незначительными мелочами. С женой у них на почве ревности бывали ссоры, Винничевский ревнивец. Сына Владимира Винничевский часто ругал, особенно нынче, и было у них это потому, что Владимир не хотел учиться и получал плохие отметки по школе. Винничевский говорил сыну, что если он не будет учиться, отдадим тебя в колонию».
На вопрос о половой слабости Георгия Винничевского допрашиваемый ответил так: «На эту тему у меня с ним никаких разговоров не было. Я лично об этом не слышал ни от своей жены, ни от жены Винничевского». Конечно, жена передавала ему свои разговоры с его сестрой – зная женскую натуру, в этом можно не сомневаться – но Петр Иванович решил скрыть свою излишнюю осведомлённость и дистанцироваться от неприятной темы. Весьма разумное поведение в таком месте, как кабинет следователя.
О Владимире Винничевском свидетель высказал довольно интересные и даже оригинальные наблюдения, которые здесь нелишне воспроизвести: «Владимир – человек замкнутый, он не увлекался ни музыкой, ни книгами. У него нет никого, друзей… К учёбе стремления у Владимира также нет… Я на эту тему много разговаривал с Владимиром, он своё нежелание учиться объяснял тем, что учёба у него нейдет, нет памяти… Как отец, так и мать Владимиру ни в чём не отказывали, ему куплено пианино, велосипед, одежда, всегда ему давали деньги на личные нужды. Я знаю, что у него одно время своих личных средств было в копилке 600 руб. Материально он был полностью обеспечен. Часто ходил в театр, в кино. Я ещё говорил Винничевским, что они испортят Владимира, давая ему много денег… Я сам замечал, что Владимир стремится уйти из дома, для этого он говорил отцу или матери, что вот он сходит в магазин, поищет сахару, за хлебом и т.д.»
Со слов Петра Мелентьева получалось, что дом родной для Владимира Винничевского был местом постылым и неприятным, откуда тот старался улизнуть под любым предлогом. Неожиданное замечание, не правда ли? Интересно, как отнеслась бы к этому Елизавета Винничевская? Наверное, подобное открытие её бы неприятно поразило.
Нельзя не процитировать ещё одно необычное наблюдение Петра Мелентьева: «Владимир любил слушать разговоры взрослых, кто бы где ни сидел или стоял, о чём бы ни разговаривали – он подойдёт и слушает. И надо отметить, что у него ни к чему никакого предрассудка не было, он ко всему относился равнодушно, и ему не давалось и учение, музыка и т.д.» В православии таких равнодушных ко всему людей обозначают весьма точно и многозначительно – «теплохладные». Это люди, не верующие в Бога и вместе с тем не убеждённые атеисты, люди равнодушные, без всякой искры в любом деле, вся жизнь для которых подобна движению по течению.
Уже в самом конце допроса Петр Мелентьев сделал интересное замечание о заикании Владимира Винничевского: «Было у него сильное заикание, теперь стало лучше». Деталь эта важна, ведь по меньшей мере два свидетеля утверждали, будто разговаривали с похитителем детей, но никто из них не упоминал о дефектах его речи. Любопытно и то, что в ходе психиатрического освидетельствования специалисты, указав массу весьма незаметных и специфичных симптомов, вроде «сглаженной справа носогубной ямки» и перекошенного влево языка, почему-то ни единым словом не упомянули о таком значимом для любого психиатра и притом явном дефекте, как заикание. Так что нам придётся самостоятельно собирать все замечания свидетелей на эту тему, чтобы понять, когда и в какую сторону менялась речь Владимира Винничевского.
На следующий день после допроса Петра Мелентьева состоялся повторный допрос его сестры Елизаветы Винничевской, о чём выше было уже рассказано. А в Нижнем Тагиле с целью проверки поступившей из областного уголовного розыска информации о причастности к похищению Риты Фоминой юноши, приехавшего летом из Свердловска в гости к родственникам, вызвали на допрос Оленева Василия Алексеевича, проживавшего по улице Тельмана, дом 25, квартира 7. Сразу скажем, что это был странный человек, чья роль в этой истории, вполне возможно, оценена совершенно неверно. Работал он на Уралвагонзаводе весовщиком электрических весов, и на момент описываемых событий ему уже исполнилось 59 лет. По тем временам его впору уже было называть дедом. Хотя Василий Оленев был женат, детей он не имел, что для нравов первой трети 20 века выглядело несколько необычно. Мужчины обычно уходили от тех жен, которые не могли родить здоровое потомство, если же такой вариант в силу каких-то причин являлся недопустимым, то бездетная чета усыновляла сирот.
Оленев являлся дядей Елизаветы Винничевской, то есть она была дочерью его родной сестры. Василий Алексеевич рассказал о взаимных поездках к Винничевским и Винничевских к нему. Странно, что говоря о приездах членов семьи Винничевских к нему, он заявил, будто последний такой визит имел место в 1927 г. Начальнику нижнетагильского угро Кузнецову пришлось даже задать специальный вопрос относительно того, бывал ли у Оленева в гостях Владимир Винничевский? Тут Оленев всё сразу вспомнил и уточнил, что Володя приезжал в Нижний Тагил и жил в его семье со 2 или 3 августа 1939 г. и убыл «числа 11». Этот момент, конечно, очень любопытен. С одной стороны, можно подумать, будто гражданин Оленев действительно забыл о приезде внучатого племянника, имевшем место два с половиной месяца назад, но с другой, в такую забывчивость не верится никак. Управление НКВД в те времена являлось местом до такой степени депрессивным и суровым, что играть с товарищами в синих галифе в «тупого и забывчивого» было чревато самыми печальными последствиями для собственной жизни и здоровья. Именно поэтому советские граждане с готовностью вспоминали в этих учреждениях даже то, чего на самом деле никогда не происходило. Примеры тому имеются даже в этой книге.
Василий Оленев явно попытался хитрить на допросе, но его тут же поставили на место. Дабы не зарывался. Гражданин Оленев правильно понял, что допрашивающему известно всё, а стало быть, «тупить» в такой ситуации – лишь здоровью вредить. Факт колебаний гражданина Оленева заслуживает быть отмеченным. Это один из тех крючочков, что плотно удерживают цепь событий всей этой немыслимой истории в жёстких пространственно-временных координатах, и нам придётся ещё не раз вспоминать и гражданина Оленева, и его странную семью, и удивительное поведение Василия Алексеевича на допросе, потому что ответив на одни вопросы, этот персонаж на самом деле задал другие. Безответные.
Процитируем самое окончание допроса гражданина Оленева, оно того заслуживает:
«Вопрос: В момент проживания у Вас Владимир Винничевский чем занимался?
Ответ: Владимир днями играл в футбол с ребятишками, которых он привозил с собой из города Свердловска, а вечерами уходил куда-то, говорил, в клуб центральный, находящийся около Парка культуры и отдыха.
Вопрос: Шестого августа чем он был занят днём, и когда, то есть во сколько времени, уходил из квартиры и когда возвратился?
Ответ: Точно не помню (было бы удивительно, если бы помнил! – прим. А. Р.), где он в этот день был или нет, но я был выходным и находился дома. А насчёт Владимира не помню, уходил {ли он} куда или нет, т.к. я на его отсутствие из моей квартиры {внимания} не обращал и не придавал особое внимание, считая его за ребёнка… У меня в квартире из ребят никого не было (по смыслу: не бывало – прим. А. Р.), на улице, я видел, он играл с ребятами в футбол, но с кем из них – не знаю, т.к. у меня детей своих нет и они меня не интересовали».
Это потрясающий пассаж, поскольку Василий Алексеевич умудрился наговорить в нескольких предложениях столько интересного, что даже диву даёшься – то ли это какая-то особенная глупость, то ли незаурядный умище? Ну в самом деле, он совершенно неожиданно упомянул «ребятишек, которых он {Володя Винничевский} привозил с собой из Свердловска». Фраза парадоксальная во всех отношениях, поскольку мать арестанта, его дядя Мелентьев и жена последнего, истово убеждали товарищей из свердловского угрозыска в том, что у Володи друзей нет и быть не может, ибо он «замкнутый». И вдруг такая странная оговорка! Но мы-то знаем, что Винничевский никого из Свердловска привезти в Нижний Тагил никак не мог по той простой причине, что приехал он в этот город вовсе не из Свердловска, а из Кушвы. Да и не было у него таких друзей, которые отправились бы в другой город, чтобы проведать Володю, во всяком случае следствие отыскать таковых не смогло, хотя и очень старалось.
Кроме того, заслуживает пристрастного внимания оговорка насчёт того, что Василий Оленев считал Владимира Винничевского «ребёнком». Это как-то совсем уж режет слух, в 1939 г. подростки в возрасте 16 лет вовсю прыгали с парашютных вышек и сдавали лыжные кроссы на 15 километров, а тут дяденька-весовщик называет такого почти готового солдата «ребёнком». Ха! пробежал бы он сам лыжный кросс, да прыгнул разок с привязного аэростата, тут бы мы и узнали, кто же считался ребёнком в Стране Советов. И конечно, совсем уж странна оговорка Василия Оленева насчёт того, что «дети его не интересуют». Это совершенно педофильская формулировка, в разных видах она встречается в показаниях самых разных преступников, совершавших преступления против детей. Нормальный человек не говорит о том, что его не интересует, он не делает на этом смысловой аффектации, потому что при отрицании чего-либо возникает потребность в позитивном признательном утверждении. Так устроен наш мозг: когда мы слышим тезис отрицания, то интуитивно продолжаем мысль в утвердительном ключе. Если Оленев не «интересуется» детьми, то кем он тогда интересуется? Стариками? Старушками? Инвалидами? Соседками? Для чего он подчёркивает отсутствие интереса к детям, если его об этом никто не спрашивает?
Оговорка Василия Оленева чрезвычайно любопытна. Она заслуживает того, чтобы её запомнили, поскольку сам этот персонаж очень странный, у нас ещё будут вопросы по поводу его взаимоотношений с Володей Винничевским. Выражаясь метафорично, скажем так, что в этом колодце очень и очень мутная водица.
В самом конце допроса Василий Оленев, видимо, узнал о причине задаваемых ему вопросов, о задержании внучатого племянника по обвинению в убийствах и посмертных изнасилованиях малолетних детей и тут тональность его демагогических рассуждений резко изменилась. Моментально! Просто процитируем последние слова гражданина Оленева, сказанные уже после того, как начальник уголовного розыска осведомился о том, хочет ли он дополнить свои показания. Василий Алексеевич захотел сам себя дополнить, и сделал это так, что его слова нельзя не процитировать: «Кроме то