Уральский Монстр — страница 125 из 142

ский тут же воспользовался открывшей перед ним возможностью: «Я подошёл ближе и встал за бараком, оттуда поманил {малыша} к себе, называя при этом по имени. Вова подошёл ко мне, и я позвал его покататься на трамвае, и он согласился. Я взял его за руку и пошёл сразу же по улице, всё время делая повороты в попадавшиеся мне улицы с целью, чтобы меня не могли найти… Таким образом я прошёл не менее 8 кварталов… Дорогой я увидел у Вовы зажатый в руке бумажный рубль, который взял себе, а его спросил, откуда у него рубль, он мне ответил, что ему дал папа».

Карты злоумышленнику, уже добравшемуся до Московского торфяника, едва не спутала неожиданная встреча: «Дойдя до леса, я сделал остановку и начал раздевать Вову, мне кажется, что я его раздел донага, но вдруг увидел идущего мужчину и я быстро начал Вову одевать. Мужчина прошёл мимо, нас видел, но ничего не сказал». Так равнодушие случайного свидетеля обрекло маленького мальчика на мучительную смерть… «Задушил я его очень быстро», – констатировал Винничевский, – «а половое удовлетворение я ещё не получил. Тогда я достал перочинный нож и ударил рукояткой ножа в висок и стал наносить ранения. Помню, что я несколько раз резал горло, но добиться выделения семени не смог, и со злости изрезал ему под коленкой, и ткнул ножом в пятку».

У убитого им мальчика Винничевский забрал шарф и пару чулок, рассчитывая их продать. Затем он от этой мысли отказался – чулочки отдал каким-то мальчишкам на пути к дому, а шарф спрятал и впоследствии подарил брату отца, своему дяде, Василию Ивановичу Винничевскому, приехавшему из Омска. Интересно, что в тот день Владимира сильно ругали дома за долгое отсутствие, а отец даже обыскал его, правда, шарф не обнаружил. Что побудило Георгия Винничевского обыскивать сына, что он хотел или ожидал найти в результате обыска, из материалов дела понять невозможно. Старший лейтенант Вершинин почему-то в эту тему углубляться не стал и никаких вопросов не задал, а жаль, есть у автора стойкое ощущение, что услышать мы могли очень любопытный ответ.

В 23 часа 26 ноября допрос был прерван, но на следующий день в полдень продолжен. Владимир Винничевский перешёл к заключительной части саги о самом себе. Он в деталях объяснил, как же 2 октября ему удалось совершить похищение и убийство Таси Морозовой, создав видимость своего пребывания в школе. Напомним, что согласно классному журналу, а также показаниям учительницы математики Ларисы Зарганковой Винничевский занимался в тот день во вторую смену, абсолютно точно присутствовал на первых двух уроках, да и на остальных – тоже. Последнее утверждение делалось со ссылкой на одноклассников обвиняемого. Учитывая, что занятия начинались в 14:30, приходилось признать, что эти показания создавали Винничевскому надёжное алиби.

На допросе арестованный объяснил, что «по окончании 2-го урока я из школы ушёл, оставив в классе свой портфель с тетрадями, а также и пальто на вешалке… Я сел на первый проходивший трамвай, который оказался маршрутом №2 и поехал на ВИЗ». После убийства девочки преступник поспешил обратно в школу, стремясь вернуться до окончания занятий, но опоздал. Вот как он описал дальнейшее: «Придя в школу, {я увидел, что} занятия уже закончились, я оделся, то есть надел оставленное мною на вешалке пальто и пошёл на дом к ученику Сельменскому Виктору, с которым я сидел {тогда} за одной партой. Я его встретил около его дома, и он вынес мне мой портфель, который захватил из школы. Он меня спрашивал, куда я уходил с уроков, и я сказал, что ходил в кино».

Сельменский был допрошен лейтенантом Ляминым 30 ноября и в целом подтвердил показания Винничевского. Правда, в деталях рассказ Виктора отличался от того, что говорил обвиняемый. Сельменский утверждал, что не уходил с портфелем Винничевского домой, собственно, вот его слова: «Я в то время сидел с ним за одной партой. Портфель с книгами он оставлял в парте. Когда кончились уроки, я взял портфель Винничевского и вынес на улицу, я видел в окно, что Винничевский стоит у школы. Я ему портфель отдал…» Как видим, имеются некоторые разночтения в деталях, но их можно объяснить тем, что согласно показаниям свидетеля Винничевский свой фокус с уходом после первых уроков проделывал неоднократно, поэтому перед нами следствие наложения воспоминаний от разных эпизодов. Один из участников запомнил одно, другой – другое, но в целом объяснение Винничевского можно считать удовлетворительным и достоверным. То, что именно он убивал Тасю Морозову, подтверждается его осведомлённостью о местах сокрытия трупа и части одежды жертвы.

Последнее похищение ребёнка Винничевский совершил 24 октября. Всё было, как и прежде: с утра сильное половое возбуждение, потребность поскорее уйти из дома. В 11 часов утра он отправился «за сахаром» в посёлок Уралмашзавода, мама дала ему на покупку 20 рублей. «Доехав до конечной остановки УЗТМ, я сошёл с трамвая и зашёл в книжный магазин, где купил три песенки-ноты», – простодушно уточнил свой маршрут Винничевский. А далее: «На одной из улиц УЗТМ, около, кажется, большого 3-х этажного дома, у крыльца, я увидел двух стоявших девочек». Дальнейшее известно, одной из этих «девочек» оказался Славик Волков, которого преступник сумел увезти в другую часть города и наверняка бы убил, если бы совершенно неожиданное появление курсанта школы милиции Крылова не спутало его карты.

В ходе этих многодневных допросов показания Винничевского приобрели свою окончательную форму, от которой обвиняемый впоследствии не отходил. В самом конце допроса Владимир сказал несколько слов, которые можно с известной натяжкой расценить как раскаяние: «Я очень рад, что избавился от совершения этих преступлений, вернее, что меня остановили, так как мне бы самому этого не сделать, ибо сам я после каждого преступления говорил себе, что это последнее, но затем у меня вновь появлялось желание, которое оказывалось сильнее всего другого и побеждало». В общем, Винничевский после месячного пребывания в одиночной камере понял, что надо бы изобразить некое страдание и переживание от содеянного, но поскольку никаких страданий он на самом деле не испытывал, то попытка его высказаться на эту тему оказалась такой вот косноязычной и бессодержательной.

Некоторые детали, сообщенные Винничевским в ходе заключительного цикла допросов, требовали проверки. О допросах Николая Карпушина и Виктора Сельменского уже было сказано, но этими свидетелями следствие не ограничилось. На повторный допрос был вызван и Владимир Файбушевич, сосед Винничевского, занимавшийся вместе с ним онанизмом. Весь допрос, проведённый 26 ноября, оказался посвящён исключительно этой теме, и надо думать, Володя Файбушевич в тот день пережил немало неприятных минут. В высшей степени мучительно читать наукообразные тексты лейтенанта Лямина, строчившего сложносочинённые и сложноподчинённые предложения с вопиющими ошибками в падежных окончаниях, выдуманными словосочетаниями, путаницей в родах и числах, но продравшись сквозь лексические дебри, можно понять, что утверждения Винничевского нашли полное подтверждение.

Сначала допрашиваемый рассказал, где и когда познал тайную науку рукоблудия, затем перешёл к эпизоду, связанному непосредственно с Винничевским. Рассказ Файбушевича был очень косноязычен и невнятен, что легко объяснимо волнением и неловкостью ситуации. Допрашиваемый явно чувствовал себя в роли нашкодившего котёнка, пойманного с поличным на чём-то очень постыдном и непростительном, вполне возможно, что и лейтенант Лямин ещё до начала допроса сделал юноше строгое внушение, дескать, вместо расследования преступлений мы тут время теряем из-за ваших забав. И пригрозил юному хитрецу веско и лаконично, отбив всякую охоту темнить на допросе. Как бы там ни было, Володя Файбушевич подтвердил, что занимался с Винничевским онанизмом и дал детальное описание того, где и как именно это происходило. Тем самым устранил всякие сомнения в реальности эпизода.

А 29 ноября на допрос к лейтенанту Лямину прибыл Гена Лунёв, троюродный брат обвиняемого, приехавший из Верхней Салды. Как мы помним, в начале ноября его допрашивал временно исполнявший обязанности начальника тамошнего городского отдела РКМ Белобородов и Гена повёл себя довольно легкомысленно, попытавшись выгородить Винничевского. Сказанное им тогда противоречило показаниям его же собственной матери, и эта деталь не могла не заинтересовать товарищей из областного угро. Ко времени появления в Свердловске настроение Гены Лунёва радикально поменялось: он, по-видимому, здорово струхнул, от прежнего пафоса не осталось и следа. Теперь, вместо ничего не значащих ответов, он оказался готов сразу перейти к интересующей оперативников конкретике.

Допрос начался бодро: «Живя на квартире Винничевского (речь идёт о событиях осени и зимы 1938 г., когда Гена Лунёв жил в Свердловске – прим. А. Р.), мы с Владимиром одно время спали вместе на полатях. Однажды зимой 1938 г. Винничевский, проснувшись, показал мне, что у него трусы и постель были мокрыми. Он удивился этому и сказал об этом матери, мать посмотрела и дала Владимиру другие трусы. Я сказал Владимиру, что у него была поллюция…» После такого начала свидетель с готовностью рассказал о том самом письме, о существовании которого не смог вспомнить во время допроса в Верхней Салде: «В марте месяце 1939 г. Винничевский Владимир мне прислал в Атиг письмо, в котором он написал, что у него в вагоне, в уборной, произошло то же, что было и на полатях. И написал: «Я узнал, что это самое прекрасное в жизни». Это письмо читала и моя мать. Она предположила, что Владимир имел сношение с женщиной, я же знал о поллюции у Владимира на полатях и предположил, что у него снова была поллюция».

В общем, с приключением Винничевского в вагоне поезда следствие вроде бы теперь разобралось.

Однако интересные наблюдения Гены Лунёва за поведением Володи Винничевского отнюдь не были исчерпаны изложенными выше рассказами. Припомнил Гена кое-что ещё: «Живя на квартире Винничевских, я с Владимиром читал книгу Ги де Мопассана, в которой были рассказы о жизни проституток, о том, как они продают свое тело за деньги разным мужчинам. Мне Владимир говорил, что он читал книгу о половом влечении человека. Книги эти Владимир читал тайно от родителей, где он их брал, я не знаю». Следствие этого, кстати, тоже не знало и почему-то не пыталось узнать. Более того,