в театре музкомедии. Согласно его утверждениям он не был судим и никогда не задерживался правоохранительными органами. Интересная деталь: допрашивавший его лейтенант Лямин не задал Николаю ни одного вопроса о родне, о перемене мест работы, о роде занятий до и после Гражданской войны, о семейной жизни и т.п. Принимая во внимание, сколь дотошно советские следственные органы вызнавали такого рода детали у других свидетелей, подобное отсутствие интереса не может не бросаться в глаза. Буквально в те же самые ноябрьские дни – 17 и 26 ноября – Елизавету Винничевскую вызывали в уголовный розыск и спрашивали не только о родне, но и религиозных предпочтениях отца и деда, уточняли, была ли в доме молельная комната и принимали ли родители староверческих паломников. Подчеркнём, что речь шла о событиях, имевших место до 1917 г. совсем в другом городе и притом до рождения Владимира Винничевского.
Карпушин знал Петра Мелентьева с 1926 г., и они, судя по всему, крепко дружили. Своё знакомство с обвиняемым Николай объяснил следующим образом: «Бывал в квартире Мелентьева, в момент выпивки иногда к нам подходил сын Винничевских – Владимир. Были случаи, когда Мелентьев Петр угощал его вином или пивом, Владимир пил. Если тут же присутствовала мать Винничевского, то он пить стеснялся, но были случаи, когда он по её разрешению выпивал кружку пива». Видно, что Карпушин очень хотел ограничиться такого рода малозначительными фразами, но когда понял, что «гражданин начальник» хорошо информирован, то пришлось ему с крайней неохотой коснуться той самой деликатной темы, из-за которой он и оказался в здании Управления РКМ. «Было это (разговоры на сексуальные темы – прим. А. Р.) всегда тогда, когда я в комнате у них оставался один, при Мелентьеве этих разговоров он не заводил… Я ему о половом акте рассказывал подробно и вещи называл своими именами. Владимир с 1938 г. мне стал говорить, что у него есть большое желание к совершению половых актов, но он боится знакомиться с девушками. Спрашивал меня, как я совершаю половые акты с женой, интересовался тем, а как бывает тогда, когда жена не пожелает на совершение полового акта… Владимир мне говорил, что у него часто по утрам половой член напряжён, бывает возбуждённое состояние и ему хочется иметь половое сношение». Как видим, Винничевский не только расспрашивал, но и рассказывал, причём высказывался очень откровенно.
Карпушин во время допроса скромно опустил маленькую, но значимую деталь о том, что имел привычку ходить с Винничевским в магазин за выпивкой. Если читать протокол допроса, то может сложиться впечатление, будто разговоры на сексуальные темы имели место лишь от случая к случаю и были мимолетны. Но из показаний Винничевского мы знаем, что на самом деле это было не так – разговаривали они обстоятельно и времени на это имели достаточно.
Вот ещё интересная выдержка из воспоминаний Карпушина: «Я рассказывал ему, что от сношений с проститутками можно заболеть венерической болезнью и надо будет ходить лечиться. Я ему также говорил, чтобы не заразиться, а также избежать беременности надо покупать в аптеке презервативы. Об этих презервативах Владимир говорил, что у его отца в шкафу их лежит много». Наставления Николая были весьма детальны, и он сам же был вынужден это признать, хотя подобное признание шло вразрез с его интересами. Но не зная толком, что же именно Винничевский поведал об их сексуальных дебатах, Карпушин был вынужден признавать то, в чём добровольно вряд ли сознался бы: «Он меня расспрашивал и о том, как совершается сам акт совокупления, и я ему об этом рассказывал подробно. Был разговор и о том, что можно половой акт произвести в квартире у себя, можно на квартире у девушки, а можно и где-либо в саду или другом укромном месте. Владимир спрашивал меня и о том, что такое онанизм и как им заниматься. Разговор этот был также в прошлом году. Я ему рассказал, что человек, который занимается онанизмом, он человек больной, в результате будут болеть руки, ноги и т.д.»
А далее последовало интересное признание, из которого следовало, что Карпушин несколько раз ходил с юным Володей Винничевским в баню и там имел возможность рассмотреть его половой орган, о чём первый и сообщил. В данном случае интересно всё – как сам факт неоднократных походов юноши в баню без отца в сопровождении чужого ему мужчины, так и фиксация последнего на юношеском пенисе. У нормальных гетеросексуальных мужчин не принято в банях рассматривать чужие интимные места, за такое поведение можно не только замечание получить, но и пострадать физически. Карпушин же не только рассматривал, но даже признался в этом на допросе, хотя лейтенант Лямин не спрашивал его об этом. Вот уж воистину оговорился по Фрейду!
Да и после этого Николай удивлять не перестал, заявив: «Я считал, что раз он так интересуется половым вопросом, то, следовательно, имел уже половые сношения. Я Владимира никогда не видел в компании с какой-нибудь девушкой, всегда он один или сидел со взрослыми мужчинами».
Всё это очень любопытно и немного странно. Мы уже слышали о привычке Володи ходить в баню поздно вечером как от Георгия Винничевского, так и самого Владимира. Теперь вот об этом же заговорил и Карпушин. Правда, теперь выяснилось, что такие походы не всегда совершались в одиночку, оказывается, у Володи была душевная компания. Вдвойне интересно то, что сам Владимир о своём старшем спутнике на допросе не упомянул. Про баню рассказал, а про того, кто его веничком ласково охаживал, как-то позабыл.
Какая, однако, избирательная амнезия!
Затем последовало ещё одно неоднозначное признание Карпушина. Он сообщил лейтенанту Лямину, что Владимир Винничевский бывал у него дома, правда, всего один раз, принёс больному отцу Карпушина базилик. Очень трогательная деталь, но она нам неинтересна, а интересно совсем другое: Владимир Винничевский во время допроса 21 ноября постарался сделать вид, будто ему неизвестно место проживания Карпушина. «Где-то на Загородной улице», – так неопределённо он высказался на сей счёт. Теперь же выясняется, что Володя прекрасно знал адрес своего старшего товарища, который на самом жил совсем в другом месте – на улице Машинной, в доме №16. Загородная улица – это нынешняя улица Василия Ерёмина, её переименовали в январе 1959 г. Одного взгляда на карту города достаточно, чтобы понять – Загородная и Машинная улицы находятся в разных частях города, первая – севернее реки Исеть (Городского пруда), вторая – гораздо южнее, расстояние между ними более 3,5 км.
Винничевский явно хотел продемонстрировать свою неосведомлённость о месте проживания Николая Карпушина. Возникает вопрос: а ради чего он ломал эту комедию? Старшего товарища он и так сдал, что называется, с потрохами, впутал в дело.., так что же он ещё думал скрыть? Видимо, нечто такое, что в глазах милиционеров могло выглядеть куда более предосудительным, чем разговоры про половые сношения и презервативы.
На следующий день, 24 ноября 1939 г., Винничевскому устроили новую «выводку», то есть следственный эксперимент с демонстрацией на местности обстоятельств преступления. Обвиняемый привёл следственную группу во главе с начальником ОУР Вершининым к дому №12 по улице Анри Марти и сообщил, что именно во дворе этого дома находится сарай, в котором в сентябре 1938 г. он совершил убийство маленькой девочки, тело которой закопал в большой кормушке для скота с сеном. Последующий опрос жителей дома показал, что подобный инцидент действительно имел место, потерпевшую звали Нина Плещева, но девочка не умерла.
После этого Владимир Винничевский отвёл следственную группу в парк у Дворца пионеров и показал в одной из аллей каменный флигель, служивший общественной уборной, в котором в середине апреля 1939 г. он безуспешно пытался задушить девочку лет шести. Как отмечалось выше, предпринятая ранее уголовным розыском попытка отыскать потерпевшую, а также свидетелей, что-либо знавших об этом инциденте, оказалась безуспешна. Хотя никаких подтверждений показаниям обвиняемого получить не удалось, эпизод этот в конечном счёте оказался включен в общий список преступлений, совершённых Винничевским.
Работа по проверке заявлений обвиняемого не прекращалась ни на один день. Уже упоминавшийся оперуполномоченный областного уголовного розыска Седельников, ответственный за оперативную проверку, 25 ноября представил на имя своего начальника, лейтенанта Лямина, очередной рапорт. Процитируем самую существенную его часть: «Согласно Вашего задания мною сего 25-го ноября 1939 г. была произведена проверка в Парке культуры и отдыха с целью установления девочки, которой были нанесены телесные повреждения детоубийцей Винничевским летом в 1938 г. Произведённой тщательной проверкой выявить, чья была девочка, не представилось возможным, ввиду того, что случай был в 1938 г. и как администрация парка, также и жильцы, проживающие на его территории, припомнить этот случай с девочкой не могли».
Вечером того же дня, в 21 час 25 ноября, начальник ОУР старший лейтенант Вершинин вновь вызвал на допрос Винничевского. Последний начал, точнее, продолжил рассказ о своих криминальных похождениях с эпизода, связанного с нападением на Раю Рахматуллину утром 1 мая 1939 г. По его словам, потребность совершить убийство он испытывал с самого пробуждения. Идя в школу на демонстрацию, он высматривал по сторонам подходящую жертву. Раю он увидел стоявшей возле забора, отделявшего сад Дворца пионеров от улицы Шевченко, девочка стояла возле калитки. Владимир вошёл в калитку, обратился к девочке со стандартной просьбой «показать уборную» и повёл в нужном направлении, сунув в ладошку 20 копеек. Надо сказать, что показания Винничевского в их записи Вершининым снова звучат несколько сумбурно. Сначала его можно понять таким образом, что уборную он из-за забора не видел и месторасположение её не знал, но пройдя через калитку, сразу заметил. По его словам, уборная находилась рядом с домом, и именно поэтому плач раненой жертвы заставил преступника бежать. Однако на самом деле уборная отстояла от дома на расстоянии 60 метров, к ней