Пассажиры уныло молчали, никто не расслаблялся. Образы Даши и капитана Лобова слишком зримо стояли перед глазами, чтобы их игнорировать. Даже Пескарь перестал упражняться в «великом и могучем», погрузился в тягостное безмолвие. Оборвались многоэтажные постройки, приближался массивный куб «Домоцентра», за которым несколько улиц одновременно вливались в Восточное шоссе. Их пытались преследовать, перегораживали дорогу. Подмечались новые детали: возможно, с мозгами у «заболевшего» населения было и не очень, но элементарные действия, направленные на добычу провианта, они уже постигали. Напротив «Домоцентра» возились люди – вытаскивали на шоссе выломанный шлагбаум – с явной целью перегородить дорогу! Андрей прибавил газ и успел проскочить у них под носом, но настроения от этого не прибавилось. Не хватало еще, чтобы эти твари научились принимать разумные решения. А когда он проехал мимо строительного гиганта, то обнаружил в зеркале заднего видения, что за машиной бегут трое, машут руками. За ними – еще толпа. Догнать машину им было не по зубам, но Андрей на всякий случай прибавил газу.
– Баталов, остановись! – вдруг ахнула Ксюша, сидящая у заднего окна. – Это люди!
– Что значит, люди? – недоверчиво проворчал Андрей.
– Ну, такие, как мы, ты почему такой бестолковый?
– Поезжай, кентуха, не парься! – встрепенулся Пескарь. – Мы не такси, мля, без бабла их тут возить!
Андрей невольно притормозил, покосившись по сторонам – какие ждут еще открытия? Остановился, вышел из машины. Трое продолжали бежать за машиной. Они отчаянно жестикулировали, кричали, их лица были искажены от страха! Впереди летел длинноволосый бородатый мужчина в рясе. Священник, надо же. За ним, на небольшом удалении, бежали двое. Мужчина с женщиной, они держались за руки – не сказать, что молодые, но и не старые. Явно семейная пара. Женщина задыхалась, хваталась за сердце, мужчина семенил рядом. Оглянулся, узрев настигающую толпу, ужаснулся, помчался длинными шагами, но женщину не выпустил, волок за собой.
До троицы оставалось метров сто с гаком. Они бы не успели добежать до машины, погоня уже настигала. Андрей вернулся за руль, перевел рычаг. Джип понесся задом наперед, встал поперек дороги, едва не сбив священнослужителя. Тот был худ, долговяз, физиономия выше бороды пестрела оспинами. Он сжимал небольшой крестик с цепочкой – с шеи сдернул, чтобы остановить нечистую силу? Священник добежал до распахнутой двери, в нетерпении запрыгал, поджидая отстающих. Подбежали двое – оба бледные, запыхавшиеся. Обоим далеко за сорок, как бы даже не пятьдесят. Мужчина был полностью седой, неплохо сложен. У женщины были русые вьющиеся волосы, приятное лицо, подернутое отметинами надвигающейся старости. Она стонала, заплетались ноги, она валилась на руки своему спутнику. А озверевшая толпа уже догоняла. Андрей скрипел зубами, наблюдая, как троица неуклюже грузится в салон.
– Граждане, не давиться, все сядут, всем хватит места! – орал Витек, распахивая люк. И снова застрочил перегревшийся «Калашников», кося голодных сограждан. Четверых размазало по асфальту, их затоптали, остальные рассыпались, сбавили темп. Из салона простирались руки, хватали новоприбывших, затаскивали внутрь. Седому мужчине пришлось запрыгивать на ходу. Шура и священник втащили его в машину, захлопнули дверь. Кто-то уже вцепился в задний бампер, волокся за машиной – по счастью, недолго, отвалился, когда колеса попали в выбоину. Восточное шоссе было свободным, не считая завалившейся на бок машины ГИБДД у развилки. Какое счастье! Андрей старался не утапливать сильно газ, держал темп, смотрел по сторонам. За спиной царила яростная возня – новым членам команды требовалось жизненное пространство. Возмущался Пескарь, которому почти не осталось места.
– Вы уже покаялись, дети мои? – внезапно сочным басом возвестил худосочный поп. – День гнева, мрака и суда настал! Тяжесть божественного мщения достигла Земли! Ярость Отца нашего изливается над миром!..
– Ну, начинается, – проворчал Шура. Послышалась возня, похоже, священнослужителю перепало под ребро. Он хватанул воздух и затих. – Вот так-то лучше, – хмыкнул Шура.
– Действительно, батюшка, помолчите, – миролюбиво сказал Витек. – А то ведь осерчаем, пешком пойдете.
– Да как вы не понимаете? Великий день Его всесильной кары настал! – взвыл священник и снова что-то забулькал.
– Ага, батюшка, – проворчала Вика. – Давайте уж про Агнеца, который снял четвертую печать, про коня бледного и всадника мощного на нем. Что там еще? Не знаю, как прочие, но кое-кто из присутствующих знаком с творчеством Ивана Бунина.
– Про пятую печать, – робко подала голос Ксюша. – А была еще, кстати, и шестая. Горы там куда-то сдвинулись, небо свилось, начальники разные по пещерам разбежались…
– Именно то, что нам сейчас нужно, – ухмыльнулся Андрей, не отвлекаясь от дороги. – Еще поострим, господа православные атеисты?
– А чего это я должна каяться? – недовольно вопросила блондинка. – Почти не грешила, мартини только по выходным, имею отличную кредитную историю…
– Представьтесь, батюшка, – попросил Андрей. – Только без ваших церковных штучек. Надеюсь, вы еще дружите с головой?
– Отец Мефодий, – вздохнув, поведал поп. – Настоятель храма Пресвятой Троицы на площади Коммунаров. В миру Архип Апостычев. Выжил, потому что верую в силу Божью и Его нетленные заповеди…
– И потому что мы остановились, – перебил Андрей. – Скажите спасибо маленькой девочке, что сидит сзади. Она могла бы вас не заметить. А вы, уважаемые?
– Павел… Павел Николаевич… – взволнованно забормотал седой мужчина. – Работаю инженером на металлургическом комбинате… А это Аня… Анна Денисовна, она работает… работала бухгалтером в строительной компании… Спасибо вам огромное, граждане… – Он спотыкался, глотал слова от волнения и все не мог отдышаться. – Мы думали, нам конец… Батюшка Мефодий к нам вчера вечером примкнул… Мы отсиживались на складе «Домоцентра» – в пункте выдачи крупногабаритного товара, там вроде не было этих ужасных созданий… а потом Анечка предложила выйти, поискать защиту… Ведь не могут бездействовать полиция, армия, МЧС, он обязательно должны принять какие-то меры, вывезти людей из города, защитить их, предоставить жилье… А стоило нам только выйти…
– О, господи… – Женщина закашлялась. – Об этом трудно вспоминать, это как-то запредельно, такого не бывает…
– Мы, в общем-то, не мягкотелыми интеллигентами оказались, – усмехнулся мужчина. – Перевернули стеллаж с бытовой химией, а потом телегой их давили, чтобы пробиться. Ну, знаете, такая здоровая телега с ручками, она по рельсам на складах ездит…
– Вот только у нас она не по рельсам ездила, – добавила Анна Денисовна. – Где попало она, короче, ездила…
– Вашей семье еще повезло, – осторожно заметил Андрей, – оба уцелели. – И растерянно замолчал, боясь спрашивать о детях (а то и о внуках).
– Мы не муж и жена, – немного смутился Павел Николаевич. И засмеялся каркающим смехом. – Вернее, чужие муж и жена… Можете представить, наши фамилии: Лукашин и Шевелева? Вот ей-богу, не вру… Павел Лукашин и Анна Шевелева… В кино, правда, были Женя и Надя…
– Вы серьезно? – изумилась Вика.
– А в чем прикол? – буркнул Пескарь, не знакомый с культовыми советскими комедиями.
– Просто совпало так, – вздохнула Анна Денисовна. – Мы уже отсмеялись по этому поводу. И ничем хорошим эта история у нас не кончится – как и у героев фильма…
– Перестань, родная, – обнял ее за плечи Лукашин. – Все у нас будет хорошо, во всяком случае… мы с тобой точно умрем в один день.
Они поочередно говорили – о своей неудачной, но под занавес разгоревшейся жизни, – прорвало у людей. Их никто не перебивал, все угрюмо слушали, не забывая коситься в окна. О жене и муже, которые хорошие люди, но к которым они всю жизнь ничего не испытывали, жили по инерции, потому что так надо, потому что все так живут. О детях, которых у Павла Николаевича никогда не было, а у Анны Денисовны был сын, но умер в раннем младенчестве. О неинтересной работе, о том, как случайно встретились, когда обоим было под пятьдесят. Как встречались украдкой от благоверных, как без памяти влюбились, поняли, что жизнь – такая вещь, которую обязательно надо прожить… О том, как встречались по каким-то квартирам, сдаваемым почасово, по гостиничным номерам, как поняли, что не могут друг без друга, а все остальное в этой жизни вторично. Как Павел Николаевич презрительно величал супруга своей возлюбленной Троллейбусом за длинные рога. Как пару дней назад договорились встретиться в заброшенном сквере на задворках «Домоцентра». Оба прибыли на своих машинах, а обратно выбраться не смогли. Прятались на складе от толп звероподобных монстров, рыщущих, словно стаи волков. Как на их глазах люди превращались во что-то омерзительное, а их сия участь миновала. Как к ним примкнул трясущийся от страха батюшка, уже забывший, зачем приехал в «Домоцентр», но, видимо, по делам родной церкви, по каким же еще…
– И у меня есть бывший, – печально вздохнула белокурая Надя, волосы которой по ходу катаклизма начинали приобретать пепельный оттенок. – Ну, такой тип, просто ненавижу… – Она раздраженно передернула плечами. – Начал раздражать меня с первого взгляда, не успели познакомиться. Сразу подумала, что он сволочь. Впрочем, потом… – Надежда задумалась (если это слово уместно к тому, что она делала). – Потом оказалось, что я ошиблась. Потом оказалось, что нет… – Она вдумчиво терла вздернутый носик, не замечая, что отдельные члены команды начали украдкой улыбаться.
– Вы только посмотрите, что он делает, этот ранее судимый! – вдруг ахнул Шура Черепанов и с хрустом вывернул руку Пескарю. Воришка взвыл, рухнул с сиденья на колени, изогнулся от боли. – В карман мой забрался, телефон стырил, представляете?
– Мужик, ты охренел, не гони, не брал я твою мобилу… – заскулил Пескарь. – Чего докопался? Больно же, отпусти… Не брал я… Ну, все, отпусти, вкурил я…
– Смотри-ка, врет, поганец, как Первый канал, врет! А это что? – Шура нагнулся и подобрал оброненный Пескарем телефон, треснул им воришке по челюсти. Тот заверещал, как полицейская сирена. – Пескарь, ну, ладно, я понимаю, ты вор. Профессия такая. Украл, продал, укололся – в тюрьму. Я врач, ты вор, все нормально. Но скажи, зачем тебе эта штука, если электричества нет и не будет, телефон разряжен, а мобильная связь в стране появится не раньше, чем через миллион лет? Что ты рассчитывал поиметь на этой краже? Духовно обогатиться?