Другой командир рассмеялся в лицо Уайетту, когда тот заявил, что хочет видеть Фавеля.
— Ты хочешь видеть Фавеля! — воскликнул он, словно не веря своим ушам. — Белый человек, я тоже хочу видеть его, все его хотят видеть. Но он все время в движении. Он человек занятой.
— Будет ли он здесь?
Командир вздохнул.
— Мне это не ведомо. Он появляется там, где возникают затруднения, и я не хочу быть причиной его прибытия сюда. Но он может наведаться и ко мне, — предположил он. — Мы идем навстречу Рокамбо.
— Можно мы останемся с вами?
— Пожалуйста, только не мешайте.
И они остались при батальонном штабе. Уайетт изложил Доусону суть своего разговора с командиром, и тот сказал:
— Думаю, что у вас нет никаких шансов встретиться с Фавелем. Вы бы стали слушать в разгар боевых действий какого-то ученого?
— Наверное, не стал бы, — понуро сказал Уайетт.
Из разговоров, ведущихся вокруг него, он начал понимать, как складывается военная ситуация. Имя Серрюрье почти не упоминалось, зато у всех на устах был Рокамбо.
— Кто этот Рокамбо, черт возьми? — поинтересовался Доусон.
— Он был одним из младших генералов, — начал Уайетт. — Потом его назначили вместо убитого Дерюйе, и Фавель сразу почувствовал, что Рокамбо значительно сильнее своего предшественника. Фавель думал закончить войну одним ударом, но Рокамбо удалось провести успешную операцию по выводу войск из опасной зоны. Он отошел к востоку, и сейчас его части перегруппировываются. К тому же ему удалось опустошить арсенал Сан-Хуан. У него теперь достаточно оружия и боеприпасов, чтобы закончить войну не так, как хочется Фавелю.
— А Фавель не сможет предупредить его, добить его, пока он еще не готов?
Уайетт покачал головой.
— Фавель устал. Он уже давно борется против превосходящих сил. Его люди еле стоят на ногах. Ему тоже нужна передышка.
— Ну, и что же теперь будет?
Уайетт поморщился.
— Фавель остановятся в Сен-Пьере, он не может идти дальше. В городе он будет держать оборону, а потом налетит Мейбл и сметет всю его армию. Впрочем, и другую тоже. В этой войне не будет победителей.
Доусон искоса посмотрел на Уайетта.
— Может, нам как-нибудь удрать отсюда? — предложил он. — Мы могли бы подняться вверх по Негрито.
— Только после того, как я повидаюсь с Фавелем, — твердо сказал Уайетт.
— Ну, ладно, — вздохнул Доусон. — Останемся и повидаемся с Фавелем, может быть. — Он помолчал. — А где именно Рокамбо перегруппирует свои части?
— К востоку, в стороне от прежней дороги, милях в пяти от города.
— Святые угодники! — воскликнул Доусон. — Да ведь туда, кажется, отправились Росторн и другие?
— Я стараюсь не думать об этом, — сухо сказал Уайетт.
— Извините, — угрюмо сказал Доусон. — Извините меня за мой глупый поступок, ну, с автомобилем. Если б не я, мы все были бы вместе.
Уайетт с удивлением посмотрел на него. Что случилось с Доусоном? Это был не тот человек, которого он в первый раз увидел в клубе Марака, — большой известный писатель. И не тот, который в камере послал его к черту.
— Я как-то уже спрашивал вас об этом, — осторожно сказал Уайетт, — но вы чуть не съели меня…
Доусон поднял глаза.
— Вы хотите спросить, почему я пытался украсть вашу машину? Я вам скажу. Я испугался. Большой Джим Доусон испугался.
— Вот это меня все время смущало, — задумчиво сказал Уайетт. — Это не похоже на то, что я слышал о вас.
Доусон горько усмехнулся и ответил без тени юмора:
— То, что вы слышали, муть. Я трус.
Уайетт бросил взгляд на его руки.
— Я бы так не сказал.
— Понимаете, какая смешная вещь. Когда я столкнулся с Розо и понял, что мои слова на него не действуют, я должен был бы испугаться, но вместо этого пришел в ярость. Со мной ведь раньше ничего подобного не случалось. А что касается моей репутации, то это все подделка, грим. Да в этом не было ничего трудного — поехал в Африку, подстрелил льва, и ты уже герой. С помощью таких вещей я заработал себе репутацию, как говорят китайцы, создал бумажного тигра. А журналисты! Просто диву даешься, до чего они неразборчивы.
— Но для чего все это? — спросил Уайетт. — Вы же хороший писатель, все критики согласны в этом, вам не нужны никакие ходули.
— То, что думают критики и что думаю я, — разные вещи, — сказал Доусон, разглядывая пыльный носок своего ботинка. — Когда я сижу перед пишущей машинкой с чистым листом бумаги, у меня в животе появляется противное сосущее чувство. И когда я заполняю этот лист своими текстами, выпускаю книгу, это чувство усиливается. И каждый раз, когда выходит очередной роман, я предполагаю страшный провал и должен что-то придумать, чтобы читатели покупали его. Так и появился Большой Джим Доусон.
— Вы все время стремитесь к невозможному — к совершенству.
Доусон улыбнулся.
— И буду стремиться снова, — сказало он бодро. — Но теперь я думаю, что не буду бояться.
Несколько часов спустя Уайетта разбудили. Он не помнил, как заснул, и когда открыл глаза, почувствовал, что все части тела затекли, суставы ныли. Он зажмурился от яркого света фонаря.
— Кто из вас Уайетт? Вы?
— Я Уайетт, — сказал он. — А вы кто? — Он отбросил одеяло, которым кто-то заботливо укрыл его, и, взглянув вверх, увидел крупного бородатого человека, смотревшего на него.
— Я Фуллер. Я искал вас по всему Сен-Пьеру. Вас хочет видеть Фавель.
— Фавель хочет видеть меня? — воскликнул Уайетт. — Откуда ему известно о моем существовании?
— Это целая история. Пошли.
Уайетт с трудом поднялся на ноги и посмотрел через открытую дверь на улицу. Начало светать, и Уайетт смог различить силуэт стоявшего там джипа. Мотор его тихо урчал. Он повернулся к бородатому.
— Фуллер? Вы — англичанин, один из тех, кто живет на Северном побережье, в Кампо-де-лас-Перлас?
— Точно.
— Вы и Мэннинг.
— Да, да, — подтвердил Фуллер в нетерпении. — Пошли, у нас нет времени на болтовню.
— Подождите, я разбужу Доусона.
— Времени нет, — повторил Фуллер. — Пусть он останется здесь.
Уайетт сурово посмотрел на Фуллера.
— Послушайте, этого человека избили головорезы Серрюрье из-за вас. Мы были на волоске от расстрела. Нет, он поедет со мной.
К чести Фуллера, он слегка смутился.
— Ладно, давайте в темпе.
Уайетт разбудил Доусона, быстро объяснил ему ситуацию, и Доусон встал.
— Как же, черт возьми, он узнал о вас? — был первый его вопрос.
— Фуллер объяснит нам это по дороге, — сказал Уайетт тоном, не оставлявшим сомнений в том, что Фуллеру и впрямь придется заняться разъяснениями.
Они сели в джип и отъехали. Фуллер сказал:
— Фавель со своим штабом разместился в «Империале».
— Черт, — воскликнул Доусон. — Мы могли бы не двигаться оттуда ни на йоту. Мы там были вчера.
— Правительственные здания подверглись бомбардировке, — сказал Фуллер, — ими какое-то время нельзя будет пользоваться.
— Вы это говорите нам, — с чувством произнес Уайетт. — Мы все это испытали на себе.
— Да, я слышал. Сочувствую вам.
Уайетт посмотрел на небо, втянул в себя воздух. Было очень жарко, странно жарко для утреннего часа. «Днем будет просто пекло», — подумал он, нахмурившись.
— Почему Фавель послал за мной?
— Там появился один английский журналист, который произносил какие-то странные речи, что-то насчет урагана. В общем, какую-то чушь. Однако Фавеля это почему-то заинтересовало, и он распорядился отыскать вас. Вы ведь метеорологический бог, не так ли?
— Да, — сказал Уайетт бесцветным голосом.
— Значит, Костону удалось прорваться, — сказал Доусон. — Что ж, хорошо.
Фуллер захихикал.
— Но прежде ему пришлось отступать в правительственной армии. Он-то и сообщил нам, что вас посадили в кутузку в участке на площади Свободы. Но это не очень обнадеживало. Мы прилично ее расколошматили, но ваших трупов там не нашли, поэтому мы решили, что, может быть, вам удалось удрать. Я искал вас всю ночь — Фавель очень настаивал на том, чтобы вас найти. А когда он настаивает, дела делаются.
— Когда возобновится война? — спросил Уайетт.
— Как только Рокамбо начнет наступление. Мы сейчас будем обороняться, у нас нет сил для атаки.
— А что делают правительственные войска на западе?
— Они сосредоточены около базы. Серрюрье все еще боится, что янки вылезут оттуда и ударят его с тыла.
— Пойдут ли они на это?
— Да нет, что вы! Это местная война, американцам в ней делать нечего. Они, конечно, предпочитают Фавеля Серрюрье, а кто нет? Но вмешиваться в их борьбу не будут. Слава Богу, Серрюрье придерживается другого мнения.
Уайетта заинтересовал Фуллер. Он говорил авторитетно, как представитель командования и человек, безусловно, близкий Фавелю. Но задавать ему много вопросов было сейчас не время, были вещи гораздо более серьезные. Самое главное — Фавель хочет его видеть. И Уайетт решил мысленно повторить то, что он скажет Фавелю.
Фуллер остановил машину возле «Империала», и они вылезли из нее. Люди постоянно входили в отель, выходили из него, и Уайетт обратил внимание на то, что дверь-вертушка была снята, чтобы не мешать проходу. Он отметил про себя эту небольшую, но значительную деталь как знак деловитости и расторопности Фавеля. Он последовал за Фуллером в фойе и увидел, что внутри произошли изменения. Фойе было очищено от посторонних предметов, а бар превращен в помещение для стратегических карт.
Фуллер сказал:
— Подождите. Я пойду доложу, что вы прибыли.
Он ушел, и Доусон заметил:
— Здесь война мне больше нравится.
— Вполне вероятно, вы измените свое мнение, когда Рокамбо начнет наступление.
— Очень может быть, — сказал Доусон, — но я не собираюсь горевать по этому поводу.
На лестнице раздался приветливый окрик, и они увидели Костона, спешащего к ним.
— Рад вас видеть. Здорово, что вам удалось вырваться из кутузки.
Уайетт улыбнулся.
— Нас выбили оттуда.