— Ну, это предписание мало что доказывает. Вы могли найти его, снять с убитого или отнять у пленного.
— Это верно, ваше превосходительство, но мои документы, мой отпускной билет. Они свидетельствуют о том, что предписание выдано именно мне и что я действительно ротмистр Карягин.
— Не убедительно, — пробурчал генерал. — А что может служить гарантией, что и эти документы не достались вам таким же способом, как и предписание?
Карягин задумался.
«Черт их знает. Как же им доказать, что я действительно я».
Невольно вспомнилась ему виселица, которую он мельком видел, проходя через площадь. Мурашки пробежали по его спине. Вдруг он вспомнил о ротмистре Зайцеве, который помог ему в Москве достать подложные документы и предписание.
«Ведь Зайцев ехал к Корнилову. Если он доехал, я спасен».
— Ваше превосходительство, — снова заговорил он. — В одной из военных частей добровольческой армии находится мой товарищ но N-скому полку. Ротмистр Зайцев. Он может засвидетельствовать не только мою личность, но и мое стремление попасть в добровольческую армию во время нашего совместного пребывания в Москве.
— Зайцев? — переспросил генерал.
— Делопроизводитель, попросите в штабе дать справку, находится ли у вас ротмистр Зайцев N-ского полка. Если он состоит у нас, то попросите немедленно прислать его в суд.
— Ну-с, хорошо, — продолжал старик, снова обращаясь к Карягину. — Что еще вы можете сказать для своего оправдания.
— У меня остается еще немного, что я хотел бы доложить суду, — отвечал последний. — Я хочу обратить внимание суда на то, как была организована защита и охрана станицы от наступающих частей добровольческой армии отрядом, которым я командовал. Для всякого военного человека, по моему мнению, должно быть совершенно ясно, что обороной руководил человек или ничего не понимающий в военном деле, или обдуманно способствующий неприятелю. Зная из опроса проезжих о вашем наступлении, я принял все меры, чтобы облегчить и обеспечить вашу победу. Мною был выслан только один разъезд, которого не выслать я не мог, опасаясь обвинения в предательстве или, по крайней мере, возникновения подозрений у комиссара. Он от меня не отходил. Никаких других мер безопасности мною принято не было. Ни одного караула или заставы я не выставил. Весь мой отряд в полном составе, за исключением одного разъезда, спал по квартирам.
— Имеются ли, господа, какие-либо вопросы? — обратился генерал по очереди к обоим членам суда, слегка наклоняясь в сторону спрашиваемого.
Последовали отрицательные ответы.
— Хорошо, пока нам сообщат о ротмистре Зайцеве, потрудитесь-ка стать вон в тот угол и обождать.
Как и Карягин, сопровождаемый конвойными, испуганно озираясь, вошел комиссар. Увидев председателя, он бросился перед ним на колени.
— Ваше превосходительство, — быстро-быстро заговорил он. — Ваше превосходительство, пощадите. Я не своею волею. Партийная дисциплина заставила. Я не хотел идти против народных патриотов, но не мог не подчиниться силе. Вот он свидетель, — тут он бросил умоляющий взгляд на Карягина. — Они свидетель, как я любил генерала Корнилова, который так геройски убежал из австрийского плена. Я…
— Да замолчишь ли ты! — топнул ногою генерал. — Как твое имя, отчество и фамилия?
Бледный как мертвец, со слезами, стоявшими в глазах, комиссар назвал себя.
— Ты ли был комиссаром той шайки разбойников, которую этой ночью мы выгнали из станицы?
— Да, ваше превосходительство. Я был комиссаром, но клянусь вам Богом, что не по своей воле. Клянусь, что никогда не буду больше, как бы меня ни пугали…
— Довольно, — остановил его генерал.
Задав обычный вопрос членам суда о неимении вопросов, он велел вывести подсудимого.
Шатаясь, с блуждающим взглядом, несчастный поднялся с колен. Несмотря на старание конвойных, он ни за что не хотел встать на ноги, во все время допроса.
— Пощадите, — прерывающимся голосом произнес он и, поклонившись, вслед за конвойными пошел к дверям.
«Сыщут Зайцева или нет?» — сверлила мысль в голове Карягина. Воображение уже рисовало ему площадь. Толпу народа, виселицу и его, Карягина, стоящего на эшафоте с петлей на шее. Ожидание начинало волновать его нервы. Он с досадою заметил, что начал дрожать мелкой дрожью.
«Лишь бы судьи не заметили», — силился он одолеть свою слабость.
Как в тумане прошел перед ним допрос комиссара. Как будто издалека доносились до него вопросы председателя и ответы подсудимого.
— Ввести следующего, — между тем приказал генерал.
— Ваше превосходительство, ротмистр Зайцев явился, — произнесла чья-то голова, просунувшись в приоткрытую дверь.
Как будто птицы запели в душе Карягина.
«Спасен», — мысленно поздравил он себя, и к нему снова вернулась вся его бодрость.
— Пусть войдет, — ответил генерал.
— Знаете ли вы этого человека? — обратился он к вошедшему.
Зайцев обернулся, и при виде Карягина лицо его изобразило удивление, а затем неподдельную радость.
— Так точно, ваше превосходительство. Эго ротмистр Карягин, мой однополчанин.
— А можете ли вы засвидетельствовать, что он действительно пытался проехать в добровольческую армию?
— Безусловно, могу. Мы, ваше превосходительство, с ним внести хлопотали в Москве о получении предписаний и подложных паспортов. С этой стороны я могу поручиться за ротмистра Калягина.
— Хорошо. Вывести подсудимого. Только ведите его в помещение штаба. Пусть там обождет решения суда.
Карягин, сопровождаемый Зайцевым и двумя конвойными, вышел в коридор.
— Следующего, — услышал он голос председателя.
— Как ты попал сюда? — накинулся на него Зайцев, лишь только они очутились за дверями. — Вот так встреча! Да еще где? В заседании полевого суда!
В двух словах Карягин рассказал ему придуманную им историю о том, как он задержавшись в Москве, выехать уже не мог. Как ему пришлось, чтобы пробраться в армию, поступить в красные командиры.
— Ловко! — одобрил Зайцев, выслушав эту историю. — Только с твоей энергией и было возможно преодолеть столько препятствий. Ну теперь тебя конечно оправдают. В этом сомнений быть не может. Так не хочешь ли поступить в наш отряд? Опять вместе послужим.
— Конечно хочу.
— В таком случае, ты здесь постой, а я сбегаю к командиру и притащу его сюда, чтобы он похлопотал о твоем назначении. Надо торопиться, а то, чего доброго, засунут тебя в пехоту. До скорого, — уже из-за дверей крикнул он.
В ожидании решения своей судьбы, Карягин, под охраной конвойных, оставался стоять в коридоре. Мимо него то и дело сновали рассыльные и адъютанты. Сквозь запертую дверь комнаты, в которой заседал суд, было слышно почти каждое слово, но Карягина суд больше не интересовал. Только что избежав опасности быть повышенным, он чувствовал себя удивительно легко.
«Что же, — размышлял он. — Если не удался мой первый план — разбить Корнилова и захватить Наташу силой, зато я на пути к осуществлению второго. Осмотрюсь, познакомлюсь с обстановкой, тогда и начну действовать. Милая моя козочка, — продолжал он мечтать. — Ты и не подозреваешь, что ради тебя сегодня я чуть не погиб ужасной смертью. Но, безусловно, удача мне сопутствует. Я глубоко уверен, что недолго придется ждать осуществления моего плана».
Внезапно его мечты были прерваны появлением делопроизводителя суда, скользнув через коридор и открыв дверь в канцелярию, он попросил дежурного адъютанта доложить командующему, что заседание суда окончено и что председатель просит разрешения представить приговоры на утверждение.
Адъютант направился к одной из запертых дверей и постучал.
— Войдите, — раздался резкий голос.
Придерживая шашку, адъютант исчез в дверях и очутился в небольшой опрятной, комнате. В ней помещался Корнилов.
Рассматривая разложенные на столе карты и просматривая донесения, генерал стоял нагнувшись над столом и прихлебывал чай из стакана.
— Что скажете? — обратил он свое энергичное сухое лицо с немножко раскосыми глазами к вошедшему.
— Ваше превосходительство, полевой суд закончил свое заседание. Председатель просит разрешения представить приговоры на ваше утверждение.
— Хорошо, пригласите председателя, да, кстати, оповестите командира конного отряда, чтобы он был готов к походу через два часа, а за инструкциями чтобы явился во мне.
— Слушаюсь, ваше превосходительство.
Через минуту, держа под мышкой папку с приговорами, мимо Карягина, дружелюбно улыбнувшись ему, прошел председатель суда и скрылся в дверях канцелярии.
— Пожалуйте, пожалуйте, ваше превосходительство, — протягивая руку, встретил Корнилов старика. — Что, много народу повесили? — улыбнулся он, принимая бумаги и усаживаясь за стол.
— Да, вот троих приговорили к повешению, восьмерых к розгам, а одного оправдали, — усаживаясь напротив Корнилова, докладывал генерал.
— Кто эти три смертника?
— Один — комиссар отряда, который занимал станицу до вашего прихода. Другой — станичный комиссар, в свое время повесивший станичного атамана, а третий — председатель комитета бедноты.
— Утверждаю, — написал Корнилов на первых трех приговорах.
— Вот эти три присуждены к розгам. Это все члены комитета бедноты.
«Утверждаю», — вновь написал Корнилов.
— А это вот оправдательный приговор касается командира красного отряда.
— Почему же оправдательный? — удивился Корнилов, принимаясь читать приговор. — Так. Он вам доказал, что умышленно не принял охранительных мер, чтобы облегчить нашу задачу? Знаете, не верю я этому. Мер он не принял потому, что не допускал возможности нашего наступления в такую погоду. Я и сам не предпринял бы его, если бы знал, что погода так круто изменится. Гм, при нем оказалось предписание моего московского агента. Ах, вот что! Его опознал и за него поручился ротмистр Зайцев. Да, вы правы, конечно. Хотя я почему-то на верю ему. Впрочем, будущее покажет, а пока я и этот приговор утверждаю.
— Ваше превосходительство, — раздался голос дежурного адъютанта. — Командир конного отряда прибыл за инструкциями.