[22]
У нас
на глазах
городище родится
Из воли,
Урала,
труда
и энергии...
В. Маяковский
Вступление
Седые хлопья облаков ползут по расщелинам скал...
Поезд изогнулся длинной дугой, из окна последнего вагона видно, как паровоз и вагоны медленно втягиваются в ущелье.
Высокие ели поднимаются по крутым склонам и там, на высоте, шумят вековым, заповедным бором.
Это Уральский хребет. Не главная часть хребта, поражающая суровой и дикой красотой, а мягкие очертания гор Южного Урала, гор, постепенно переходящих в равнину, в южноуральскую степь.
Южный Урал! Чудесный, благодатный край, разнообразный — привлекательный для геологов и охотников, для металлургов и художников-пейзажистов... Трудно даже в нашей необъятной стране найти такое разнообразие пейзажей, такое гармоническое сочетание озер, горных кряжей, лесов и привольных степей. Трудно найти такое разнообразие климата и растительности. И досада берет, когда узнаешь, что в старое время эти места считались чем-то вроде пустоши в захолустной Оренбургской губернии. Тогда здесь славился только один промышленный город — знаменитый Златоуст. Магнитогорска еще не было на свете, а нынешний областной центр Челябинск был сонным провинциальным городом, более всего известным пересыльной каторжной тюрьмой.
Были в этом забытом краю заштатные городки, вроде Кургана, известного тем, что сюда после сибирских рудников сослали декабристов; был Миасс — городок владельцев золотых приисков и «старателей»; Шадринск — вообще ничем не знаменитый город. А между тем южноуральские земли тысячелетиями таили в своих недрах железо, золото, платину, медь, цветные металлы, уголь... Над железными рудами колосились хлеба, и земледелец, зацепив плугом твердую породу, с сердцем отшвыривал в сторону то, что могло стать железом или сталью в руках металлургов.
Челябинск имел два небольших завода, железнодорожные мастерские, мельницы, был городом одноэтажных деревянных домов самой разнообразной архитектуры. Кажется странным, что именно в этом захолустье выросло, созрело в борьбе за Советскую власть поколение молодых уральских революционеров-большевиков, именами которых названы теперь лучшие улицы города и некоторые заводы.
Старые, пожелтевшие музейные фотографии дают некоторое представление о Челябинске, уездном городе Оренбургской губернии. Иллюстрации в наших журналах десятилетней давности тоже устарели — разительные перемены произошли в этом городе, особенно в эти месяцы Отечественной войны. Трудно себе представить, что на месте центральной части города несколько лет назад было кладбище. Там, где сейчас во весь горизонт развернулась панорама огромных заводов, была пустошь, глушь и дичь, начинавшаяся сразу за городской чертой.
Людей, впервые приехавших в эти края, поражают почти южная лазурь неба и блистающее над снегами уральское зимнее солнце. В этой безоблачной лазури над городом есть одно никогда не рассеивающееся облако дыма заводских труб. Далеко вокруг Челябинска сомкнулось кольцо заводов. Куда ни кинешь взгляд — всюду прямоугольники цехов, широкие улицы заводских поселков.
Долго едешь, и кажется — никак не можешь выехать из городской черты. И невольно вспоминаешь автора «Тарантаса» — старого русского писателя Сологуба, оставившего короткое, но исчерпывающее описание уездного города: «Застава — кабак — забор — собор — забор — кабак — застава...»
И вот как теперь открывается путнику бывший уездный город Челябинск: паутина подъездных путей, железные конструкции поднимающихся из земли цехов, рассыпанные на равнине тысячи бараков, времянок, землянок... Едешь десять, двадцать километров — все та же картина.
Мы приехали в Копейск, шахтерский каменноугольный центр.
В годы гражданской войны шахтеры защищали свой родной город, окружили его окопами, прикрыли баррикадами и не пустили в него белогвардейцев. Эту славную оборону не раз вспоминают шахтеры теперь, в дни решительной борьбы за уголь, в дни, когда заслужившей почет бригаде присуждают звание фронтовой. На торжественном собрании говорят о мужестве старшего поколения шахтеров, о славных традициях копейских шахт — южноуральского Донбасса.
Кому приходилось странствовать по дорогам Южного Урала, того изумляет разнообразие пейзажа, неожиданные перемены на протяжении нескольких десятков километров. Безрадостную голую степь вдруг сменяют цепи синеющих предгорий, затем возникают густолиственные и хвойные леса, и вдруг сквозь золотые стволы сосен сверкнет отливающее уральским самоцветом горное озеро. Столетние ели спускаются к его сияющим, цвета горного хрусталя, водам, лесистые островки поднимаются из глубин. Лодка рассекает прозрачные до самого дна воды, и видно, как форели проходят под кормой лодки.
Это Тургояк — одно из прелестнейших мест Южного Урала, озеро, напоминающее красивейшие пейзажи Швейцарии, но пленяющее нас особенной, русской, нетронутой красой.
В городке Миассе, живописном горном городке, можно видеть окруженные высокими каменными оградами дома-особняки, где жили золотопромышленники. Здесь вам расскажут о своеобразном быте золотопромышленников, живших, как маленькие царьки, и о быте работавших на них старателей. Старатель жил надеждой на внезапное обогащение, ради этой надежды он работал, как каторжный, потому что добыча золота требует тяжелого, кропотливого труда.
Бывало так, что старателю везло, он находил золотоносную жилу или самородок, и он предавался разгулу, устилал ситцем, а то и бархатом, уличную грязь, чтобы гоголем пройтись по этой бархатной дорожке, окруженным прихлебателями и собутыльниками. Потом наступало похмелье: «фарт» — удача, золотой песок — оказывался в несгораемом ящике у золотопромышленника, а старатель возвращался к каторжному труду золотоискателя. Только рассказы старожилов да изрытые склоны гор — вот что осталось от этих сравнительно недавних дней. «Злато» в годы войны нужно так же, как и «булат», поэтому трест «Миассзолото» в большом почете в этом городке.
Но не одно золото составляет богатство этого края. После «злата» перейдем к «булату» — чугуну, железу и стали.
Может быть, вам довелось читать стихи магнитогорского поэта:
В степи лежит, как на ладони,
Червонным, драгоценным слитком
Мой город, славой окрыленный,
Любовно названный Магниткой...
Когда сидишь близ плотины у реки, превращенной в пруд, видишь отраженное в воде созвездие огней магнитогорских заводов,— минутами все это кажется рисунком художника, иллюстрацией к утопическому роману. Как заветное предание, здесь вспоминают труд многих тысяч людей, собранных со всех концов нашей земли, героическую поэму, эпос...
Магнитогорск... Теперь это звучит для всего передового человечества, как чудо, сотворенное нашим народом.
Уральцы — патриоты своего края... С какой гордостью они говорят о том, что знамена Государственного Комитета Обороны развеваются над лучшими предприятиями Урала! С каким волнением в Магнитогорске говорят о вечном своем сопернике — Кузнецке! В этом соревновании двух гигантов, в этой благородной борьбе двух титанов нашей промышленности — страстное желание доблестно служить родине, служить фронту.
Как дед на внука глядит на Магнитогорск старинный город металлургов Златоуст, родина знаменитых клинков и броневых сталей. Секрет закала Златоустовской булатной стали — романтическая легенда. Рассказывают, будто некий оружейный мастер добрался до самого города Дамаска, родины славнейших дамасских клинков, и будто этот уральский мастер не остановился перед тем, чтобы принять ислам и жениться на дочери дамасского оружейника. Оружейник открыл ему секрет дамасской стали, и русский мастер вернулся в Златоуст с этим секретом.
Как бы там ни было, но «шашки Златоустовских кровей» любят наши конники и высокое качество этих клинков не раз испробовали на фашистских башках. Больше восьмидесяти марок нужнейших сталей выпускает Златоуст, и броневая сталь его — добрая, высокого качества сталь.
Индустриальный Южный Урал живет бок о бок с колхозным, и это сочетание особенно разительно вблизи промышленных городов, когда десятки километров едешь среди колхозных полей, уходящих далеко за горизонт. Люди, работающие в полях, напоминают нам о далеком фронте, о том, что мужчины сражаются и колхозный труд лег на плечи женщин, стариков и подростков.
В Сосновском районе Челябинской области известен председатель сельхозартели имени Чапаева — Павел Петрович Кадочников, награжденный орденом Ленина за прекрасное руководство колхозом. О чапаевцах говорят с уважением — они дали государству 11 тысяч пудов хлеба и еще больше картофеля и овощей, то есть не снизили, а увеличили хлебосдачу в дни войны. Между тем в этом колхозе осталось всего 65 трудоспособных. Кадочников — старый солдат; с войны 1914—1917 годов он пришел инвалидом. У него есть свой, особый счет с немцами. Ходит Кадочников, опираясь на палку, поля объезжает верхом на крепком коньке. Когда приезжие интересуются, каким образом он так высоко поднял свой колхоз, старый солдат отвечает:
— Прибавилось силы у народа во время войны!
И он приводит в пример прекрасную работу женщин, стариков, которым перевалило за шестьдесят, ребятишек.
Женщины, работающие на полях, женщины в лабораториях, в госпиталях, за рулем автомашины, у сложных станков-автоматов, женщины-сталевары — вот образы Урала наших дней.
Две девушки, работницы танкового завода Зина Данилова и Клава Рыбалова, овладели сложным американским станком. Больше того — они стали первыми тысячницами цеха. Николай Степовой, юноша девятнадцати лет, работающий на растирке шатуна, выполняющий сложную, требующую особой точности операцию, дает 1300 процентов нормы. Кузнецы Арзамасцев и Завьялов показывают неслыханную ни в одной кузнице мира работу: Арзамасцев, награжденный недавно орденом Ленина, дает в смену 122 коленчатых вала.