Тогда Анна нашла удобным снова вмешаться в разговор.
— Как же в клуб?— сказала она.— Какая же может быть жизнь в таком помещении? Там и дверей-то еще нету.
Козырев удивленно посмотрел на нее. По-видимому, он только сейчас заметил Анну.
— С дверьми, конечно, лучше,— сказал он, сердито покосившись на Анну.— Можно закрыться и никого не пускать. Вот я сейчас, дорогая, весь ваш поселок три раза вдоль и поперек избегал. Что-то ваши хозяйки не больно-то нам свои двери отпирают.
Анна смущенно потупилась и вдруг, приняв решение, обратилась к Аникееву:
— Значит, квартиры у вас нету?
— Нет,— сказал Аникеев.— То есть, теоретически она, конечно, есть, но практически еще нет.
— Тогда, пожалуйста, ко мне. У нас как раз горница освободилась.
— Вот видите! — торжествующе воскликнул Аникеев.— А вы говорите, двери не отпирают! Вы, вероятно, не в те двери стучались, товарищ Козырев!— И, повернувшись к Козыреву спиной, протянул Анне руку.— Будем знакомы: Аникеев Николай Петрович. Ваше имя и отчество?
— Свиридова Анна,— застенчиво улыбнулась Анна и пожала протянутую ей руку.
— Анна? А дальше как? — настойчиво спросил Аникеев, не отпуская ее руку.
— Ивановна.
— Прекрасно, Анна Ивановна! Тогда, если разрешите, отправимся сразу к вам. Прошу вас ко мне,— обратился он затем к Козыреву.— И, знаете что, позовите сразу всех начальников, сядем-ка, не откладывая в долгий ящик, решать дела.
Старуха Свиридова бесцельно бродила по опустевшей избе. Теперь она уже больше не плакала, но губы ее сжались еще плотнее. Две соседки сидели у нее в гостях. Видимо, все сочувственные слова были сказаны, и теперь все трое молчали. Старуха Свиридова вошла в горницу, где до отъезда сына жили молодые, и, осмотрев комнату с порога, сказала соседкам:
— А тут у меня никто теперь жить не будет. Как он уехал, где что оставил, так все сохраню и шевелить никому не позволю.
— Конечно, память...— сказала сердобольная соседка и жалостно вздохнула.
Старуха Свиридова закрыла дверь в горницу.
— Замок получше подберу,— сказала она,— на двери навешу. Пускай помещение стоит, дожидается своего хозяина.— Вспомнив сына, старуха опять коротко всплакнула, причем слезы не полились из ее глаз, а только горестная гримаса покривила губы.
— Не больно-то простоит теперь пустое помещение,— сказала рассудительно другая соседка.— Вакуированных-то, видали, сколько понаехало? Говорят, свободную площадь отбирать будут!
— Это что значит отбирать?— Плечи у старухи выпрямились, глаза блеснули гневом.— У меня отбирать? Я двоих в армию проводила, а у меня отбирать будут? Пускай-ка сунутся, а я им вот! — И старуха сложила из пальцев маленькую сухую фигу.— Сейчас дверь закрою, замок навешу, ключ на грудях спрячу, и пускай ищут!
— Да-да, конечно-конечно, память... Это так.
За окном послышались мужские голоса. Кто-то чистил ноги о скребок у порога, имея в виду войти в дом. Соседки переполошились. Но прежде чем они успели подойти к окну и поглядеть, дверь открылась, и вошла Анна.
— Здравствуйте-ка!— сказала она соседкам и пошла к свекрови.— Мама, я к вам,— сказала Анна, еще не зная, с чего начать свое объяснение.
Старуха посмотрела на нее молча и неодобрительно. Живой тон Анны, светлые глаза, весь возбужденный ее облик — все это рассердило старуху.
— Что тебе?
Анна заторопилась, смущаясь и путаясь в словах.
— Я вот что, мама! Народу к нам понаехало страсть!.. И до чего все мучаются, глядеть нельзя... И вот я думаю, мама, что ж у нас свободная будет горница стоять?
У старухи затряслась голова.
— Неужели не русские мы люди, мама? — слезы выступили у Анны на глазах.— Правда, я удивляюсь вам, мама.
Старуха ничего еще не сказала, но Анна видела по ее лицу меру гнева, который она возбудила своими словами.
— Вы как хотите, а я уж пообещала, мама. Люди пришли,— сказала Анна.— В сенках ждут.
Сказав это, Анна опустила голову, как бы готовая принять удар или же в знак упорства в своем решении. И старуха ударила ее своим маленьким кулаком по голове. Гнев душил ее. Слова с трудом срывались с запавших губ.
— Ты что, рехнулась, овца бешеная? Я и тебя-то в эту горницу не пущу, а не только что приблудных каких с улицы. Еще в сенки запустила!.. Да вот я сейчас их веником отсюда всех!— И старуха суетливой рысью побежала к углу, где по извечной традиции лежал ободранный голик.
Анна поймала ее за руку около самой двери.
— Вот что, мама!— сказала она, выпрямляясь и с настойчивой силой оттаскивая старуху в глубь комнаты.— Хотела я с вами добром, да видно не выходит. То я вам так скажу: вы, мама, в мои дела теперь не вмешивайтесь. Вы женщина пожилая, и я, хоть от своего уважения не отрекаюсь, но заявляю вам: что я скажу, то по-моему и будет. А вы лучше сейчас отойдите от греха, сядьте вот тута! — она указала старухе на красный угол, где развешаны портреты вождей, и, не дав старухе опомниться, открыла дверь в сени.
— Пожалуйста, товарищ Аникеев, заходите сюда!
Старуха увидела, как в ее дом вошел высокий веселый человек, а за ним еще теснились другие.
— Вот сюда! — сказала Анна, распахивая двери в горницу.— Сюда заходите.
— Спасибо,— сказал Аникеев, оглядывая комнату.— Хорошо живете. Чисто.— И обернулся к своему штабу:— Ноги вытерли, товарищи?
— Вытерли!— сказал Козырев.— Как же.
— Вытерли, да плохо,— показал Аникеев на следы на полу.— Пожалуйте-ка еще раз к половичку.
Инженеры вернулись в сени, чтобы еще раз вытереть ноги.
Шелестя юбками, в сени вошла Тоська Ушакова. Еле удерживая любопытство, она молча прошла мимо толпящихся в сенях мужчин и вошла в комнату.
— Уехали! — сказала она, обращаясь к Анне.— А я прощаться пришла.
Анна ничего не ответила ей, продолжая вытрясать самовар. За нее ответила старуха.
— Эко, спохватилась! Старых хозяев провожать пришла? Опоздала, ласточка. Новые уже к нам понаехали!— И, сказав это, вышла из избы с высоко поднятой головой.
Аникеев вежливо посторонился, пропуская ее, и обратился к Тоське:
— Это, вероятно, сама хозяйка?
Тоська оторопела, не ожидая, что к ней обратятся, и, помолчав, ответила:
— Да, как раз мамаша хозяина — Марья Гавриловна.
— Вот видите, как нехорошо получилось,— сказал Аникеев.— А я и не познакомился с нею.
— Ничего,— ответила Анна, раздувая самовар.— Познакомитесь еще, успеете! — и рассмеялась.
Тоська тоже рассмеялась, понимая, на что намекает Анна.
— А что, сердитая? — сразу сообразил Аникеев.
— Ничего, отойдет!— сказала Анна.— Так-то она добрая. А сегодня серчает, сына проводила!
И сказав это, так же внезапно, как только что рассмеялась, Анна вдруг коротко всплакнула. Но тотчас же, легким движением коснувшись глаз, сказала себе:
— Ой, да что это я! — и принялась собирать на стол с легкостью и проворством, прославившими ее среди лучших хозяек поселка.
Стоя посреди комнаты, Аникеев с удовольствием следил за ее слаженными, красивыми движениями.
— Руки вымыть хотите?— спросила Анна и, не ожидая ответа, достала чистое полотенце.— Слей им, Тося! — протянула она Тоське ковшик.
Тоська лениво усмехнулась и зачерпнула воды. Меж тем Анна, имея в виду накормить людей, пошла в кладовую. Старуха была там. Она сидела на рундуке, положив костлявые руки на колени. Поза ее выражала горе и достоинство, и Анна нерешительно остановилась в дверях, не ожидая увидеть ее здесь.
— Уйди отсюда!— сказала старуха, не глядя на невестку.— Или и тут мне места не найдется?
— Я за капустой, мама! — коротко ответила Анна, норовя обойти старуху, но старуха встала и загородила ей путь к капусте.
— Уйди отсюда! — сказала она.
Уступив место у рукомойника Козыреву, Аникеев с удовольствием вытирал руки чистым полотенцем, когда внимание его привлек плачущий голос старухи в сенях. Сливая на руки Козыреву, Тоська беззаботно усмехнулась, но Аникеев отнесся к доносившемуся из сеней шуму с искренним огорчением.
— Нехорошо! — сказал он.— Вот это уж нехорошо! Как вы думаете? — обратился он к Тоське.— Что если я вмешаюсь?
— Не надо! Только хуже осердите, пускай сама отшумит.
В комнату вошла Анна, неся перед собой большую миску с капустой.
— Отвоевала!— сказала Тоська и засмеялась.
Увидев капусту, Аникеев рассердился.
— Вот это зря! — сказал он.— Пожалуйста, отнесите обратно.
— Кушайте, не стесняйтесь! — отмахнулась от него Анна, ставя капусту на стол.— Сейчас самовар скипит, а вы садитесь пока к столу.
Взглянув на капусту, Козырев сказал:
— Вот это называется устроился человек! Слушай-ка, девушка!— обратился он к Тоське.— А у вас в доме комнаты не найдется ли для меня?
— Нет. Какая у нас может быть комната? Не найдется.
— Найдется, найдется! — сказала Анна, проходя мимо нее.
— Это где же такое? — встрепенулась Тоська.
— Да все там же!— сказала Анна.— На Разъезжей улице дом номер шестнадцать, там и найдется! — И опять вышла в сени.
Мужчины стали рассаживаться за стол.
— Нет, так дело не пойдет...— задумчиво сказал Аникеев.
— Так ведь угощают!— сказал один из инженеров, протягивая ложку к капусте.
— А вы и рады! — рассердился Аникеев.— Так, знаете ли, остатки человеческого достоинства растерять можно. Предлагаю вот что: давайте-ка мы угостим хозяев сегодня.
И быстро развязав свой беженский рюкзак, он вынул оттуда две банки с консервами, кусок колбасы и еще какие-то остатки эвакуационного пайка.
— Давайте, давайте, не скупитесь! Вот вы, сластена,— проговорил он, указав на молодого начальника цеха,— у вас обязательно есть конфеты. Пожалуйста, ставьте на стол!
Инженеры нехотя полезли в вещевые мешки, вскоре стол заполнился разнообразным угощением.
— Это зачем же? — рассердилась Анна, входя с тарелкой соленых огурцов.— Все-таки мы хозяева.
— А вот и нет! — возразил Аникеев.— Вы же пригласили меня не в гости. Я сейчас здесь на правах, так сказать, жильца, так что позвольте внести посильный вклад. Пожалуйста, прошу к столу.— И он указал Анне на хозяйское место.— А я с вашего позволения приглашу пока Марию Гавриловну, если не ошибаюсь.