Девочку увидели рабочие, знавшие как её родителей, так и саму Алю. Картина была ужасна – раздетая девочка полусидела, прислонившись спиной к стволу дерева, лицо её было покрыто то ли царапинами, то ли порезами и запачкано кровью, в глаза бросалась раскрытая чудовищная рана на животе, в которой можно было видеть петли кишок. Это были далеко не все телесные повреждения, но именно они бросились в глаза в первые минуты. Самое невероятное заключалось в том, что девочка не только была жива, но и оставалась в сознании, она не позволяла прикоснуться к себе, и как только к ней наклонялся мужчина, кричала «мама!»
Картина была душераздирающей.
В лесу находилось довольно много людей, которые, пользуясь прекрасной погодой, отдыхали в обстановке, если можно так выразиться, индустриального пленэра. Неподалёку проезжали поезда, со стороны депо доносились гудки и звуки сирен, но это ничуть не мешало многочисленным компаниям, расположившимся с нехитрой снедью и выпивкой буквально в нескольких десятках метров друг от друга. Все свидетели впоследствии вспоминали, что в тот день в лесу за школой было очень много отдыхающих. Шум, поднятый обнаружившими Алю мужчинами, быстро привлёк внимание любителей пикников, и к месту происшествия со всех сторон стал подтягиваться народ. Через некоторое время прибежал Георгий Губин, отец Али, услыхавший об окровавленной девочке, он принёс с собою санитарную сумку, лег рядом с дочерью на землю и стал протирать раны тампоном. Вряд ли эти действия имели в ту минуту хоть какой-то смысл.
Около 19 часов – примерно через полчаса с того времени, как девочка была найдена – появилась автомашина «скорой помощи», которая повезла пострадавшую в Свердловскую клиническую больницу №3. Приёмный покой хирургического отделения принял раненую девочку в 19:45.
К моменту прибытия в больницу девочка уже была неконтактна и совсем не реагировала на окружающее. В истории болезни за №3120 состояние Али Губиной, которой на тот момент только-только исполнилось 2 годика и 5 месяцев, описано так: «Диагноз при поступлении: резаная рана правой подвздошины, с выпадением поперечной ободочной кишки и сальника, резаная рана грудной клетки, ранение легочной плевры. Множественные раны кожи правой axilar-ной области (то есть подмышечной впадины и участка рядом с нею – прим. А. Р.) и боковой стенки живота. Резаное ранение лица, головы, кровоподтёки боковой поверхности шеи».
В ходе тщательного предоперационного осмотра были описаны следующие телесные повреждения (см. анатомическую схему):
– за правым ухом и в области правой теменной кости кожные царапины, оставленные, видимо, ножом (позиция 1);
– на нижнем веке правого глаза и на правой скуловой кости рваные раны длиной 1-2 см (поз.2);
– на боковых сторонах шеи синюшного цвета кровоподтёки от 2 см. (поз.3). Такого вида кровоподтёки при сдавлении шеи оставляют фаланги пальцев;
– от правой подмышечной области до правой подвздошной кости (то есть на правой стороне торса – прим. А. Р.) множественные резаные раны различной глубины и размеров, местами имеющие вид поверхностных царапин, а местами проникающие вглубь кожи (поз.4). На уровне 6-го межреберного промежутка разрез, идущий по подмышечной линии на протяжении 8-10 см. Этот разрез достигал глубины 1,5-2 см и проникал в грудную полость. Во время вздоха слышалось «ясное присасывание» (так в оригинале – прим. А. Р.) воздуха в плевральную полость. Таким образом, налицо был пневмоторакс, потеря плевральной полостью герметичности и частичное спадение легкого как последствие этого явления. Пневмоторакс дополнялся гемотораксом, то есть заполнением плевральной полости кровью, поступавшей из раны. Гемо-пневмоторакс грозил девочке смертью, эта рана потенциально являлась смертельной;
– в правой подвздошной области рана длиною 12-15 см с рваными краями. Именно из этой раны выпадал сальник и петля ободочной кишки длиною 20-25 см. (поз.5).
Осмотр показал, что брюшная полость загрязнена травой, старой листвой и заполнена большим количеством крови. Вкупе с большим количеством открытых ран, длительное время находившихся в антисанитарной обстановке, это грозило сепсисом даже в случае успешной операции. От вставшей к операционному столу Зинаиды Негановой, молодого ещё хирурга, которой в тот момент не исполнилось и 30 лет, потребовалось всё мастерство и хладнокровие, чтобы в ходе шестичасовой операции выполнить необходимые манипуляции с максимальной тщательностью. Её профессионализм спас девочке жизнь, несмотря на то, что все специалисты расценивали шансы на благоприятный исход хирургического вмешательства как весьма невысокие. Конечно, очень помогло и то обстоятельство, что не были повреждены внутренние органы: печень, кишечник, желчный пузырь.
Следов изнасилования или каких-то манипуляций в области половых органов найдено не было. Данное обстоятельство до известной степени сбивало с толку, поскольку затрудняло достоверное определение мотива совершённого посягательства. В Советском Союзе такого рода преступления – то есть заставлявшие подозревать сексуальный мотив, но не содержавшие в явном виде состава половых преступлений – относили к категории «деяний, совершённых в условиях неочевидности мотива». Они оправданно считались наиболее сложными в раскрытии[7].
Несколько дней жизнь Али висела на волоске, но постепенно состояние девочки стабилизировалось и понемногу стало выправляться, хотя долго не могло прийти в норму. Даже вечером 25 июня, то есть спустя почти 2 недели с момента ранения, держалась температура 37,8°С, а пульс достигал 94 ударов в минуту. Отец девочки, Георгий Губин, очень сильно переживал из-за случившегося и корил себя за невнимание к ребёнку. Первые три дня он не отходил от кровати дочери и даже первые показания сотрудникам уголовного розыска дал в больнице. Трагедия с дочерью до такой степени потрясла его, что он дал зарок бросить пить спиртное – судя по всему, человек этот жил не без страха Божия в душе. Аля находилась в больнице ровно месяц и была выписана 13 июля.
Так выглядела завязка этой истории, и нельзя не признать, что в произошедшем было много неясного. Осмотр места обнаружения раненой девочки ничего ценного с точки зрения расследования обстоятельств случившегося не дал. Причина оказалась тривиальна – сбежавшиеся к раненой девочке со всех сторон нетрезвые любители отдыха на природе вели себя как стадо говорящих слонов и затоптали все следы. Причём в этом не было вины правоохранителей, первые милиционеры из восьмого отделения РКМ оказались возле Али задолго до появления «скорой помощи» и как могли пытались отодвинуть зевак подальше от девочки. Но пьяная публика порывалась то поднести Але лимонад, то приложить ко лбу мокрую тряпку. В общем, на месте происшествия царил хаос, и последующий осмотр ничем следствию помочь уже не мог. Кроме того, из-за беспорядочного перемещения публики, во время которого кто-то уходил, а кто-то, напротив, приходил, все свидетели перемешались, и это крайне затруднило работу с ними. На протяжении первых дней расследования многие важнейшие вопросы не имели ответов. Например, было непонятно, кто же именно обнаружил девочку? Видел ли девочку кто-то из участников многочисленных компаний, расположившихся в лесной зоне на пикники? Если да, то кто её сопровождал? Кто и как увёл Алю со двора, в котором находились её родители и многочисленные знакомые семьи?