тки влаги. Затем он взял ее руку и поцеловал.
— Кэтрин, постарайтесь запомнить, что я очень отличаюсь от других монархов, мой характер и привычки сформировались в иных условиях, чем у большинства принцев крови. Если вы станете любить меня таким, каков я есть, вы значительно облегчите себе жизнь здесь.
— Мне очень трудно вас понять, — все еще всхлипывала Каталина. — Вы мой муж… и у меня нет большого опыта супружеской жизни.
— И у меня тоже нет такого опыта, так что мы с вами в равных условиях.
— Мы с вами равны и по другой причине. Вы — король, а я — дочь короля.
— Верно. Но вас учили добродетели и целомудрию. А я на собственном опыте учился искусству выживания. В этом наше главное различие. Мой характер, плох он или хорош, формировался в условиях войны, в годы тяжелой ссылки.
— Мой отец тоже боролся за свой трон, испанцы и сегодня отказываются признать независимость моей родины. Восстания и нашествия стали постоянными атрибутами нашей истории. Возможно, я понимаю вас лучше, чем вы думаете.
— Возможно, так. — Карл пожал плечами. — Тогда не мучайте себя мыслью, что вы должны защищать меня от каких-либо политических влияний, якобы исходящих от женщин, которых вы считаете моими любовницами. У меня много капризов, и я способен на безрассудство, но не на слепоту, никто не может мною манипулировать. Вопреки предупреждениям вашей матери, уверяю вас, ни одна женщина не сможет так подсластить свои поцелуи, чтобы я не почувствовал запах опасности в ее объятиях. Не собираюсь готовить законы или назначения в своей кровати, как бы красива и обольстительна ни была моя любовница. Дела государства будут решаться в моем кабинете, а не в спальне.
Каталина готова была ему поверить, но сейчас ее волновало другое. Она стала слышать не только то, что он говорил, но и то, что он умолчал. Из его слов выходило, что графиня Каслмейнская останется его любовницей, а если не она, так другая женщина займет ее место. Сладкие иллюзии счастливого брака стали рассеиваться под напором грубой реальности.
— Ваше величество, кого вы больше любите, меня или вашу любовницу? — Каталина не удержалась задать мучавший ее вопрос, хотя безумно боялась ответа.
Карл изящно поклонился на французский манер.
— Мадам, вы моя королева и, естественно, занимаете важное место в моем сердце.
Вежливый, хотя и уклончивый, ответ немного успокоил ее. Каталину устраивала мысль, что Барбара Палмер или другая его любовница могут дать ему лишь временное наслаждение, они могут даже родить от него детей, но только она будет королевой. Их скрепляют вечные, благословенные церковью узы брака, и она родит ему наследника трона.
Мысль о сыне окончательно успокоила ее. Когда она станет матерью наследника, ее положение при дворе будет гораздо более устойчивым. Она должна торопиться, это ее долг.
Каталина смиренно посмотрела снизу вверх на короля и, тщательно выговаривая слова, произнесла по-английски:
— Карлс, ме-не холодно, обними ме-еня!
— Что такое? Вы тайком от меня учили английский? — Это было так необычно, что она сама заговорила на его языке, Карл был доволен, но все же ему пришлось перейти на испанский. — Извините меня, огонь потух в камине, дорогая. Не хотите ли лечь в постель. Обещаю вам согреть вас. — Карл обнял ее за талию и повел к кровати.
— Я хо-о-чу лечь в по-о-стель, — сказала Каталина по-английски, очень гордая одобрением короля.
Карл рассмеялся, и, хотя в его смехе появились некоторые оттенки отчуждения, которых не было раньше, Каталина обрадовалась возможности восстановить их прежние отношения, наполненные радостью и любовью. Она прижала головку в его груди, и он ласково потрепал ее волосы, подхватил на руки и положил на кровать. В ней проснулся любовный голод, когда она смотрела, как он снимает с себя сюртук и панталоны.
Так приятно было снова ощутить тяжесть его тела, его теплые губы. Она про себя вознесла молитву Деве Марии, чтобы эта ночь любви помогла ей зачать наследника. Но молитву пришлось прервать, когда рука Карла проникла под ее пеньюар и, скользнув по животу, потянулась ниже. Она накрыла его руку сверху своей, направляя ее к заветной цели.
Второй рукой он резко распахнул ее пеньюар, оторвав несколько пуговиц, и впился губами в грудь. Прежде чем переключиться на другой сосок, Карл ласково сказал:
— Ваши руки становятся настолько опытны, что это может меня еще больше отвлечь от государственных дел.
Каталина, сильно возбудившись, была сейчас не в силах вести диалог. Она нащупала его мощное орудие и целиком отдалась воле победителя.
Их тела слились в едином ритме. Больше она ни о чем не могла думать — ни о его отсутствии, ни о леди Палмер, ни о своих страхах и переживаниях. Его семя должно проникнуть в нее. Очень скоро она станет матерью наследника престола…
Каталина вскрикнула от боли и сумасшедшего удовольствия. Ее тело сотрясалось от наслаждения.
12
Возвращение короля в спальню королевы еще не означало восстановление нормальных супружеских отношений.
Двор вскоре понял, что медовый месяц королевской четы закончился. Злые языки распинали королеву. Придворные острословы сочиняли циничные эпиграммы.
Король присоединился к общему веселью. Он не видел никаких причин, чтобы замыкаться в скуке и одиночестве. Португальские придворные королевы замкнулись в споем изолированном мирке.
Двух старших дуэний прозвали "лиссабонскими летучими мышами" за их старомодные черные платья и мрачный вид. Каталина уговаривала их сменить наряды, но Пеналва и Понтевал только слушали, но отказывались переодеться. "Лиссабон — перекресток мира, центр торговли, куда стекаются товары со всего света, — возражала королеве графиня Пеналва. — Каждый дурак знает, что Лиссабон — законодатель хорошего вкуса и моды". Каталина тщетно пыталась объяснить им, что многие придворные короля провели годы в ссылке при разных европейских королевских домах, где царствует французская мода, и король никогда не согласится принять правила португальского этикета.
Сама королева с первых дней своего замужества из почтения к супругу старалась перенять английские обычаи. Инстинкт самосохранения развил в ней конформизм, и она с легкостью отказалась от своего португальского гардероба. Каталина старалась адаптироваться в новой среде, но не хотела обижать своих воспитательниц приказами и понуканием, заставляя их делать то, что те считали фривольным и неприличным.
Кроме того, у Каталины не было денег, чтобы изменить внешний вид всех своих фрейлин, поэтому она просто старалась не обращать внимания на насмешки и издевательства английских придворных, которые между тем становились все грубее и наглее.
Король не одергивал своих приближенных, но и Каталину ни в чем не упрекал. Целыми днями он был занят государственными делами, а когда освобождался, предавался увеселениям и каждую ночь приходил в спальню королевы. Он поощрял ее занятия стрельбой из лука, поддерживал в любви к танцам и обещал пригласить для нее итальянских певцов, чтобы забавлять королеву оперными постановками.
Каталина не могла на него подолгу сердиться. Когда она бывала чем-то недовольна, король тут же топил лед отчуждения своей веселой улыбкой, и она улыбалась в ответ, согретая его заботой и вниманием.
Но все же иногда его поведение шокировало ее и заставляло краснеть. Так, за столом, когда она сморщилась от кислого зеленого яблока, которым король ее угостил, Карл во всеуслышание в присутствии герцога Йоркского и лорда-канцлера заявил, что его тяжелая работа в спальне теперь полностью вознаграждена.
— Признавайтесь, — потребовал он от Каталины, — признавайтесь, я так сильно любил вас, что вы стали значительно тяжелее.
Слишком обиженная, чтобы быть вежливой, и слишком ограниченная малым словарным запасом, она выкрикнула первую же пришедшую на ум английскую фразу:
— Вы врете, сир, вы врете!
Король хохотал до колик в желудке.
— Вот, теперь ты видишь, — сказал он, немного успокоившись, своему брату, — как мало моя жена меня ценит! Не часто короля обвиняют публично, что он — лгун!
Герцог и лорд что-то сказали ему в ответ, Каталина не поняла их слов, но по глазам было видно, что они оценили ее ответную атаку по достоинству, и Каталина была довольна этой немой поддержкой.
Каталина со старанием и усидчивостью одолевала язык своей новой родины, и король поощрял ее успехи.
До нее дошла весть, что вдовствующая королева Мария-Генриетта, принцесса французская, скоро прибудет в королевский дворец Хэмптон, чтобы встретиться со своей невесткой. Каталина с нетерпением ждала ее приезда, надеясь, что это знакомство поможет ей еще больше адаптироваться при английском дворе. Королева-мать сама когда-то попала в чужую страну и должна была понять состояние Каталины.
Каталина сидела в своем кресле и болтала с придворными фрейлинами, когда внезапно в ее покоях появился король Карл с двумя знакомыми ей придворными и неизвестной дамой. Карл снял с головы шляпу и низко поклонился. Разговор сразу стих, и фрейлины испуганно повскакивали со своих мест, молча уставившись на вошедших.
— Надеюсь, у вашего величества все в порядке? — спросил Карл по-английски.
— Все хорошо, зпа-а-асибо. — Каталина вспыхнула, ей представилась возможность продемонстрировать результат своих занятий. — Я вы-ы-ыпила чай з этими лэдди.
— Замечательно, вы делаете поразительные успехи! — Король сделал паузу и заговорил на испанском:
— Я привел своего друга, чтобы познакомиться с вами. Она просит о чести поцеловать вашу руку. Надеюсь, вы позволите ей?
Все застыли в ожидании ее ответа. Каталина заметила какую-то напряженность во взглядах англичан. И не могла понять причину. Король и его брат, герцог Йоркский, не раз представляли ей разных дам в такой традиционной манере, и она не видела в этом ничего необычного. Почему же все так притихли? Возможно, большинство придворных короля просто не знали испанского и не могли понять, что сказал король, нашла она объяснение.