ы пролетариата». И на всех этапах существования Советского Союза в нём обретались «те, чьё имя не называли».
21 ноября 1939 г. началась последняя серия больших допросов Владимира Винничевского. Если верить следственным материалам, предыдущий допрос состоялся почти двумя неделями ранее, 8 ноября, но такой большой перерыв представляется маловероятным. По-видимому, с 8 по 21 число имели место неоднократные встречи старшего лейтенанта Вершинина с обвиняемым, но в силу неких причин они либо не протоколировались, либо протоколы этих допросов из дела были удалены.
В следственных материалах есть любопытный документ, косвенно подтверждающий предположение о допросах Винничевского в указанный промежуток времени. Оперуполномоченный Отдела уголовного розыска Седельников в период с 17 по 20 ноября занимался поиском жертвы и свидетелей предполагаемого нападения Винничевского на 2-летнего мальчика в первых числах февраля 1939 г. в районе улицы Мамина-Сибиряка. А это значит, что до 17 ноября какая-то ориентирующая информация по этому эпизоду попала в уголовный розыск. Процитируем рапорт Седельникова на имя начальника 1 отделения ОУР лейтенанта Лямина, благо документ этот короток и умещается в один абзац (стилистика и орфография оригинала сохранены): «Настоящим доношу, что согласно Вашего задания мною в продолжении 3 дней, то есть с 17-го по 20-е ноября 1939 г. были проверены исключительно все квартиры по ул. М.-Сибиряка, начиная от ул. Ленина до Первомайской и от ул. Первомайской до ул. Тургеневской, то есть весь квадрат этих улиц, с целью установления случая покушения на убийство мальчика в феврале месяце 1939 г. Установить этого и чей был этот мальчик, не представилось возможным, т.к. этого случая совершенно никто припомнить не может. Следует придти к заключению, что ребёнком о происшедшем с ним случае родителям своим сказано не было».
Одновременно проверялся и другой эпизод, имевший место якобы в середине апреля 1939 г., когда Винничевский попытался задушить 6-летнюю девочку в уборной в парке возле Дворца пионеров (не путать с нападением на Раю Рахматуллину, речь идёт о разных преступлениях). Когда обвиняемый успел рассказать об этом деянии – непонятно, в тех допросах, что проводились до 8 ноября включительно, эпизод, связанный с апрельским нападением на девочку, не фигурировал. Однако в середине ноября уголовный розыск уже взялся проверять эту информацию, и 21 числа лейтенант Лямин рапортовал начальнику ОУР Вершинину: «Согласно показаний арестованного за убийства детей Винничевского Владимира была произведена проверка в Дворце пионеров с целью установления девочки, которую Винничевский весной 1939 г. в женской уборной Дворца пионеров пытался задушить. Надо полагать, что девочка была из числа посетителей парка и о произошедшем с нею случае никому из обслуживающего персонала Дворца пионеров не говорила, возможно, не говорила и своим родителям, т.к. заявления по этому случаю в органы РКМ не поступало».
Считая, что высказанное предположение о допросах Винничевского справедливо, нам легко будет понять, почему в 21 час 21 ноября Винничевский без всякого внешнего повода начал вдруг каяться: «К данным мною показаниям ранее я хочу добавить ещё несколько случаев, которые я тогда скрыл от следствия».
Но вместо рассказа о новых преступлениях Владимир вдруг заговорил о человеке, сильно повлиявшем на его представление о сексе и общий кругозор. Это был друг семьи Винничевских по фамилии Карпушин, работавший в театре музыкальной комедии, подобно Георгию Винничевскому, Петру Мелентьеву и Володе Гапановичу. Вот в каких выражениях обвиняемый рассказал о Карпушине: «Вполне удовлетворивший меня ответ на этот вопрос (о рождении детей – прим. А. Р.) я получил только примерно в 1937 или начале 1938 гг. от одного знакомого нашей семьи Карпушина Николая, проживающего в данный момент в гор. Свердловске где-то на Загородной улице. Карпушин был женат, лет ему примерно 40, он очень любил выпивать, и я часто, когда он приходил к нам в гости, с ним ходил в магазин за вином. Карпушин был всегда словоохотлив, и я решил его спросить, откуда именно появляются дети, и он со всеми подробностями всё мне рассказал».
Далее обвиняемый перешёл к описанию своего взросления, появлению эрекции, приятных ощущений в пенисе и связанных с этим эмоций. А затем опять вернулся к своему старшему другу: «Помня разговоры с Карпушиным, я никак не мог дождаться того момента, когда у меня будут из полового органа выделяться „живчики“, как это называл Карпушин, причём он говорил, что когда происходит их выделение, то это бывает самой приятной минутой в жизни мужчины. Встретившись ещё раз с Карпушиным, я спросил его, а что если поймать где-нибудь за городом в лесу девушку и изнасиловать её, за это что-нибудь будет? На это Карпушин мне ответил: „В этом случае тебя могут поймать, и кроме того, девушки очень памятливы, и тебя потом могут узнать“. Одновременно с этим он мне заметил, что „вообще опасное дело – иметь близкие отношения с женщиной, так как может быть ребёнок“».
Что на такое скажешь? Очень странным выглядит поведение зрелого мужчины, взявшегося просвещать чужого сына в столь деликатной сфере. Такое поведение, вообще-то, называется растлением, и ни один нормальный человек – будь то мать или отец – не пожелают, чтобы с его ребёнком велись такого рода разговоры каким-то непонятным пропойцей. Но помимо самого факта таких бесед, вдвойне странным кажется их содержание. Вчитайтесь в то, что говорит Карпушин своему юному другу – фактически он отговаривает его от секса с женщиной: насиловать нельзя, потому что поймают или опознают, а по согласию заниматься сексом тоже нельзя, потому что возможна нежелательная беременность.
И после такого в высшей степени необычного рассказа Винничевский, словно спохватившись, что сказал лишнего, делает очень примечательную оговорку: «Каких-либо советов от Карпушина я не получал».
Вот оно как, значит! Какой предусмотрительный юноша! Как Винничевский побеспокоился насчёт того, чтобы Карпушина не заподозрили в подучивании убийцы. Удивительная забота и, как мы увидим из дальнейшего, совсем не случайная.
Допрос был закончен в полночь, и на следующий день, 22 ноября, в 11 часов начался новый. Винничевский обстоятельно изложил ход своих мыслей, который в конечном счёте привёл его к идее совершать нападения на малолетних детей: «Так как по натуре я крайне стеснителен, то я не допускал даже мысли, чтобы предложить какой-нибудь девушке вступить со мною в половую связь – это с одной стороны, а с другой стороны, была у меня боязнь, что {результатом интимных отношений} может быть ребёнок. Одновременно с этим, также из разговоров с ребятами, я знал, что есть проститутки, которые без особых уговоров вступают в половую связь с мужчинами за деньги, но я ими брезговал… Мне под руку попала книга „Онанизм и его последствия“, которую я прочитал с большим интересом, но склонности к занятию онанизмом у меня не было. Не появилось и впоследствии, за исключением одного раза, когда меня уговорил проделать {это} вместе с ним мой товарищ Файбушевич. Это было уже в 1939 г., но в этот единственный раз извержения семени не произошло…»
Интересный поворот, правда? Владимир Файбушевич – это тот сосед Винничевского, которого в уголовном розыске допрашивали 30 октября, и тогда он ничего не сказал о столь необычном досуге в компании обвиняемого. Совместное занятие мастурбацией никак нельзя назвать для подростков обычным явлением, это серьёзный сигнал нарушения правильности выбора объекта сексуального влечения, свидетельство того, что в поведении подростка сильны гомосексуальные тенденции. С одной стороны, неправильно думать, будто все подростки, которые занимались в юности онанизмом с друзьями, вырастут и станут гомосексуалистами, но с другой, подавляющее большинство гомосексуалистов в юности практиковали онанизм с компаньоном либо в составе группы. И вот теперь мы видим, что Володя Винничевский грешил подобным, точнее, однажды согрешил.
Далее обвиняемый рассказал, как в начале мая 1938 г. пришёл к мысли совершить первое нападение на ребёнка: «…у меня с утра появилось необычайно сильное желание к совершению полового акта, это желание длилось до самого вечера, и вечером я задумал во чтобы то ни стало изнасиловать какую-нибудь девочку… Я решил так: сначала убить, потом затащить в какое-нибудь уединённое место и там уже совершить половой акт. Придя к твёрдому решению сделать именно так, а это было 6-7 часов вечера, на улице было темно, я потихоньку от родителей взял пестик от ступки и пошёл на улицу под предлогом погулять». Вот так просто, взял пестик от ступки, пошёл убивать девочку. Обратите внимание, Винничевский с самого начала намеревался осуществить половой акт с трупом, ему даже в голову не пришло, что заниматься подобным с мёртвым телом чудовищно, противно всем человеческим представлениям и глубоко неправильно.
Далее он описал нападение: увидел девочку лет семи, шедшую по улице Мамина-Сибиряка от улицы Ленина, пристроился следом, дождался, когда она повернула на малолюдную Шарташскую, там догнал её и ударил латунным пестиком по голове и плечу. Девочка сознание не потеряла, закричала и заплакала, что повергло сексуально озабоченного юношу в панику. Винничевский бросился бежать, но благоразумно побежал прочь от дома. Душегуб описал возникновение сильного возбуждения в те мгновения, когда бил девочку и она кричала, он явно почувствовал связь между грубым насилием и похотью и признался, что неудача его сильно раззадорила: «После описанного мною неудавшегося случая тяготение к половому сношению у меня ещё более выросло и, 31 мая 1938 г., на следующий день после открытия Парка культуры и отдыха, я решил идти именно в парк, чтобы там подыскать наиболее подходящего ребёнка и на этот раз уже совершить половое сношение».
В парке Винничевский отыскал подходящую жертву, девочку лет трёх, потерявшую своих подружек, попытался её раздеть, но натолкнувшись на плач и сопротивление, разозлился и принялся душить. Убийству помешало появление ребятишек, преступник бросился бежать и опомнился только в трамвае. Подводя итог своему рассказу, Винничевский признал, что «именно этот случай… положил начало способу умерщвления детей путём удушения их руками, так как когда я душил, то именно в этот момент я впервые испытал неописуемо приятное чувство. (…) Мне было так приятно смотреть на