о биографии – потом перешёл на службу в штаб командующего войсками ВЧК по Сибири, дислоцировавшийся тогда в г. Новосибирске. И должность занял весьма нерядовую – комендант штаба! Под комендатуры в ЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД традиционно маскировались расстрельные команды, то есть Винничевский фактически стал штатным палачом Сибири.
В 1922 г. с Георгием Ивановичем приключилась неприятность – его исключили из партии «за превышение власти». Сам Винничевский рассказал об этом инциденте так: «Я, работая комендантом ОГПУ, привёл один приговор в исполнение, между тем как тех лиц надо было отправить в ссылку. Вскоре я был восстановлен в рядах партии». Получается, что расстрелял группу людей ошибочно, но – ничего страшного! – его быстро простили. На этой ответственной должности он подвизался вплоть до 1923 г., а потом заболел, по его словам, «нервным расстройством» и болел аж даже 2 месяца. «Нервное расстройство» чекистских комендантов – это тривиальная белая горячка, поскольку на нервной и кровавой работе пить приходилось постоянно и водкой комендантские команды снабжались без лимита. После поправки пошатнувшегося здоровья Георгий Иванович попросил об отставке из ГПУ, но, по его словам «получил назначение в Омск». Оттуда в мае 1923 г. перебрался в Свердловск, где работал в железнодорожном отделе ОГПУ, затем был переведён в отдел связи. Потом опять непростая, но почётная должность коменданта Представительства ОГПУ. В 1929 г. по заключению врачей со службы в ОГПУ уволен. Иными словами, в 34 года Винничевский пить больше не мог, здоровье совсем пошатнулось.
С 1929 г. он официально числился в издательстве «Уральский рабочий» уполномоченным по распространению литературы, в 1937 г. устроился в театр музкомедии. Вторично из партии Винничевский был уволен в 1936 г. за то, что родственники его жены являлись торговцами, а также за его добровольную службу в царской армии и «за то, что я не мог подтвердить документами, где я был в 1919 г.».
Любопытна следующая деталь, ярко характеризующая Винничевского, – он не поддерживал отношений с родственниками, хотя его семья состояла из 10 человек. Во время допроса он признался, что узнал о смерти отца спустя несколько лет после того, как это произошло – брат Василий рассказал, разыскав Георгия в Свердловске и приехав в 1939 г. проведать. Кроме этой единственной встречи с братом никаких контактов с родней Георгий Иванович не поддерживал с момента вступления в ряды Красной армии в июле 1918 г. Ну, опять-таки, если верить ему на слово.
Честно говоря, за всеми этими деталями ощущается какая-то недосказанность, совершенно очевидно, что эта «версия жизни» Винничевского весьма неполна. Но даже в таком варианте жизненный путь Георгия Ивановича сам по себе, без всякой связи с судьбой его сына, заслуживает отдельной книги.
Вершинин предложил Винничевскому дать «исчерпывающую характеристику» сыну Владимиру. Георгий Иванович ответил так: «Прежде всего, он очень скрытен, молчалив и угрюм. Любит уединение. Его любимым занятием была физическая работа – любил носить дрова, колоть их, носил воду и т.п.».
После этого допрос был прерван. Фактически тогда, когда речь только-только зашла о Владимире Винничевском. Причина остановки кроется, по-видимому, в том, что начальник ОУР Вершинин посчитал необходимым согласовать полученные от Георгия Винничевского ответы с руководством. Всё-таки в ответах допрашиваемого прозвучало много таких деталей, которые в большей степени относились к компетенции госбезопасности, нежели уголовного сыска – упоминались расстрелы, проводившиеся комендатурой ОГПУ, искажения партийного стажа, содержалась информация о послужном списке допрашиваемого в рядах спецслужбы. Это были такие детали, которые, вполне возможно, следовало бы удалить из милицейского протокола. Старший лейтенант Вершинин взял паузу и передал протокол начальнику УРКМ Урусову, который в свою очередь отправил его коллегам из Управления госбезопасности для ознакомления и принятия решения. После того, как чекисты изучили документ и ничего особо предосудительного в нём не увидели, его вернули обратно в Отдел уголовного розыска. Протокол был подшит в следственные материалы и благополучно сохранился до наших дней.
Все эти путешествия по этажам секретной иерархии заняли почти неделю, поэтому допрос Георгия Винничевского был продолжен лишь 5 ноября. Но прежде произошли немаловажные события, о которых следует упомянуть до того, как рассматривать содержание интересующего нас документа по существу.
Начальник 1-го отделения ОУР Лямин 30 октября допросил Марию Белокурову, преподавателя школы №14 г. Свердловска. Мария Флегонтовна была классным руководителем того самого 5 класса, в котором Владимир Винничевский учился до февраля 1937. Учительница оказалась очень аккуратна в выражениях, и её показания по большому счёту выглядят малозначительными. Вот самое важное из сказанного ею: «Винничевский по виду был тихий, скромный ученик, но поведение у него было временами удовлетворительное (понимать надо так, что на „троечку“, то есть не „отличное“ и не „хорошее“, а именно „посредственное“ – прим. А. Р.). Недисциплинированность его выражалась в том, что он разговаривал во время уроков с учениками… Характер, особенности его, наклонности Винничевского я описать не могу, этого я не помню и достаточно его не изучила». Даже об истории с попыткой побега Винничевского, Гапановича и Сарафанникова бывшая классная руководительница толком ничего не сказала, заявив, что забыла фамилии товарищей Владимира. Можно подумать, что из школы №14 побеги из семей с похищением пистолета и денег происходят каждую неделю, а потому запомнить их все, ну никак невозможно. Мария Флегонтовна, по-видимому, боялась навредить Винничевскому своими рассказами, поэтому старалась сказать как можно меньше.
Если бывшая классная руководительница ничего существенного о Владимире Винничевском сказать не смогла либо не захотела, то вот с другим свидетелем, допрошенным в тот же день, лейтенанту Лямину повезло куда больше. Кондратий Андронович Андрианов, сосед Винничевских и Мелентьевых, сообщил массу прелюбопытнейших деталей о быте и привычках этих жильцов дома №21 по улице Первомайской. На серьёзный разоблачительный лад настраивают уже первые фразы молодого (28 лет) и явно активного кандидата в члены ВКП(б) Кондратия Андрианова: «Семья Винничевских, так же, как и Мелентьевых – это лица, живущие только для себя. Ни в какой общественной работе они не участвуют. Материально они, а в особенности Винничевские, обеспечены очень хорошо. Сам Винничевский человек неуравновешенный. (…) он страшно жену свою ревнует. Были случаи, когда кто-либо из знакомых его жены при прохождении по улице отдаёт приветствие ей, {а} он уже начинает ругать, ревновать». Далее последовала образная характеристика отношений отца и сына: «У Владимира есть велосипед, он на нём ездит редко, а причина тому та, что отец после каждой поездки заставляет чистить {велосипед} и так, чтобы понравилось ему». В общем, не отец родной, а лютый ефрейтор какой-то.
Любопытные бытовые зарисовки, однако, этими наблюдениями отнюдь не были исчерпаны. Андрианов следующим образом описал Володю Винничевского: «Владимир часто читал, это особенно летом. Как-то я сам лично видел у Владимира книжки, которые он читал, одна из них была о анонизме (так в оригинале – прим. А. Р.), другая – название сейчас не помню, но там тоже по половому вопросу. Мне Владимир как-то летом показывал фотографические карточки порнографического порядка, это снимки половых сношений мужчины и женщины в разных формах. Я тогда ещё сказал Владимиру, что об этих карточках скажу твоему отцу, но этого не сделал, считая Владимира уже взрослым».
Надо безусловно сказать Кондратию Андрианову большое спасибо за его весьма выразительный и образный рассказ, благодаря которому мы, пожалуй, впервые увидели в убийце живого человека. Наконец-то нашёлся свидетель, который сказал, что Владимир, вообще-то, часто читал книги, причём книги для советской поры весьма необычные и редкие, явно не из районной детской библиотеки. Кто-то же ему их давал, где-то Владимир раздобыл неприличные фотокарточки – ещё один дефицит в реалиях тех по-пуритански строгих лет. И то, что 16-летний подросток продемонстрировал эти фотографии 28-летнему мужчине, тоже наводит на некоторые размышления. Неожиданно выясняется, что если Володя Винничевский доверяет собеседнику, то и держит себя с ним раскованно и смело. Можно даже сказать, инициативно. И в такие минуты он предстаёт перед нами вовсе не замкнутым и угрюмым, а вполне контактным молодым человеком. Его явно интересует сексуальная тематика, и он ищет собеседника, готового разделить с ним этот интерес, причём ищет его среди лиц мужского пола гораздо более старшего возраста.
В дальнейшем мы увидим, что Кондратий Андрианов был вовсе не единственным мужчиной, с которым юный Володя Винничевский искал контакт на почве общности сексуальных интересов. И это заставляет самым серьёзным образом задуматься над тем, что следствие в поисках интимных партнеров жестокого убийцы, быть может, смотрело вовсе не в ту сторону? Уголовный розыск проверял все упоминания – даже самые невинные – о возможных сексуальных отношениях Винничевского с женщинами или девушками, но может быть, следовало тщательно отработать предположение о таковых отношениях с мужчинами? Очень странно, что тема гомосексуальности в ходе расследования вообще не возникала, хотя мы увидим в последующем немало признаков, делающих предположения о гомосексуальной предрасположенности убийцы не лишёнными оснований.
Свердловская областная судебно-медицинская лаборатория 31 октября получила для экспертизы 16 предметов, изъятых уголовным розыском в ходе обыска места проживания Владимира Винничевского. Впрочем, если быть совсем уж точным, то в лабораторию СМЭ передали 15 предметов, а шестнадцатую позицию из описи («ботинки жёлтой кожи») доставили только 2 ноября, о чём имеется запись на обратной стороне сопроводительного письма. Напомним, изъятие всех этих вещей произведено во время обыска в комнате Винничевских ещё в первой половине дня 25 октября. Почему передача эти