— Коля, Глеб Николаевич здесь! — сидя на своей Машке и махая Глебу папахой, радостно воскликнула Наташа.
— Где? Где?
— Да вы лежите. Пожалуйста лежите, — забеспокоилась она, видя, что Коля пытается приподняться.
Между тем Глеб заметил маленькую всадницу, и радостно возбужденный, поспешил ей навстречу.
— Здравствуйте, Наталия Владимировна. Здравствуй, Коля, — пожимал он их руки. — Как твое здоровье?
— Да ничего как будто.
— О, ему значительно лучше, — слезая с лошади, вмешалась Наташа. — Вчера я приглашала старшего врача и он сам делал ему перевязку. Говорят, что рана в прекрасном состоянии.
— Слава богу! А как вы перенесли эту ужасную погоду?
— Да мы ничего. Я Колю укрыла такою массой одеял, что и он не почувствовал ни дождя, ни мороза.
— А сами-то вы как? Я очень беспокоился, что вы простудитесь.
— Я-то не из неженок. Померзла немножко, вот и все.
— Расскажи же, Глеб, об этом переходе. Воображаю, какой это был кошмар, — произнес Коля.
— Признаться, померзли немножко, — улыбнулся Глеб, шагая рядом с повозкой.
В коротких словах он передал все события последних дней.
— А что сделали с вашим пленником-офицером? — полюбопытствовала Наташа.
— К сожалению, не только оправдали, но еще и в армию приняли.
— Напрасно, — отозвался Коля. — Я уверен, что это просто ловко надувший судей негодяй.
— Да и я так думаю. Впрочем, черт с ним, — улыбнулся Глеб.
В это время показался конный отряд, двигавшийся по краю дороги и обгонявший обоз.
— А вот и наша конница, — сторонясь лошадей, произнес Глеб, раскланиваясь с Зайцевым.
— С кем это ты раскланялся? — обратился к последнему ехавший рядом с ним Карягин.
— Это командир ваших моряков, лейтенант Орлов, а на повозке его брат, тоже лейтенант.
— Он ранен, что ли?
— Да. Тяжело ранен, так что едва ли выживет, бедняга.
— А кто этот мальчик, что коня под уздцы ведет?
— Ха, ха, ха!.. Это, брат, не мальчик, а целая сестра милосердия, которая ухаживает за лейтенантом.
— Погоди-ка, ведь, кажется, как раз Орлов-то тебя и арестовал?
— Да, и довольно грубо при этом.
— Ну ты на него не сердись. Какие уж там вежливости в бою. А он отличнейший малый. Вот познакомишься с ним поближе, так и сам увидишь.
— Благодарю покорно, я и так довольно близко познакомился с ним, — сквозь зубы пробурчал Карягин.
— Ты что говоришь? — переспросил Зайцев.
— Я говорю, что действительно надо будет познакомиться.
Карягин хотя и не узнал в оборванном и испачканном мальчишке Наташу, но все же этот мальчишка напомнил ему ее. Напомнил Румынский фронт и удар хлыста, полученный от нее. Но не обиду или озлобление вызвало это воспоминание в его душе, а нетерпеливое желание скорее разыскать ее. Скорее начать действовать. Скорее отнять ее и умчать с собой.
— Басов! Басов! — раздался голос Бутенева из группы моряков, отдыхавших на снегу, мимо которых проезжала конница. — Басов, смотри, наш вчерашний пленник едет.
— Где? Что ты врешь?
— А вот и не вру. Посмотри на того офицера, что во втором взводе третьим с левой стороны едет.
— А ведь верно, черт возьми!
— Вот тебе и комиссар! Что, брат, ты думал, что его на виселицу повесят. Ан, врешь! Вместо этого на него самого погоны и шашку повесили, — расхохотался Бутенев, глядя на обескураженного Басова.
— Это черт знает что такое! — возмутился последний. — Вчера мы его связывали, а сегодня, того ж гляди, он нами командовать будет.
— Чем это вы так возмущаетесь, — окликнул его Глеб, успевший с Колиной повозкой поравняться со своим взводом.
— Ах, это вы, господин лейтенант. Помилуйте, сейчас мимо нас в конном отряде, в офицерских погонах, проехал тот негодяй, которого мы вчера в плен взяли.
— Так чего же вы сердитесь? Я, признаться, забыл сообщить вам, что он оправдан и принят в армию.
— Так ведь это черт знает что такое. Вчерашний большевик…
— Полно, Басов, вероятно, суд нашел достаточно причин, чтобы поверить ему.
— Так вы только на его рожу взгляните. Ведь сразу видно, что негодяй.
— Полно, полно, Басов. Коли Корнилов его принял, так это его дело. Ему виднее, а нам неловко, да и нехорошо так отзываться о своем новом сослуживце.
Между тем моряки окружили повозку, в которой ехал Коля.
— Как вы себя чувствуете, Николай Николаевич? — сыпались вопросы обрадованному встречей с друзьями Николаю.
— Вот что, Наталия Владимировна, — деловым тоном обратился к ней Глеб — Наш полк пойдет позади них, так что я не смогу проводить вас в занятую для Коли хату, но при входе в станицу вас встретит Кудинов. Он вас и проводит и поможет распорядиться переноской брата.
— До скорого свидания, — крикнул он раненому. — До свидания, Наталия Владимировна!..
Быт уже совсем темно, когда Глеб и Кудинов входили в маленькую комнатку, занятую Колей и Наташей. Утопая в перинах, Коля лежал на широкой деревенской кровати. Для Наташи было устроено нечто вроде дивана. Маленький столик, уставленный закусками, два-три стула и большой киот с образами составляли меблировку комнаты.
— Молодец, Кудиныч! Спасибо вам! — осматривая помещение, похлопал он его по плечу.
— Хорошо ли вам здесь, сестра? — с самодовольным видом спросил Кудинов.
— Очень вам благодарна, Василий Семенович. Лучшего ничего я и не желала бы.
— Вы представьте себе Василий Семенович даже сливок к чаю достал.
— За это, я надеюсь, вы нас напоите чайком, — улыбнулся Глеб, присаживаясь на кровать брата.
— О, конечно, конечно! Вот только пусть самовар закипит.
— Присаживайтесь же, Василий Семенович.
— А вы знаете, — обратился к Глебу Кудинов. — Наш-то пленник, ротмистр Карягин, не только не повешен, но даже в армию принят.
— Да, я это знаю.
— Как вы назвали его? Ротмистр Карягин? — вдруг заинтересовалась Наташа.
— Да, ротмистр Карягин. А вы знаете его? — в один голос спросили Глеб и Кудинов.
— Я знала одного ротмистра Карягина. Еще во время немецкой войны мне, к сожалению, пришлось познакомиться с ним. Впрочем, я не уверена, что это именно он. Мало ли бывает однофамильцев.
— А почему вы сказали «к сожалению»?
— Да как вам сказать? Уж очень был нехороший человек и массу мне неприятностей причинил.
— А вы не помните, какого он был полка и как его имя? — спросил Кудинов.
— Тот Карягин был N-ского полка, а звали его, кажется, Матвеем Всеволодычем.
— Прекрасно. Завтра же я узнаю, тот ли это Карягин.
— Так меня это вовсе уж не так интересует, — разливая чай, улыбнулась Наташа.
— Все равно я узнаю. Все-таки интересно получать лишнюю характеристику этого молодца.
Долго еще сидели молодые люди, болтая между собой и рассказывая эпизоды из минувшей войны. Наконец Глеб, заметив утомленный вид Наташи, начал прощаться.
— А славный у вас брат, — как бы отвечая на собственные мысли, произнесла Наташа, проводив гостей.
— Правда, хороший человек? — оживился Коля.
— Вот бы вас обвенчать, тогда будет пара отличнейших людей.
— Полно вам вздор говорить, — рассмеялась она. — Вы вот лучше поворачивайтесь-ка на бок и постарайтесь заснуть. Сейчас я потушу лампу.
Несмотря на усталость после целого дня, проведенного на коне, Карягин долго не мог заснуть.
«И чего ж волнуюсь? — задавал он себе вопрос. — Пока был в Петербурге, в Москве, так далеко от нее, был совершенно спокоен, теперь же знаю, что она здесь, близко и тем не менее не могу успокоиться. Как бы это ловчее узнать, где она служит? Ведь о моем присутствии она и предполагать не должна. Гм, ну да завтра увидим. Авось, что-нибудь придумаю».
Солнце только что взошло, когда Карягин входил в станичную школу, в которой расположился лазарет.
— Могу ли я видеть старшего врача? — обратился он к дежурной сестре.
— Старший врач еще не скоро придет. Он вчера до трех часов ночи делал операции, так что, вероятно, еще спит.
— Какая досада, — произнес Карягин, делая вид, что хочет уходить. — А может быть, вы, сестра, не откажетесь мне помочь?
— С удовольствием, если смогу. Да вам, собственно говоря, что угодно?
— Видите ли, мне поручено пригласить в наш отряд одну из сестер, так я хотел бы просмотреть списки. Может быть, найду знакомую, что было бы гораздо приятнее и для нее и для нас.
— Навряд ли это вам удастся, так как сестер в лазарете не хватает. Доктор, я уверена, ни за что не согласится отпустить хотя бы одну. Впрочем, попытайтесь. А списки можно получить у старшей сестры. Она в операционной. Погодите минутку, я о вас доложу.
Старшая сестра приняла Карягина очень любезно. Она предложила ему чаю, а сама отправилась за списками.
— Трудно вам приходится? — обратился Карягин к дежурной.
— Ах, и не говорите! Такая масса раненых, сестер мало, а об удобствах и говорить не приходится. Сами знаете, что мы живем на подводах под дождем, под снегом. Нет, наше положение не то что тяжело, а прямо ужасно, — томно прикрывая глаза и слегка картавя, отвечала сестра, видимо, довольная случаем пококетничать с красивым офицером.
— Вот, извольте вам списки, — произнесла старшая сестра, входя в комнату и усаживаясь за стол.
Карягин внимательно прочитал списки, но желанного имена не нашел.
«Да неужели же я обманулся и ее здесь нет?»
— Однако немного у вас сестер, — возвращая списки, произнес он. — Неужели же это все сестры и больше ни одной нет во всей армии?
— Нет, есть еще несколько, но те не подчинены лазарету. Они имеют свои, специальные назначения. Вот здесь, если вас интересует, список сестер, прикомандированных к различным частям, — подала она Карягину еще одну тетрадь. — Их всего двенадцать душ. Есть и еще две сестры, которые хотя и числятся при нашем лазарете, но нам не подчинены, а ухаживают за двумя ранеными, по особому распоряжению начальства.
— А вы не помните их фамилии?
— Позвольте, одна, кажется, Краевская. Она ухаживает за подполковником, князем Хивинским, а другая, если не ошибаюсь, Воробьева. Она приставлена к одному тяжелораненому моряку.