редседателю Свердловского областного суда Чепёлкину.
Ну, а далее всё произошло очень быстро, можно сказать, стремительно. В тот же самый день секретарь спецчасти Управления Народного Комиссариата юстиции по Свердловской области Татьяна Кузнецова оформила и подшила к делу справку следующего содержания: «Приговор судколлегии Свердловского областного суда от 5 августа 1940 г. над осужденным по ст. 16-59-3 УК к высшей мере наказания – расстрелу Винничевским Владимиром Георгиевичем ввиду утверждения его Верхсудом СССР приведён в исполнение 11 ноября 1940 г.»
Земной путь чудовищного убийцы закончился быстро и бесславно. Вот, собственно, и всё, в конце мрачной уральской саги была поставлена жирная кровавая точка.
Впрочем, нет, осталось ещё кое-что, сущий пустяк. 25 января 1942 г. профессор Устинов, глава областной лаборатории СМЭ, обратился к заместителю председателя облсуда Герасимовичу со следующей запиской:
«Прошу не отказать предоставить для научной разработки и для музея Облсудмедэкспертизы из архивного дела Винничевского:
1) все фотоснимки;
2) вещдок – клочок рисовальной бумаги с собственноручной заметкой В. об убийстве детей;
3) сломанный кончик перочинного ножа, обнаруженный в черепе Грибановой;
4) один из двух экземпляров показаний В. у т. Вершинина (4-й том дела);
5) письмо В. из тюрьмы матери».
На письме краткая резолюция, сделанная простым карандашом: «Выдано. 26/I – 42 г. Герасимович».
Вот теперь точно всё.
Глава XII. Противоречия и нестыковки – необъяснимые и необъяснённые…
Автор никогда бы не принял на себя труд написать эту книгу с единственной лишь целью пересказать историю поисков и разоблачения преступника, державшего летом 1939 г. в страхе весь Свердловск. Настоящая история Владимира Винничевского, по мнению автора, выходит далеко за рамки весьма условной схемы, нарисованной правоохранительными органами, и, несмотря на всю внешнюю занимательность, не может ограничиваться одним только детективным сюжетом. Именно желание разобраться в глубинных тайнах произошедшей в конце 1930-х гг. в Свердловске цепи чудовищных преступлений побудило автора приняться за работу.
В официальной схеме криминальной истории Владимира Винничевского огромное число нестыковок, умолчаний и откровенной лжи. На это уже не раз указывалось выше в самых разных частях повествования, но сейчас пришло время собрать и проанализировать всю in summa contra[14].
Итак, пойдём по порядку, от общего к частному:
1) Из всего числа нестыковок и противоречий первой по важности, пожалуй, является странное объединение в лице одного преступника – Винничевского – двух весьма несхожих моделей преступного поведения: душения и нанесения ран холодным оружием. Сексуальные преступники, как и всякие люди, склонны к стереотипным действиям, повторяющимся раз за разом с весьма незначительными вариациями. Поведенческие модели могут заметно варьироваться лишь в первых эпизодах, обычно уже третье или четвёртое по счёту нападение протекает в том «каноническом» виде, которому преступник станет следовать в дальнейшем. Доказавшие свою эффективность приёмы похищения жертвы, управления ею, перемещения к месту убийства, самого убийства и последующих постмортальных (посмертных) действий, принимаются преступником на вооружение и повторяются от одного преступного эпизода к другому, постепенно оттачиваясь и совершенствуясь, но видоизменяясь при этом очень незначительно. Именно подобная стереотипность поведения преступников – их индивидуальный «почерк», или modus operandi (манера действия), как иногда называют это явление криминалисты – и позволяет отличать деяния одного преступника от другого и в конечном счёте их успешно изобличать.
Криминалистами и криминологами давно подмечено, что для значительной части серийных убийц удушение является наиболее предпочтительным способом умерщвления жертвы. Такие убийцы, даже располагая пистолетом или бейсбольной битой, постараются жертву именно задушить. Для них использование оружия нежелательно и равносильно провалу замысла, поскольку преступник не получает того удовольствия, на которое рассчитывал. История криминалистики знает огромное число именно убийц-душителей, причём их склонность к определённому виду умерщвления никак не связана с сексуальной ориентацией. Среди душителей известны как гомосексуалисты: Джеффри Дамер, Джон Гейси и т.п., так и гетеросексуальные убийцы: «Бостонский душитель» Альберт де Сальво, «Рочестерский душитель» Артур Шоукросс, Рассел Джонсон, Гэри Риджуэй и т.д.
В криминальной истории Советского Союза и современной России также существуют свои душители: Завен Алмазян («Ворошиловградский маньяк», совершавший нападения в 1970 г.), Василий Филиппенко («Душитель с Обводного канала», период активности 1967-1968 гг.) и др. К их числу принадлежит и педофил Игорь Иртышов, упоминавшийся в главе «Те, чьё имя не называем…»
Вместе с тем объективно существование и другой большой группы сексуальных преступников, склонных совершать преступления с использованием холодного оружия, причём не только ножей, но и топоров, молотков и пр. И речь идёт не о каких-то исключительных случаях, а о весьма распространённом криминальном явлении, отмеченном в разных странах. «Йоркширский потрошитель» Питер Сатклифф во второй половине 1970-х гг. разбивал своим жертвам головы молотком, а спустя почти четверть века Юрий Гриценко, житель подмосковного Зеленограда, проделывал то же самое, даже не подозревая о существовании английского предтечи. Чудовищные ранения ножом причиняли своим жертвам всем известные лондонский «Джек-потрошитель» и его ростовский аналог Андрей Чикатило. Также хорошо известен другой любитель холодного оружия – «Таганский маньяк» Андрей Евсеев.
То, что многие серийные преступники активно используют при нападениях холодное оружие, не опасаясь криков жертвы или неизбежных следов крови, давно навело криминалистов на мысль, что потребность душить никак не связана с желанием злоумышленника замаскировать преступление и убить «по-тихому». Яркое тому подтверждение – преступления Сергея Головкина, который имел возможность в подвале под своим гаражом убивать похищенных детей любым способом, но он их именно душил и только после этого начинал свежевать тела, расчленять и т.п.
Дело тут вовсе не в потребности тишины. Изучение большого количества реальных преступников и совершённых ими преступлений позволило специалистам, анализирующим преступную активность, разобраться в том, что именно отличает «душителей» от «потрошителей». Водораздел между ними проходит в области мужской физиологии: преступники, склонные душить жертву, могут совершить полноценный половой акт, то есть имеют нормальную потенцию; те же, кто пускает в ход нож, топор или молоток, к половому акту либо неспособны, либо просто не стремятся – они либо подменяют его мастурбацией, либо некими иными суррогатными действиями (подразумевая эту особенность, криминальные психологи иногда говорят о таких преступниках, что им «нож заменяет пенис»). Зачастую, во время нападения такие преступники вообще не демонстрируют сексуальную активность, что может до некоторой степени сбивать правоохранительные органы с толку, поскольку такие нападения кажутся обусловленными не сексуальными, а иными мотивами. На самом же деле в случае подобных нападений реализация сексуального замысла носит отложенный характер – преступник за