– Незначительное кровоизлияние под кожей в области подбородка;
– Лёгкие воздушны, слегка отёчны, на разрезе серо-красного цвета. Состояние лёгких соответствует тому, которое наблюдается при механической асфиксии, то есть перекрывании путей поступления воздуха в лёгкие;
– Сердце содержит тёмную кровь в небольшом количестве, что указывает на обедненность крови кислородом. Это значимый симптом смерти от асфиксии;
– Печень, желудок, селезёнка, кишечник и почки без аномалий развития и повреждений, присутствуют следы гнилостных изменений;
– Мочевой пузырь сокращён и пуст. Это также важный признак удушения, рефлекторное сокращение мочевого пузыря происходит на второй стадии асфиксии в состоянии глубокого обморока.
Заключение судебно-медицинского эксперта Грамолина оказалось вполне логичным: «На основании данных наружного и внутреннего осмотра трупа девочки Ханьжиной считаю, что смерть девочки Ханьжиной насильственная и последовала от асфиксии вследствие сдавления, вероятно руками, на что указывают кровоизлияния на шее и ссадины на лице около рта. В данном случае имело место убийство».
Несмотря на логичность вывода, экспертиза эта, весь текст которой уместился менее чем на полутора страницах машинописного текста, оставляет массу вопросов и рождает отчётливое ощущение недосказанности. Эксперт ничего не сказал о давности наступления смерти, хотя из зафиксированного довольно очевидно, что убийство имело место за 3 суток или даже более до момента проведения вскрытия. Удивительно, но никак не описано расположение трупных пятен, а ведь это очень важный признак постмортальных (то есть посмертных) манипуляций с трупом. Подобная небрежность просто поразительна! При этом судмедэксперт многозначительно отмечает такие пустяки, как состояние молочных зубов убитой девочки: «правый резец сломлен, левый резец кариозный». Эксперт видит кариес на левом резце, очевидно, никак не связанный с убийством, но при этом не видит трупных пятен! Примечательно, что описав слом правого резца, Грамолин позабыл объяснить, связано ли это повреждение с фатальным нападением (в принципе, эксперт может высказать некоторые соображения по этому поводу). Ничего не сказано в акте экспертизы о возможности сексуальных манипуляций, и явно ненормальное состояние заднего прохода жертвы не вызвало со стороны специалиста никаких комментариев. Наконец, ничего не сказано о возможном использовании преступником оружия. Из текста экспертизы невозможно понять, чем были нанесены удары в голову, был ли это молоток? Рукоять ножа? Камень? При небольшой площади ударной поверхности (до 20-25 см2) часто удаётся рассмотреть на коже её оттиск, причём орудие не обязательно должно иметь чёткие грани (отпечатывается, например, скруглённое донышко бутылки). Грамолин почему-то не посчитал нужным остановиться на всех этих деталях. Также нельзя считать удовлетворительным его заключение о повреждениях кожи, оставленных якобы личинками мух.
Личинки мух, живущих в средней полосе России, в зависимости от температуры окружающей среды появляются из яиц спустя от 10 до 36 часов с момента кладки. Этот интервал тем меньше, чем теплее. Личинки неспособны повредить кожу и имеют внешнее пищеварение, поэтому для их выживания муха вынуждена откладывать яйца в подкожные ткани, прежде всего, в открытые раны. То, что судмедэксперт Грамолин не знал этих очевидных истин, весьма и весьма печально, поскольку в силу своего невежества он написал глубоко ошибочный документ.
Убитая девочка имела колото-резаные ранения, причиненные холодным оружием, в этом нас убеждает тот факт, что на месте обнаружения трупа имелось много крови. Если жертву ударили по затылку и задушили, то откуда кровь? Между тем, кровь была как высохшая – на ветках, уложенных поверх трупа, так и жидкая – снизу, о чём и написал в своём рапорте начальнику угро Вершинину начальник 5-го отделения милиции Бородин. Последний, кстати, попал с этим рапортом в преглупое положение. Как мы помним, вечером 4 июля он не поехал вместе с оперуполномоченным Холмогоровым и дежурным по пятому отделению Ушаковым осматривать труп, а ранним утром следующего дня тело убитой девочки уже увезли в секционный зал 1-й горбольницы, то есть Бородин трупа не видел вообще. И получив 5 июля распоряжение Вершинина предоставить областному Отделу уголовного розыска документы по делу, Бородин заметался – на месте обнаружения тела он не был, трупа не видел, а что-то умное доложить надо. Не может же начальник о самом себе написать, что он самоустранился от исполнения служебных обязанностей! А потому Бородин усадил с собой в возок Холмогорова, знавшего дорогу, и другого оперуполномоченного своего отдела Баженова и отправился с ними в лес за Экскаваторный посёлок. Как трое милицейских осматривали местность, мы можем только догадываться, но по результатам осмотра ничего существенного они не увидели. Вот только заметили, что кровь на нижних ветках настила, на котором лежал труп, ещё жидкая, вернее, маркая, пальцы пачкает. И Бородин в своём рапорте с умным видом написал: «…по всем таким признакам преступление совершено ещё недавно…» Какие такие признаки имел в виду лейтенант милиции так и осталось загадкой, ни о чём кроме крови он в своём рапорте не упомянул. Захотел, видимо, блеснуть пинкертоновской остротой ума и проницательностью, вот и брякнул.
Получилось глупо. Потому что состояние крови – жидкая или высохшая – это весьма и весьма ненадёжное свидетельство давности её попадания на предмет. Кровь, точнее её жидкая фракция, испаряется гораздо медленнее воды, это связано со сложностью её состава, более того, даже после того, как из-за впитывания и испарения кровь потеряла способность перетекать по поверхности предмета, она продолжает пачкать при прикосновении, то есть способность к переносу при контакте сохраняется ещё долго.
Вопрос текучести крови чрезвычайно занимал криминалистов ещё в 19-м столетии. Они пытались открыть какое-то универсальное правило, описывающее это явление. Подобное открытие дало бы немалый прикладной эффект. Однако – увы! – ничего такого сформулировать не удалось. В самом общем виде можно сказать, что в закрытом помещении кровь остаётся в жидком виде около полусуток, то есть 12 часов, и ещё примерно столько же она сохраняет способность оставлять помарки при прикосновении. Однако на эти интервалы очень сильно влияют влажность, температура воздуха и наличие вентиляции. Повышение температуры, снижение влажности и наличие конвекции (перемешивание слоев воздуха) резко повышают скорость высыхания крови, а понижение температуры и неподвижный воздух, соответственно, значительно этот процесс растягивают. Разумеется, имеет значение и количество пролитой крови, и возможность её впитывания, и химический состав, который до известной степени может изменяться от попавших в кровь продуктов пищеварения. В общем, нюансов очень много. Поэтому состояние крови свидетельствует не столько о давности её попадания на предмет, сколько об условиях окружающей среды. Что наблюдения лейтенанта Бородина и подтвердили – кровь на ветках сверху оказалась высохшей, поскольку они обдувались ветром и на них попадали солнечные лучи, а кровь на нижних ветках, под трупом, осталась жидкой, потому что там она сохранялась в иных условиях, то есть в тени и неподвижном воздухе.
И никакого указания на недавний срок убийства это наблюдение не содержало. С такой же точно пользой для расследования лейтенант Бородин мог зафиксировать в своём рапорте, что солнце всходит на востоке, а еловая хвоя имеет зелёный цвет.
Итак, мы можем не сомневаться в том, что убийца использовал при нападении некое колющее оружие, которым наносил ранения в грудь и живот девочки. Вряд ли это был нож, думается, что судмедэксперт Грамолин, несмотря на крайнюю небрежность своей работы, ножевые порезы опознать бы сумел. Наверно, преступник орудовал шилом или небольшой отвёрткой, как вариант – гвоздём. Очень жаль, что Грамолин не сосчитал число повреждений кожи, по смыслу его фразы «масса таких же отверстий в кожных покровах на туловище, больше на левом боку грудной клетки» можно заключить, что речь идёт о нескольких десятках колющих ударов, нанесённых убийцей.
Интересна локализация упомянутых повреждений. На первый взгляд, повреждения на левом боку соответствуют ударам правой рукой в том случае, когда жертва расположена лицом к нападающему. То есть, похоже, что Рита Ханьжна стала жертвой правши. Однако следы трёх ударов по затылку заставляют предположить, что жертва в момент начала нападения находилась спиной к злоумышленнику. Если и после этого он продолжил колоть жертву, не поворачивая её лицом, стало быть, орудие нападения он держал в левой руке. Т.о. предположение, согласно которому преступник должен быть леворуким, нельзя считать опровергнутым.
Правда, в начале июля 1939 г. никто ещё и не думал связывать нападения на Герду Грибанову и все последующие инциденты с детьми в одну цепь. Для этого не имелось даже фактических оснований. Ну, в самом деле, при нападении на Раю Рахматуллину в мае и Алю Губину в середине июня использовалось холодное оружие, а в случае с Ритой Ханьжиной, по мнению судмедэксперта, имело место лишь душение, без использования холодного оружия (точнее говоря, судмедэксперт попросту следов оружия не распознал, но с точки зрения проведения следствия это равносильно тому, что оружия не было вообще). Это первое серьёзное отличие. Другое заключается в том, что последняя жертва была умерщвлена посредством удушения, а в случае с Раей Рахматуллиной следы душения вообще не были отмечены. Наконец, преступник в каждом случае по-разному обходился с одеждой: при нападении на Рахматуллину он снял косынку с головы девочки, но не тронул платья, при покушении на Губину сорвал платье и оставил его рядом с раненой девочкой, а в последнем случае – раздел жертву и унёс одежду с собою. В общем, всё это выглядело весьма несхожим и крайне головоломным для советских следователей конца 1930-х гг.
Следствия по нападениям на Раю Рахматуллину и Алю Губину вели районные прокуратуры Свердловска, а вот по убийству Маргариты Ханьжиной следствие возглавил следователь областной прокуратуры Небельсен. Возможно, кто-то из работников правоохранительных органов уже догадывался о связи всех этих эпизодов, но нет никаких свидетельств их совместного расследования в то время.