В самом конце 1917 года, после военной службы, я вернулся на родину и перевез свой музей из села Першино в город Шадринск и организовал здесь на его базе Шадринское Научное хранилище. 9 января 1918 года в помещении городской управы состоялся торжественный акт открытия хранилища. Среди собравшихся был, между прочим, и врач Н. Либединский — отец будущего писателя.
Когда торжественная часть кончилась, начались частные беседы. Тогда-то и подошел ко мне незнакомый щупленький старичок, учтиво протянул оттиск из «Записок УОЛЕ» с ночвинским словарем и отрекомендовался его составителем. Так вот и встретились учитель и ученик.
Занятый работой в Научном хранилище, я не имел возможности близко познакомиться с Никитой Петровичем, который скончался в феврале 1919 года.
Н. П. Ночвин.
Позднее я узнал, что Ночвин свои досуги посвящал стихотворству. Это заставило меня познакомиться поближе со своим интересным земляком — теперь уже через беседы с его женой Александрой Ефимовной, женщиной развитой и энергичной. Она рассказала, что Никита Петрович был привезен родителями в Шадринск трехлетним из города Рыльска Курской губернии, где он родился 13/25 октября 1844 года. Родители его были небогатыми торговцами и продолжали заниматься этим делом в Шадринске.
Никита Петрович, обретя самостоятельность, сначала было завел небольшую торговлю, но потерпел неудачу, решил выйти из купеческого сословия и в 1882 году приписался к мещанскому обществу города Шадринска, завел связи с одним камышловским купцом и стал его разъездным агентом по распространению таких деревенских товаров, как серпы, косы-литовки, бруски для их точки. Этот товар он зимой забирал в Камышлове, а летом развозил по деревням.
Местом продажи выбрал юго-западные волости Шадринского уезда — Уксянскую и Белоярскую. Здесь в основном жило население по «старой вере», по-местному кержаки, или двоеданы. Обычно покупался товар в долг, «до урожая», и едва ли были случаи, что должники не расплачивались за забранные товары, хотя никаких расписок брать с них не полагалось, а верилось на слово.
Тамошний крестьянский люд был вообще очень осторожным, недоверчивым, особенно к людям из города; Никита же Петрович, будучи человеком кротким, «дипломатичным», вошел в доверие к местному населению, широко и глубоко наблюдал его быт и таким образом имел возможность собрать ценный материал по говору. Это велось в течение почти двух десятков лет. Кто подал Ночвину мысль заняться таким делом, пока не выяснено, — очевидно, кто-то из корреспондентов УОЛЕ — в Шадринске или в Екатеринбурге, когда Никита Петрович навещал там брата Афанасия.
Занимаясь летом разъездной работой, остальное время года Никита Петрович находил себе разное дело в Шадринске: то переписчиком бумаг в земской и городской управах, то выполнял поручения разных торговых предприятий, а после революции 1905 года на некоторое время устроился смотрителем (завхозом) земской больницы. В последние годы, состарившись, нигде не работал.
Конечно, составление диалектного словаря, как и писание стихов на местные темы, было работой для души.
Своей газеты в Шадринске тогда еще не было, появилась она позднее, когда Ночвин уже чувствовал себя стариком. Но писал он не для печати, а для себя и для друзей. При записи фольклора мне приходилось сталкиваться с ночвинскими произведениями, и кое-кто из их рассказчиков не знал уже имя автора.
Писал он про городские порядки, про земство, про случаи из деревенского быта, эпиграммы на разного рода деятелей и дельцов. До настоящего времени в рукописи дошло свыше двух с половиной десятков ночвинских стихов. Среди них целый ряд поэм, как «Земское собрание в Шемякинске», «Путевые наброски от Шадринска до Царскосельска 2 июля 1896 г.», «Дуня», «На юг от Шадринска», «Неудачник», «По службе», «Мещанка».
О том, что Ночвин пишет стихи, шадринский служилый люд хорошо знал. Когда Никита Петрович написал «Земское собрание в Шемякинске», начальство пришло в негодование и потребовало арестовать поэта. Правда, большого «криминала» в этой поэме не было, и арестованного вскоре освободили.
Стихотворения Ночвина не сильны по форме и имеют лишь известный историко-этнографический интерес чисто местного значения. Словарный же материал его использован «Словарем русских говоров Среднего Урала», составленным Уральским государственным университетом, и «Словарем русских народных говоров», издаваемым словарным сектором Института русского языка Академии наук СССР.
Разными путями, особенно благодаря вниманию младшей дочери Никиты Петровича, Нины Никитичны, в замужестве Стефановской, у меня образовался личный фонд Ночвина. В него входит рукописный сборник работ автора: диалектный словарь, собрание стихов, а всему этому предпосланы воспоминания дочери об отце и его биография. В 30-х годах я скопировал с авторского машинописного сборника его стихи и поместил сюда же, а также несколько листков со стихами, переписанными на машинке самим автором. Дочь подарила две фотографии — одиночный портрет отца и групповой снимок, где Ночвин снят с двумя старшими братьями.
Как-то летом 1967 года в поисках недоставленных номеров периодики я зашел в Свердловскую центральную городскую библиотеку имени Герцена, где меня в этом отношении всегда выручал знакомый библиограф Андрей Иванович Серов.
Через каких-либо пять-шесть минут он, как всегда, с обычной улыбкой разыскал мне просимое. А вместе с тем подал пачку бумаг с пожеланием сохранить их в нашем архиве литературы и искусства. Все они были связаны с именем П. А. Оцупа.
Оцуп… чем-то знакомое имя. Ах, да — это «тот фотограф, который Ленина снимал». Но ведь он снимал и многих его сподвижников, и важные моменты из истории нашего Отечества, словом — советский фотолетописец! О его оперативности и напористости говорит уже одно то, что он смог пробраться в вагон и сфотографировать момент подписания Николаем Вторым акта отречения от престола, — то ли через окно фотографировал, то ли еще как…
Но — как он оказался на Урале?
Вскоре мне представился случай поговорить с человеком, который встречался с П. А. Оцупом в Свердловске.
По соседству с Уральским архивом литературы и искусства — через коридор от него — разместилась лаборатория фотодокументов Областного государственного архива. В ней-то я и встретил заслуженного фотоработника, бывшего сотрудника редакции «Уральского рабочего», Александра Павловича Исакова и рассказал ему об оцуповских материалах.
Выслушав меня, он говорит:
— Пойдемте-ка, я что-то покажу вам, — и повел меня в помещение, где в ванне выдерживалась огромная фотография: Оцуп у портрета Ленина…
И тут Александр Павлович рассказал мне о своих встречах с Оцупом.
П. А. Оцуп.
В 1941 году Оцуп с женой был эвакуирован в Новосибирск и там получил сообщение, что его сын убит на войне. Отец решил во что бы то ни стало проехать в Москву, чтобы выяснить верность слухов.
С трудом добрался он до Свердловска, но тут застрял. И не мудрено: в Москву в то время ходили только военные поезда. Вокзал оказался так забит беженцами, что не было места, где сеть, а не только прилечь, даже на полу. Бедняга Оцуп пробыл здесь, пытаясь уехать, несколько дней, измучился от всего и решил поискать в городе знакомых людей. Вспомнил, что в отделе фотоинформации «Уральского рабочего» работает А. П. Исаков.
Собрался с силами и добрел до редакции. Исаков и удивился и обрадовался старому знакомому, известному фотомастеру. Понял, что Оцупу надо помочь.
После звонков туда и сюда устроили его в гостиницу «Большой Урал», через торготдел выписали продуктов. Оцуп отдохнул, подкрепился и ожил. Рассказал, что на квартире в Москве осталось огромное количество материалов, и предложил устроить из них в Свердловске выставку.
С помощью штаба военного округа Оцуп уехал в Москву с одним из поездов военного значения. Здесь он узнал, что сын его жив, но лежит в госпитале, собрал свои материалы для выставки и вернулся в Свердловск.
По приезде он с увлечением принялся за организацию большой выставки историко-революционных снимков по материалам своего богатейшего фотоархива. Она была размножена и побывала у воинов в окружном Доме Красной Армии, у рабочих Уралмаша и Нижнего Тагила и в других местах и везде пользовалась неизменным успехом.
После этого Оцуп во время войны еще не раз побывал на Урале. Об этом, в частности, свидетельствуют некоторые документы среди тех, что были переданы мне А. И. Серовым, а также строки из очерка Л. Волкова-Ланнита в журнале «Наука и жизнь» (№ 6 за 1967 год):
«Ни на один день не оставлял своего фотоаппарата неутомимый ветеран фотожурналистики. Он не расставался с ним в годы Отечественной войны. Упомяну хотя бы один снимок 1943 года — «Ремонтная фронтовая рабочая бригада», — вошедший в его тематическую фотосерию «Урал кует оружие победы».
Так, в документе от 14 апреля 1944 года Свердловский горком комсомола просит городской отдел по делам искусств «продлить командировку тов. Оцупу П. А. ввиду того, что он занят работой по организации выставки и фотосъемкой молодежи г. Свердловска».
Другой документ — «доклад» Петра Адольфовича председателю Свердловского горисполкома от 26 июня того же года.
Из документов военного времени сохранились фотокопии документов Центрального музея В. И. Ленина и Государственного Московского театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. В «характеристике», выданной в апреле 1942 года Центральным музеем В. И. Ленина, говорится:
«Неоценимой заслугой фотографа Петра Адольфовича Оцупа дирекция Центрального музея В. И. Ленина считает то, что он документальной фотографией сохранил образ великого Владимира Ильича Ленина. По его фотографиям будет правдивый образ Ленина жить в веках. В экспозициях Центрального музея В. И. Ленина находятся десятки фото Оцупа с отображением различных моментов деятельности В. И. Ленина. Много имеется портретов В. И. Ленина — фото Оцупа. Тов. Оцуп П. А. в послеоктябрьский период своей деятельности сделал для народа нашей страны много документальных фотографий по истории революции, гражданской войны».