— Лейтенант Орлов? Серьезное ранение. Очень серьезное ранение. Определенного ничего я вам сказать не могу. Вот если бы его положить в хорошую клинику, а потом отправить на курорт, тогда я бы поручился за его жизнь. В настоящих же условиях… — и доктор пожал плечами. — Сами видите, при каких условиях приходиться лечить. Я вам вот что скажу. Вся надежда на организм. Если организм здоровый, он будет жить, а в противном случае… — тут снова его плечи поднялись кверху, а лицо изобразило недоумение. — Конечно, нельзя пренебрегать мельчайшей возможностью облегчить его страдания и помочь организму. Необходимо представить ему лучший уход. Пища? Пища самая простая. Ну там молоко, яйца, куриный бульон и т. д. Самое же главное, приложите все старания и достаньте ему рессорную повозку. Без рессор он и одного перехода не выдержит.
— Вот вы доктор, об уходе говорите, а сами даже сестры милосердия к нему не приставили. Стыдно сказать. За таким тяжелораненым какой-то мальчишка ухаживает.
— Как мальчишка? У нас во всем госпитале ни одно мальчишки нет.
— Да вон. Взгляните. Он и сейчас подле брата возится. Молоком его поит.
— Ну, господин лейтенант. Вы глубоко ошибаетесь. Это не мальчишка. Это лучшая сестра моего лазарета. Наталия Владимировна Воробьева. Именно ее то я и выбрал, потому что ваш брат один из самых тяжелых. Кроме того, генерал Марков, особенно, просил меня приложить все старания, чтобы спасти его. Генерал в восторге от работы моряков в последнем бою.
— А как остальные моряки? Есть опасные? Это ведь все офицеры моего взвода.
— Так вы командир моряков? Очень приятно познакомиться, — продолжал доктор, протягивая руку. — Генерал Марков не может нахвалиться вашей работой. Аза ваших мичманов можете не беспокоиться. Раны их не тяжелы. Ну, извините лейтенант. Времени у меня не много, а работы еще масса. Так не забудьте: во что бы то ни стало — рессорную повозку.
Расставшись с доктором, Глеб вернулся к брату.
— Здравствуйте сестра, — обратился он к молодой девушке. — Позвольте представиться, лейтенант Орлов. Брат вашего пациента.
— Ах, так это о вас беспокоился Николай Николаевич? — протянула она ему руку. — Хорошо, что вы пришли. Я ему обещала вас разыскать. Да все некогда было. То перевязки, то да се. Вот за одеялами ему бегала.
— Глеб, она меня истязает, — зашептал Николай. — Поит молоком, которое коровой воняет.
— Николай Николаевич, — запротестовала сестра, и личико ее приняло молящее выражение. — Молоко превосходное. Ничем не пахнет. Одно ваше воображение и капризы. А что вам сказал доктор?
— Доктор мне ничего не говорил.
— Вот и сочиняете. Доктор, безусловно, запретил вам разговаривать. Теперь вы не командир вашего парохода. Теперь вы должны во всем слушаться меня. Поняли?
— Вот видишь до чего я дожил, — прошептал Николай. Он хотел улыбнуться, но вместо улыбки получилась жалкая беспомощная гримаса.
Глеб отвернулся, стараясь смахнуть заливавшие ему глаза, слезы.
— Глеб Николаевич, — многозначительно взглянув на него, произнесла сестра. — Помогите мне внести сюда тюфяк. Он так тяжел, что я не могу поднять его. Вы же, Николай Николаевич, ведите себя паинькой. Не ворочайтесь, а то рана может открыться. Мы сейчас вернемся.
Выйдя на крыльцо, некоторое время сестра молчала!
— Положение вашего брата очень тяжелое, — заговорила она. — Ручаться ни за что нельзя. Не подумайте, что я лишаю вас надежды. Надежда, безусловно, есть и мы приложим все старания, чтобы спасти его. Относительно ухода вы не беспокойтесь. Я обещаю вам сделать все возможное. Вы же, не теряя времени, идите искать рессорную повозку. Это совершенно необходимо.
Серьезный тон сестры и ее теплое участие к раненому несколько ободрили Глеба.
— А вы знаете, я было за мальчика вас принял, — улыбнулся он.
— Да этот костюм и стриженые волосы действительно делают меня похожей на мальчика. Но в настоящей обстановке мужской костюм куда удобнее. Если понадобится, я и верхом пойду и через забор перелезу, тогда как в юбке, я совершенно беспомощна. Ну так до свидания. Идите за повозкой, а я пойду к Николаю Николаевичу. Он не любит, когда я покидаю его надолго.
Кивнув головкой, она исчезла в дверях школы, и Глеб зашагал по селу в поисках рессорной подводы.
Не успел маленький отряд Корнилова как следует отдохнуть, как уже начались сборы в поход. Рассвет еще не начинался, а уже колонны добровольцев потянулись в беспредельную степь.
Марковцы шли в составе главных сил, прикрывавших обоз. Когда рассвело, Глеб разыскал повозку брата.
— Здравствуйте Глеб Николаевич, — приветствовала е£0 сестра, — слава Богу, Николай Николаевич у нас молодцом. Утром отлично позавтракал и чувствует себя хорошо. Если, даст Бог, не будет нагноения, то он быстро подымется на ноги.
— Да. Дождешься, — простонал Николай, обрадованный присутствием брата.
Было заметно, что тряска повозки причиняла ему сильную боль.
— А как наши дела? Вы не знаете, куда ведет нас Корнилов? — обратилась сестра к Глебу.
Говорят, что идем на станицу Филипповскую, а куда дальше — никто не знает. Насколько я знаю общий план — это соединение с нашими екатеринодарскими частями. С Эрдели. Но где они находятся, да и существуют ли еще — бог знает. Впрочем, «Бог не выдаст, свинья не съест». Возможно, что Корнилов нас в горы уведет. Там отсидимся, пока не восстанут казаки, или пока не произойдет переворот в Петербурге.
— Да, трудно угадать, во что выльется вся эта кутерьма. Ведь только подумать, вся Россия, с ее колоссальными пространствами и миллионами жителей, представляет собою кипящий котел. Я уверена, что в настоящую минуту не один наш, а множество отрядов добровольцев бьется — за нашу мать-Россию. Мы затеряны в необъятной степи и не знаем, что делается по всей России. Быть может, отряды добровольцев, мало- и© малу, соединятся и задушат это кошмарное чудовище — большевизм… Что это? Кажется, стрельба, — насторожилась она.
Действительно. Из-за пригорка, за которым только что скрылся авангард, послышались редкие ружейные выстрелы.
— Ну, опять в бой. До свидания, — заторопился Глеб.
Обоз остановился, и прикрывавшие его роты двинулись вперед на поддержку авангарда. Едва Глеб успел добежать до своего взвода, как его рота уже рассыпалась в цепь и, взойдя на бугор, вступила в сферу огня. С гребня холмика отлично была видна вся широкая степь. Там и здесь пестрели купы деревьев, а местами небольшие рощицы. В них-то и засели большевики. Белые облачка ружейных выстрелов вспыхивали то и дело на опушках рощиц. Затрещали пулеметы. Невидимые шмели зажужжали в воздухе. Верхом на своей красавице Звезде к цепям подъехал Корнилов. Осмотрев поле битвы, он прекратил наступление, послав несколько рот в обход рощиц в тыл неприятелю. Лишь только красные заметили этот маневр, как стали поспешно отступать. Выйдя из своих прикрытий, они оказались в голой степи и на фоне светлого неба представляли собой отличную цель. Цепи добровольцев оживились. Тщательно прицеливаясь, били на выбор. Красные несли жестокий урон. Наконец, не выдержав, они бросились в бегство. Поднялись и добровольцы. С криками «ура» преследовали они ошеломленного и расстроенного противника. Как всегда, взвод моряков был впереди. Пользуясь положением преследователя, Глеб несколько отделился от роты. Сокращая дорогу, он быстро настигал группу красных, окружавших телегу. Колеса телеги вязли в грязи. Пара коней выбилась из скл и того и гляди готова была остановиться. Позади телеги была привязана третья, запасная лошадь. Красине хлестали лошадей и поминутно оглядывались на преследователей. Расстояние быстро сокращалось.
— Стой! Ложись! — скомандовал Глеб. — Беглый огонь! Лошадей берегите. Пригодятся.
Затрещали выстрелы, один за другим стали падать фигуры красных. Бросив подводу, они рассыпались во все стороны. Лошади остановились.
— Ну, кажется довольно, — поднимаясь с земли, произнес Глеб. — Пусть удирают. Все равно всех не перестреляешь.
Осмотрев подводу, моряки нашли в ней запас патронов, два пулемета и казачье седло. Завернув лошадей, Глеб отправил повозку в штаб, а запасную лошадь, вместе с седлом — Наташе, как мысленно стал звать он сестру.
Лишь только началась перестрелка и Глеб ушел с ротой вперед, Колей да и Натальей Владимировной овладело беспокойство. Особенно волновался Коля. Так бы, кажется, и полетел бы на помощь брату. Прислушиваясь к стрельбе, он кусал губы и тяжело вздыхал. Наконец измученные нервы не выдержали и из глав его заструились слезы.
— Полно, Николай Николаевич! — утешала его сестра. — Ну можно ли так волноваться из-за пустяшной перестрелки? Ведь итак Глебу Николаевичу от вас ни на шаг отойти нельзя. Смотрите! Вон наша батарея спокойно стоит. Если бы дело было серьезное, ее бы послали вперед. Не волнуйтесь же!
— Нервы проклятые — сквозь зубы простонал Коля. — Так вот и кажется, что больше не увижу Глеба.
— Полноте. Смотрите. Вон уже и корниловцы возвращаются. Сейчас и наш обоз тронется.
Действительно, голова обоза, повозка за повозкой, уже начала свое утомительное движение. Заскрипели колеса и, подпрыгивая на ухабах, заколыхались телеги. Двинулась и Колина повозка. Вдруг неожиданно к ним подскакал лейтенант Басов, верхом на отбитой у красных лошади.
— Здравствуйте, Наталья Владимировна, — весело воскликнул он. — Извините, что задержали вас немножко. Зато теперь хоть до Америки дорога свободна.
— Полно врать, — вспылил Коля. — Где Глеб?
— При взводе. Отбитые у красных патроны раздает. Не то он бы сам презентовал сестре этого росинанта.
— Что за вздор ты мелешь? — снова вскипятился Коля.
— И вовсе не вздор, — соскакивая с лошади, продолжал Басов. — Вот этой клячей, сестра, бьет вам челом наш командир Глеб Орлов.
— Так вы не шутите? — оживилась Наталья Владимировна, лаская животное. — Какая прелестная мордочка. Правда, Николай Николаевич?
Коля улыбнулся ее радостному оживлению.