После XX съезда партии Ручьев снова в рядах советских литераторов. Он переезжает на Урал, до конца своих дней живет в городе, которому посвятил множество стихов и почетным гражданином которого стал в 1969 году,— Магнитогорске.
В 1970 году Борис Александрович Ручьев становится членом Коммунистической партии.
В 1960—1970 годы выходят в свет одна за другой книги поэта: «Избранное», «Красное солнышко», «Проводы Валентины», «Любава» и др. В 1967 году Ручьеву за поэму «Любава» и сборник «Красное солнышко» была присуждена Государственная премия РСФСР имени А. М. Горького.
СТИХИО ДАЛЕКИХ БИТВАХ[29]
1
За счастье и за мир родного края
и мне пора бы с братьями в строю,
оружие в руках своих сжимая,
с врагом заклятым встретиться в бою.
...Но далеко колышутся знамена,
друзья мои идут в смертельный бой...
И в чутких снах долины Оймякона
отгул боев я слышу над собой.
И в нетерпенье, радостей не зная,
все жду я, сокол, скованный кольцом,—
когда же мне
страна моя родная
прикажет встать и назовет бойцом.
2
В неистовых болях, в несносной тоске,
и днем мне и ночью не спится,
дышу я, как рыба на жарком песке,
на койке полярной больницы.
И вижу вдали — в полумгле
голубой —
над родиной тучи, на родине бой.
В огне золотые мои города,
поля мои дымом повиты,
от тихого Дона до невского льда
в громах не кончаются битвы.
И снова в атаку, штыками грозя,
червонные звезды проносят друзья.
Родные, с кем рос я, работал и жил,
заводы и станции строя,
с кем русых, веселых девчонок любил,
смеясь и страдая порою.
И мнится, что я за бойцами иду,
повязки, как цепи, срывая в бреду.
Кричу я, за строем бросаясь скорей:
— Я с вами, я с вами, ребята!
Я долго бежал от полярных морей...
Я друг ваш, а стану за брата...
Святое молчанье пред битвой храня,
бойцы, улыбаясь, встречают меня.
На каске звезда горяча, горяча...
От тяжести голову кружит,
железною ношей на тонких плечах
мое огневое оружие.
От боли шатаясь, с бойцами иду,
повязки, как цепи, срывая в бреду.
3
Боюсь я, что поздно свобода придет...
Растает на реках расколотый лед,
раскроют ворота и скажут: — Иди!
И счастье и слава твои впереди...
Приду я в Россию. Утихла гроза.
Навстречу мне женка, прищурит глаза:
— Здорово, соколик! Здорово, мой свет!
А где ты, соколик, шатался сто лет?
Друзья твои прямо прошли сквозь войну
и кровью своей отстояли страну.
Им вечная слава, почет без конца,
а ты, как бродяга, стоишь у крыльца...
Обижусь на женку, как сыч, загрущу,
по старым квартирам друзей поищу.
— Ни за что, ни про что попал я в беду,
откройте, ребята, я еле бреду.
В груди пересохло, и в горле печет...
Но вижу в друзьях я большой недочет.
Растут незабудки на бровках могил.
А я вас, ребята, как братьев любил.
До синих цветов припаду головой.
а мертвые спросят:
— Зачем ты живой?
Ты, видно, в боях не стоял до конца,
что сердце свое уберег от свинца?
Стучит твое сердце набатом в груди,
оставь нас, товарищ... Прощай и иди!..
Повсюду, повсюду бушует молва,
как немцев грозою разила Москва,
горел Севастополь и Киев страдал.
Шумят, вспоминая бои, города...
Гудят города день и ночь напролет,
В ожогах и ранах пирует народ.
Отставив винтовки, надев ордена,
бойцы отдыхают за чаркой вина.
Мне скажут: — Куда ты идешь, нелюдим?
Садись-ка за стол, посидим — подымим.
Ты выпей вина да похвастай, где был,
незваных гостей по-хозяйски ли бил?
Иль с неба, иль с тылу, иль запросто в лоб
заморскую сволочь вгонял ты во гроб?..
...Мне пир как похмелье, минута что год,
и хлеб словно камень, и хмель не берет...
И думать нельзя, и не думать нельзя...
Прости меня, женка, простите, друзья!
У дальнего моря я долю кляну,
что в горькой разлуке живу я в войну,
что в первой цепи не шагаю в бою
и люди не знают про доблесть мою.
1942
ДВЕ ПЕСНИО МАГНИТ-ГОРЕ[30]
1
Невидимый, невредимый,
силу тайную хранит
в сердце родины таимый
удивительный магнит.
Мне на свете нет покоя,
нет удачи, нет добра —
неотступною тоскою
извела Магнит-гора.
Дальним ветром, тихим зовом
все манит меня к себе,
будто сына дорогого,
непокорного судьбе.
Я не раз бывал измучен,
падал замертво в мороз,
на костре горел горючем,
не пролив и капли слез.
Но припомню город горный,
весь в огнях в вечерний час,—
хлынут с радости и с горя
слезы теплые из глаз.
Я увижу, как по тропам
росным утром на заре
самым юным рудокопом
я пришел к Магнит-горе,
и, взрывая камень вечный,
день и ночь в земной грозе,
верных верностью сердечной
больше ста имел друзей.
Жил довольный хлебом черным,
в праздник чай кирпичный пил,
вместо доброй и покорной,
непокорную любил.
И желанной, нелюбимый,
пел я, строя город мой,
каждым камушком родимый,
каждой гайкою родной.
2
Если я умру без слова,
люди, будьте так добры,
отвезите гроб тесовый
до высот Магнит-горы.
Под утесом положите
и поставьте столб с доской:
«Похоронен старый житель
и строитель заводской».
Дождь польет могилу летом,
и на политом бугре
загорится горицветом
несгораемый багрец.
И воротятся живые,
старой дружбой мне верны,
сталевары, горновые —
бомбардирами с войны.
Над могильником багровым
снимут шапки в тишине,
задушевным тихим словом,
как живому, скажут мне:
— Спи, товарищ, ты недаром
ел на свете пироги,
нашей сталью в громе яром
насмерть скошены враги!..
И пойдут друзья спокойно
плавить горную руду,
как всегда — готовы к войнам,
к жизни, славе и труду.
Над моим усталым сердцем
пусть же, здравствуя, живет
всю планету громовержцем
потрясающий завод.
Как сердца, стучат машины,
сплав бушует огневой,
и да будут нерушимы
основания его.
Ибо в годы сотворенья
я вложил в них долей тонн —
камень личного граненья,
вечной крепости бетон.
1942
НЕВИДИМКА[31]
Ты припомни, мать Россия,
непреклонная в войне,
как сама меня растила,
в зыбке сказывала мне:
«Если враг с его оружьем —
ложью, ядом и огнем,
словно змей, тебя окружит,
словно вор, вползет в твой дом,
стань живучим как вода,
негорючим как руда,
стань сильнее змей гремучих,
не сдавайся никогда!
Без сомненья, без опаски
по велениям моим
стань, родимый, будто в сказке,
вражьим глазом невидим...»
Не нашел я крепче силы,
чем святая сила — гнев.
Гнев поднимет из могилы,
закалит в любом огне,
поведет непобедимо
человека за собой
через крепость — невидимым,
невредимым — через бой.
Не считает стен преградой,
бронь застав развеет в пыль...
В гневе
сказка стала правдой,
в гневе
песней стала быль.
1942
*[32]
Так сбываются сказки в России...
От великих
трудов и утрат
ты все крепче, смелее, красивей,
будто в битвах бывалый солдат.
Пусть, в работе все жилы напружив,
ты не помнишь
досужего дня,
растеряв ненаглядных подружек,
задушевных друзей хороня.
Пусть, рискуя пропасть без дороги,
ты врубался в чащобы тайги,
сам лечил на привалах ожоги,
сам кедровник варил от цинги.
Пусть в безвыходных вьюжных
осадах
ты от голода падал и слеп
и до гроба запомнил,
как сладок
твой горбом заработанный хлеб.
Пусть в поту от горняцкой науки
ты не смог научиться беречь
молодые, горячие руки,
в вечных ранах и шрамах до плеч.
Пусть, хлебая студеную воду
в полых реках полярных пустынь,
ты бросался в упор ледоходу,
вместе с жизнью спасая мосты.
И ни разу в пожарах и вьюгах
заслужить ты упрека не мог,
будто ты побежал от испуга,