Это было еще задолго до войны. Потом он работал по разным специальностям. Перед самым нашим восстанием, узнав, что я назначен в этот батальон комиссаром, он предложил мне свои услуги как специалист военного дела. Да вы на счет него не беспокойтесь. Он очень полезный человек, уверяю вас.
— Так коли он полезный, вы бы хоть одели его. А то стыдно сказать. Адъютант новой пролетарской части, а одет, как босяк.
— Да все, знаете, времени не было. Эти военные распоряжения массу времени отнимают.
— Хорошо, от военных распоряжений вы теперь свободны, так уж позаботьтесь о нем.
— Да, да, я непременно, я обязательно…
— Ну-с, а я пойду осмотрю расположение батальона. Может быть, и вы пройдете со мной?
— Нет, нет! Зачем же мне идти? Я ведь все равно ничего не понимаю. Только понапрасну погинуть могу.
Сопровождаемый адъютантом и двумя ординарцами, Карягин отправился на позицию. Оказалось, что люди его батальона, главным образом, были расположены в квартирах верхних этажей, откуда было удобно обстреливать целые кварталы. Остальные же несли патрульную службу по улицам.
— А где у вас пулеметы? — обратился он к адъютанту.
— На крышах.
— Вот это напрасно. Прикажите их немедленно спустить на улицу и расставить по два на перекрестках. А где ротные командиры?
— Какие тут ротные командиры, товарищ. Здесь кто больше кричит, тот и командир. Только именем комиссара мне и удается с ними справиться.
«Ну, это я выясню», — как бы про себя, заметил Калягин.
Только что он собирался идти назад, как заметил группу вооруженных людей, двигавшуюся со стороны центра города.
— Это что за люди?
— Пленных ведут, — всматриваясь в толпу, отвечал адъютант.
— Куда же их?
— Сперва к комиссару, а затем в расход.
В это время толпа поравнялась с Карякиным. Окруженные красногвардейцами, шли мальчики-юнкера. Шли на мучительную смерть. Их стройные, одетые в аккуратно пригнанные шинели, фигуры резко выделялись из общей толпы.
— Где их поймали? — спросил адъютант у одного из конвойных.
— Тут, недалече. Засели они в один домишко угловой да вдоль улицы постреливают себе, и шабаш. Два дня сидели, да прозевали, как ихние отступать стали. Домишко-то мы и окружили. Хотели было штурмом взять, да куды там. Такую трескотню подняли, что не приведи господи. Пришлось обождать. Как растреляли они патроны, так положили пробиваться к своим. Тут уж мы их и переловили.
Несчастные пленники, по-видимому, знали о предстоящей им участи, так как относились совершенно безучастно к происходившему вокруг. На их бледных, изнуренных лицах можно было прочесть только полное безразличие и апатию. При взгляде на них кровь бросилась к лицу Карягина. Какой-то тайный голос шептал ему, что его место там, среди этих героев, что они близки ему, что они, а не он, идут верной дорогой. Невольно он отвернулся. Спасти их? Нет, мне поздно возвращаться назад. Даром что ли столько подлости и грязи принял я на свою совесть. Пусть гибнут глупые, непонимающие, не хотящие понять того, что происходит. Я понял и, как искусный моряк, лавируя между опасностями, выйду на безопасный и широкий фарватер. Прочь слабость, иначе я свалюсь на полдороге и меня задавят так же, как и этих мальчишек!
После окончательного занятия Москвы большевиками, Карягин продолжал числиться командиром батальона, но фактически совершенно не вмешивался в его жизнь. Он занялся своими делами. Наташа по-прежнему не выходила из его головы. Из рассказов сестер того госпиталя, в котором он ее впервые увидел, Карягин знал, что она была на каких-то высших курсах, но на каких? С методичностью человека, решившегося во что бы то ни стало добиться своего, он начал обходить все существующие в Москве высшие курсы. Пользуясь своим положением, он заставлял перерывать архивы и перечитывать все списки. Однажды, уже теряя надежду на успех своего предприятия, он отправился на сельскохозяйственные курсы, стоявшие на очереди в его списке. Вызвав ректора, Карягин обратился к нему.
— Я вас очень прошу, профессор, помочь мне разыскать мою сестру. Она училась на ваших курсах вплоть до начала войны, а затем поступила в сестры милосердия.
— Трудную задачу вы мне задаете, — улыбнулся ректор. — Сами же вы говорите, что ваша сестра ушла с курсов. Каким же образом мы можем знать, где она находится теперь?
— Я и не прошу об этом. Дайте мне только адрес ее квартиры, где она жила во время слушания курсов. Дальше я сам постараюсь узнать.
— Что ж, если книга с адресами еще сохранилась в архиве, то вашу просьбу будет легко исполнить. Да вот пройдемте в архив. Вам за какой год? — роясь в запыленных книгах и тетрадях, спросил он.
— Да перед самой войной.
— Значит, 1914-й. Извольте, — передал он Карягину тетрадь.
С лихорадочной поспешностью тот начал перелистывать страницы.
— Неужели и здесь не повезет? «Наталия Владимировна Воробьева», — прочел он с радостным волнением.
— Очень благодарю вас, господин ректор, — записывая адрес, откланивался он.
— Что, нашли?
— Да, благодарю вас, нашел.
— А как фамилия вашей сестры?
Но Карягин уже не слышал. Он торопился по адресу.
«А что, — соображал он, — если она и сейчас там живет. Впрочем, нет, не может быть. Не такой уж человек, чтобы сидеть сложа руки в такое время».
Без труда разыскав квартиру Наташи, он позвонил. Прошло несколько минут ожидания и дверь отворилась.
— Что вам угодно? — спросила его взволнованная Мария Васильевна.
С тех пор, как воцарялись большевики, бедная женщина не могла слышать звонка. Обязательно волновалась.
— Скажите, пожалуйста, здесь живет Наталия Владимировна Воробьева?
— Раньше жила, но вот уже четвертый день как выехала.
— А куда она выбила?
— Этого я не знаю, — подозрительно оглядывая Карягина, отвечала она. — Сложила вещи, да и уехала, а куда, я и не полюбопытствовала спросить.
«Знает или не знает? — сверлила мысль голову Карягина. — Если знает, то я заставлю ее разговориться».
— Да вам на что ее нужно? — обратив внимание на огорченное лицо незнакомца, полюбопытствовала хозяйка.
Перемена в тоне собеседницы не ускользнула от внимания Карягина. «Знает», решил он.
— Как же мне ее не искать! Ведь она же моя невеста.
— Вот как, — сочувственно протянула Мария Васильевна. — А я и не подозревала, что Наталия Владимировна собирается замуж. Ну уж коли вы жених, неудобно как-то говорить о таких вещах на улице. Видите ли, сама-то я не знаю, куда она уехала, но вам может помочь ее подруга, которая все время жила с ней в одной комнате. Уж она наверное знает.
— А где же эта подруга?
— Она скоро придет. Вы не стесняйтесь, молодой человек. Посидите у меня. Я уверена, что самое большее через полчаса она будет дома. Когда же это вы познакомились с Наталией Владимировной?
— Во время войны. Ведь она была сестрою в лазарете N-ской дивизии, на Румынском фронте. Я у нее в палате, после ранения, лежал.
— Очень, очень приятно познакомиться с женихом Наталии Владимировны, — тараторила Мария Васильевна, угощая Карягина чаем и совершенно забыв первоначальные свои подозревая. — Да, прелестная девушка. И ведь какая энергичная. Вы знаете, как она тут у меня в квартире одного юнкера спасла?
— Нет, этого я не слышал. Расскажите, пожалуйста.
Доверчивая женщина, ничего не тая, передала ему все, что читателю уже известно.
— Да, это на нее похоже, — отвечая на свои мысли, произнес Карягин.
Раздался звонок.
— Это, вероятно, Евгения Николаевна вернулась. Это подруга вашей невесты, — заметив вопросительный взгляд гостя, пояснила хозяйка.