— Ну и беда же на нашу голову свалилась!
— Может, лучше оставить его на месте? Вызвать сюда, продрать как следует. И пусть пока работает?
— Чудесно. Я с вами вполне согласен.
— Значит, договорились? Вызываем его сюда, даем взбучку…. Ты его вызови и поговори. Скажи, коли не перестанешь воровать, ни минуты не продержишься на работе…
— Нет, я не могу. Ты начал, ты и доводи дело до конца. Не люблю я вмешиваться в председательские дела…
— Да-а… Трудная проблема. Раз так, пусть-ка он продолжает работать. Я пока ничего ему не буду говорить. Вот если еще раз попадется с ворованным добром, тогда-то уж мы ему спуску не дадим. Устроим такую баню… Пусть только попадется!
Перевод с башкирского С. Сафиуллина
Василий ЮровскихГОНЧАТНИКИ
— Так как же вы зайцев стреляете? — спрашивают нас приезжие из города.
— Как! — шмыгает носом Серега. — Ежели они бегут — бьем. Прячутся — пужаем, орем, значит. И опять бьем.
Приезжие снисходительно улыбаются. Им жаль нас. У них — собаки, у нас — собственные глотки.
— А с гончими охоту видали?
— С кем?
— С гончими. С породистыми, чистокровными. Вот как наша Джильда и Нагоняй?
Мы с уважением глядим на двух белых с рыжими пятнами собак, на их счастливого хозяина. Он ежеминутно морщится. Распухшую левую руку нежно придерживает правой.
— Их работа? — спрашивает Серега.
— Да, да… Очень злобны, — тихо стонет владелец чистопородных.
Через сорок минут мы подходим к лесу.
— Покажем в работе. Зайцев хватит всем, — приглашают нас городские.
Собаки, свирепея, рвутся в лес. Хозяин изловчился и сам спускает их с поводков.
Секунда — и белых с рыжими пятнами нет. Мы бежим за ними, они — от нас. И вдруг… совсем рядом слышим басовитое: «Гав, гав, гав!»
— Нагоняй! Взял! — сияет хозяин.
А где-то чуть дальше залилась, запричитала другая чистопородная.
— Джильда, — резюмируют приезжие.
Они бегут, мы — за ними. Ничего не видим, ничего не слышим. Сколько бежим — никто не знает. Мелькают березки, кусты, сосенки, полянки, опушки, вырубы, ракитники. Наконец болото. Падаем на кочки, поднимаемся. Очумело смотрим друг на дружку: «Где гончие?»
Снова бежим. Мелькают пятки приезжих, теплые ручейки текут вдоль спины. И вдруг — тишина.
— Далеко еще? — лепечет Серега.
— Сейчас, должно быть, близко, — неопределенно бросает хозяин. — Да это разве еще гон! Как-то гон был, так гон. От Свердловска до Каменска-Уральского! Приятно вспомнить.
Теперь идем шажками. Шагнем — слушаем, шагнем — слушаем.
— Вот они!
И точно. Лежат. Снег жадно едят.
— А ведь идут по следу! — ликуют охотники.
Серега смотрит на след. Долго смотрит. Отдохнуть же надо! Потом он почему-то свистнул. И я смотрю на след. И тоже свищу. Тихонько, конечно. Зайчишка-то, оказывается, бежал… навстречу нам.
Потом мы смотрим на часы: половина двенадцатого. Почти три часа гнали.
— Может, они нас стесняются, — говорит Серега. — Уж мы отдельно пойдем. Старым способом…
Виктор БогдановичМОЛЧАНИЕ — ЗОЛОТО
Как-то раз в кабинете нашего начальника Игоря Варламовича наступила тишина. Потому что он сорвал голос. В кромешной тишине настороженно дышала оперативка…
— Так-так… — прошептал начальник.
Немые изваяния сотрудников охватил трепет.
«Как же мне с ними дальше-то говорить? — тоскливо подумал Игорь Варламович. — Лучше уж молчать совсем, чем шептать…»
От этой мысли он обрел уверенность и молча указал на дверь. Сотрудники кинулись в двери, образовав пробку, которая, впрочем, быстро рассосалась.
Оставшись один, Игорь Варламович помассировал горло и спел: «А-а!..» Легкий шип был ему ответом. Начальник сердито кашлянул и нажал кнопку. Когда Светочка впорхнула в кабинет, Игорь Варламович смущенно улыбнулся и вынужденным шепотом сказал ей на ухо:
— Принесите мне, пожалуйста, чаю…
Это выглядело весьма интимно, и Светочка, вообразив себе бог знает что, легонько пожала Игорю Варламовичу руку, понимающе хлопнула ресницами и принесла чай и… коньяк. И две рюмки.
Но тут в кабинет ворвался шумный экономист Папиросин:
— Игорь Варламович, до каких пор!
Начальник указал на кресло, Папиросин сел, а Светочка вышла.
— Кто? — коротко шепнул Игорь Варламович.
— Складт, — как пароль ответно прошептал экономист.
— Давайте его ко мне… — прошушукал начальник.
— Слушаюсь… — по-военному прошептал никогда не служивший в армии Папиросин и на цыпочках стреканул из кабинета.
Прямо с порога Аполлон Ксенофонтович Складт своим бархатным баритоном принялся солидно излагать свою точку зрения. Игорю Варламовичу всегда нравился богатый нюансами, тонко модулирующий голос Складта. Но сегодня он впервые вслушался в то, что тот говорит, и вдруг ясно понял, что Аполлон Ксенофонтович авторитетно изрекает глупости.
Начальник заглянул в глаза Складта и прошептал:
— Идите…
— Куда? — поинтересовался Складт.
Игорь Варламович показал ему жестом.
Потом Игорь Варламович пошел обходить кабинеты конторы. То, что он шел молча, произвело на всех потрясающее впечатление. Ветераны вскакивали, роняя стулья… Новички интересовались, кто это. Руководители отделов сбивчиво докладывали и торопливо распахивали двери на выход…
Все это так подействовало на коллектив, что он в ожидании неведомых перемен набросился на служебные обязанности с редким рвением и энтузиазмом.
А что начальник?
Стоило ему замолчать — и он услышал, как заразительно смеется бухгалтер Касьяныч…
Увидел, что завсектором Калистратова не «синий чулок» и носит модную оправу…
Открыл, что Закладов — подхалим, Супонева — умница, а предместкома имеет плохой почерк, голубые глаза и красные сапоги-чулки…
Он услышал жалобы вахтера и позывные радиостанции «Юность»…
Если раньше окружающая начальника действительность имела черно-белый вариант, то теперь она предстала в буйстве красок, звуков и нюансов. Мир стал пестрым, как детский калейдоскоп, и многоголосым, как грузинский хор. Игорь Варламович с радостью обнаружил, что он не дальтоник, что ему не наступил на ухо медведь и что он понимает анекдоты.
И он стал с удовольствием чутко слушать, внимательно смотреть и чаще улыбаться.
И его подчиненные тоже стали больше слушать, смотреть и улыбаться.
А потом к нему вернулся голос…
Н. КаменцевПОЛУПЛАГИАТ
Петух нашел жемчужное
зерно
И выбросил: зачем ему
оно?
Тут Соловей являть свое
искусство стал:
Он Соловья другого освистал.
— Ты сер, а я, приятель, сед! —
Сказал, в роман вчитавшись,
дед.
Римма МазитоваОШИБКА
Однажды утром, когда меня одевали, чтобы отнести в ясли, я громко заорал и стал брыкаться ногами. Говорить я еще не умел, но орал и брыкался изо всех сил. Мама поняла, что я не хочу в ясли. Она позвонила к себе и осталась на весь день со мной дома.
Потом я заорал и не пошел в детсад. Бабушка приехала из деревни, досрочно вышла на пенсию и посвятила себя мне.
Как-то я заорал, затопал ногами и не пошел на елку. Мой костюм Айболита отдали соседскому мальчику.
Потом я, помню, уже не орал, а ставил вопрос. Я сказал: либо мы будем собирать металлолом, либо готовиться к экзаменам на аттестат зрелости. Решили, что экзамены главнее. Но я видел в окно — они собирали металлолом! И при этом бегали и смеялись. А у Люськи Челкиной раскраснелись щеки и глаза сверкали, как фары. Нет, как звезды.
Потом я исхитрился и принес справку, что мне не с кем оставить престарелую бабушку и поэтому я не могу поехать со студенческим строительным отрядом. Все лето я вспоминал, как они погружались в вагоны и как Люська Челкина искала кого-то глазами. Я стоял за газетным киоском, меня не было видно.
Однажды я понял, что без Люськи Челкиной не могу. Струхнул порядком, но потом уговорил одного врача и принес Люське справку, что я сумасшедший в четвертом колене. Люська поглядела на меня огромными глазами и вышла за кого-то замуж.
Я тоже женился на ком-то, когда надоело ходить в столовую. Жена хотела ребенка, но я сказал, что когда-нибудь потом. Как-то я вернулся с работы, жены не было дома. Больше мы не встречались.
Потом, помню, я увидел в окно, что ко мне идут бывшие одноклассники — приближался вечер встречи. Я взял зонтик и выпрыгнул из другого окна.
Долгое время я мечтал о собаке. Мне хотелось терьера, и солнечным воскресеньем я поехал на рынок. Интеллигентный старичок продавал чудного лохматого щенка. Я погладил собачку, дунул ей под челку и конфиденциально сообщил старичку, что не могу купить щенка, так как уезжаю на год в Африку.
Когда меня провожали на пенсию, сослуживцы хотели скинуться на банкет, но я сказал, что у меня печень.
Однажды я сидел перед телевизором и вдруг почувствовал, что невероятно, до помрачения разума хочу увидеть Люську Челкину. Я быстро надел калоши и направился к ее дому. Смотрю, она идет навстречу, кефир в авоське несет. Увидела меня, остановилась, долго вглядывалась, потом спросила: «Это ты? Я уж думала, не придешь». Я хотел заплакать и поцеловать ее худенькую, как птичья лапка, руку, но вместо этого приподнял шляпу и сказал: «Извините, вы меня с кем-то путаете».
Я вернулся домой, снова сел перед телевизором и задумался над своей непонятной жизнью. Почему у меня все так получилось?