Уральский Монстр — страница 106 из 142

собрания, а в НКВД такого рода демагогия никого обмануть не могла.

Младший лейтенант Белобородов не показал виду, будто заметил ложь допрашиваемого, поскольку следствие проводил не он, а областной уголовный розыск, а стало быть, только там могли оценить важность такого поведения юноши. Результаты проведённой проверки, протоколы допросов и собранные справки он переправил 22 ноября в Свердловск, возможно, сопроводив документы телефонным звонком с необходимыми устными пояснениями. Последствия не заставили себя ждать – наивный Гена Лунёв получил повестку, обязывавшую его явиться 29 ноября в здание Управления РКМ по Свердловской области для допроса в качестве свидетеля. И это явилось для него немалым шоком – он-то с 3 ноября пребывал в уверенности, будто проявил на допросе «стойкость» и перехитрил глупенького вр. и. о. начальника Верхне-Салдинского ГОМ. А вышло вон как!

О том, как запел на допросе 29 ноября Геннадий Лунёв, мы ещё скажем в своём месте, сейчас же, дабы не нарушать общую хронологию повествования, вернёмся к событиям последних дней октября и начала ноября 1939 г.

30 октября начальник 1-го отделения областного ОУР лейтенант Лямин провёл допрос Владимира Файбушевича, 15-летнего юноши, жившего в том же доме, что и Винничевский. Потенциально этот свидетель мог быть очень интересен, как-никак, сверстник, менее чем на год младше Владимира, на протяжении многих лет рос рядом с ним, должен же он что-то видеть такое, чего не замечали другие! Файбушевич постарался максимально дистанцироваться от Винничевского и заявил, что с последним не дружил, за все годы «бывал у него в квартире всего два раза», добавил, что учились они в разных школах, и ничто их не связывало. Опять в протокол попали слова про то, что «учеба не давалась» Володе и «память у него плохая», в общем, все эти песни в уголовном розыске уже слышали не один раз. Чтобы окончательно отбить всякий интерес к собственной персоне, Володя Файбушевич подчеркнул, что «лето нынешнего года я был в лагерях, и что тут делал Владимир, я не знаю». Дескать, не видел и не слышал, не спрашивайте.

Всё в рассказе Файбушевича звучало вроде бы логично, допрос получился коротким и, скажем прямо, бессодержательным.

Гораздо более важным событием того дня явился допрос Георгия Ивановича Винничевского, отца обвиняемого. Это был его первый официальный разговор с представителями следствия, хотя с момента ареста сына уже минуло почти 6 суток. Елизавета Ивановна, мать обвиняемого, официально допрашивалась уже дважды – 27 и 29 октября – а вот Георгия Ивановича в уголовный розыск не вызывали. Пауза была неслучайной, всем было ясно – и самому Винничевскому в первую очередь – что от отца следует ждать очень важных признаний, ведь в большинстве случаев сын психологически более привязан к отцу, которого он копирует, порой даже неосмысленно, и который является для него героем и объектом особого почтения. К отцу несовершеннолетнего преступника правоохранительные органы всегда будут иметь много вопросов по поводу воспитания, тем более в тех случаях, когда речь идёт о расследовании сексуальных преступлений. Так что Георгия Ивановича Винничевского руководители следствия немного «помариновали», оставили на несколько дней наедине с собственными размышлениями, дабы тот настроился на нужный лад.

Заодно взятая пауза была использована для негласного сбора информации как о самом Винничевском, так и его семье. То, что Георгий Иванович прежде служил в ЧК-ОГПУ, фактически выводило его из-под юрисдикции уголовного розыска. По существовавшей в Советском Союзе практике правоприменения органы милиции не могли осуществлять в отношении него следственные действия без согласования с территориальным подразделением госбезопасности. То, что Винничевский был уволен из «органов» по компрометирующим основаниям, ничего не значило – эта деталь могла быть всего лишь элементом его «легенды», и госбезопасность могла продолжать использовала его в своих оперативных комбинациях как агента-провокатора или даже резидента, то есть руководителя агентурной сети. Для того, чтобы получить разрешение вызвать Георгия Винничевского на допрос, уголовному розыску следовало подготовить хорошо мотивированное ходатайство и дождаться его рассмотрения руководством местного Управления госбезопасности, входившего вместе с УРКМ в состав областного УНКВД. Рассмотрение не могло быть быстрым, поскольку требовалось изучить не только мотивировку товарищей из уголовного розыска, но и «поднять» в отделе кадров личное дело сотрудника, изучить его, узнать мнение руководителей оперативных подразделений о допустимости допроса. И только проанализировав ситуацию с разных сторон, руководство Управления госбезопасности могло дать санкцию на вызов Винничевского для допроса. Все эти бюрократические телодвижения не могли уложиться в день или два, они должны были потребовать большего времени, так что как раз к концу месяца начальник ОУР Вершинин все эти формальности успешно утряс.

Винничевского допрашивал сам Вершинин, начальник областного уголовного розыска. Понятно, почему допрос малозначительного Файбушевича можно поручить подчинённому, а вот отца обвиняемого, перспективного с точки зрения получения важной информации, в чужие руки отдавать нельзя! Согласно утверждениям, сделанным в начале допроса, Георгий Иванович Винничевский родился 23 апреля 1895 г. в Санкт-Петербурге, служил в Императорской армии с 1915 по 1917 год, получил чин унтер-офицера. В Белой армии не служил, в коммунистическую партию вступил в 1917 г., исключён в 1936-м. На момент допроса работал уполномоченным эксплуатационного бюро театра музыкальной комедии в г. Свердловске, сейчас бы его должность назвали «директор по снабжению» или как минимум «инженер отдела снабжения», поскольку «уполномоченный» – это не тот, кто гайки крутит и вентиля в кочегарке поворачивает, а занимается снабжением и имеет право осуществлять закупки в рамках отведённого ему лимита. По советским временам «снабженец» – это хорошее ремесло, ибо при социализме поставлять и распределять материальные блага было много выгоднее, чем их производить.

Итак, закончив с анкетой, Вершинин перешёл к содержательной части протокола. И тут понеслась душа в рай! Уже первая фраза, доверенная бумаге, перевернула картину с ног на голову. Предоставим слово гражданину Винничевскому (стилистика оригинала сохранена): «Родился я в бывшей Полтавской губернии Лохвицкого уезда местечка Варва, а не в гор. Ленинграде, как я говорил и как указано у меня в паспорте. Причина этой разницы заключается в том, что я хотел числиться из рабочих, а не из крестьян, тогда как отец у меня никогда не был никем в гор. Ленинграде, как я об этом говорил, и естественно не работал на Путиловском заводе… Хозяйство у него (у отца – прим. А. Р.) было бедняцкое, имел всего 3/4 десятины земли на семью в 10 человек. В 1912 г. вся наша семья переехала на жительство в Акмолинскую обл., Петропавловский район, посёлок Ярки».

Немного косноязычно, но – понятно. Никакого Путиловского завода, никакого пролетарского происхождения, эдакий середнячок-хитрячок. Разумеется, Винничевский сознался не потому, что в октябре 1939 г. он стал весь из себя честный парень (до этого же он врал почти 20 лет и не краснел!), а по причине гораздо более прозаичной – у Вершинина явно была справка на гражданина свидетеля, предоставленная отделом кадров Управления госбезопасности областного УНКВД, а там все эти нюансы биографии Георгия Ивановича были подробнейше изложены.

Поэтому Георгий Иванович и начал сразу с саморазоблачения. У коммунистов это называлось «идеологический противник разоружился».

Весьма живописно Винничевский изображает свои дальнейшие похождения – призыв в царскую армию, окончание учебной команды, направление на фронт в звании старшего унтер-офицера, участие в боевых действиях на Юго-Западном фронте в 1916 г. – знаменитый «Брусиловский прорыв»! – ранение в ногу и направление в Санкт-Петербург на излечение. Далее участие в Февральской революции, демобилизация, работа на заводе, членство в красногвардейской заводской дружине, увольнение и возвращение в Ярки. Там Георгий Винничевский вступил в 1-й кавалерийский эскадрон под командованием товарища Савельева, который в июле 1918 г. выступил против белочехов и был быстро разбит. Винничевский вместе с двумя товарищами бежал и спрятался на хуторе под Омском. Там его обнаружили, взяли агентом в губернский уголовный розыск. В ноябре 1919 г. после ухода колчаковских войск Винничевский вместе с рядом других работников перешёл на сторону «красных» и принял участие в организации рабоче-крестьянского уголовного розыска, в котором и работал до июля 1920 г. Ещё любопытная цитата из рассказа Винничевского о той горячей поре: «В 1919 г., ещё работая в Угрозыске, я и Линевич поступили в РСДРП, но стаж был указан с 1917 г. Это получилось потому, что отдельные товарищи знали меня по эскадрону и знали также, что до эскадрона я был в г. Ленинграде в Красной гвардии при заводе». То есть Георгий Иванович банальнейним образом приписал себе два года партийного стажа! И ссылка на неких товарищей, которые, мол-де, что-то там знали, – не более чем фигура речи. Ни одной фамилии не названо, да хоть бы и были названы – это не отменяет факт обмана при вступлении в партию.

Надо сказать, что партстаж для коммунистов той поры – это нечто святое, на уровне фетиша, партстажем гордились, большой партийный стаж был ценнее ордена и любого подарка. Коммунисты с дореволюционным стажем всегда считались «совестью партии», градации существовали очень чёткие – вступившие до Февральской революции 1917 года, в период с февраля по конец октября 1917 г., и те, кто вступил в партию после Октябрьского переворота. Даже «Большой террор» 1937 и 1938 гг., изрядно проредивший ряды «старых большевиков», не девальвировал исключительную ценность дореволюционного партийного стажа.

Как видим, Георгий Винничевский долгие годы врал о своих заслугах – выдавал себя за рабочего, хотя рабочим отработал менее года, писал в анкетах, что в партию вступил до революции, а по факту – приписал себе два года партстажа, присутствовала в его биографии какая-то мутная история со службой в колчаковском уголовном розыске, везде какое-то вранье или недосказанность! С июля 1920 по август 1921 г., опять-таки если верить рассказу самого Георгия Ивановича, он работал окружном артиллерийском управлении – это какой-то непонятный зигзаг в ег