Первоначально всё внимание Небельсена оказалось сосредоточено на отце и матери убитой девочки. Видимо, самой перспективной версией представлялось предположение о внутрисемейном конфликте, жертвой которого стал ребёнок. В ходе допросов родителей выяснилось, что Константин Ханьжин до брака имел продолжительную связь с женщиной из той же деревни, в которой проживал. Жена была об этих отношениях осведомлена и по её словам не ревновала. Вообще же, родители жили, если верить показаниям соседей, очень дружно, но вряд ли эта благостная картина сильно повлияла бы на привычную тактику ведения следствия свердловскими пинкертонами (о которой читатель уже составил некоторое представление).
Впрочем, довольно скоро внимание от родителей отвлекла в высшей степени значимая информация, ставшая известной при опросе жителей посёлка Красная Звезда. Оперуполномоченный Отдела уголовного розыска Плотников в ходе беседы с некоей гражданкой Бормотовой выяснил, что незадолго до исчезновения Риты Ханьжиной неизвестный мужчина пытался похитить сына жившей неподалёку Марии Апаниной, которая, однако, не позволила ему это сделать. Сообщение Бормотовой было тем более ценно, что в момент обхода жильцов Апанина находилась на работе и не была опрошена. Если бы Плотников при выполнении поручения проявил меньше внимания и настойчивости, то вполне возможно, что упомянутый инцидент вообще не стал бы известен уголовному розыску. Этого, к счастью, не случилось, и Плотников в конце концов разыскал Апанину и опросил её 11 июля.
Мария Николаевна рассказала следующее. Около 24 июня – чуть раньше или позже – некий мужчина попытался увести, взяв за руку, её 2-летнего сына. Хватившись мальчика, женщина бросилась на улицу и увидела похитителя. Подняв крик и догнав неизвестного, она подхватила своего мальчугана на руки. Мужчина на происходившее отреагировал спокойно, заявив, что посчитал мальчика потерявшимся и решил отвести его к ближайшему милиционеру. Собственно, на том инцидент оказался исчерпан. Согласно рапорту Плотникова женщина «данного мужчину догнала и может его опознать».
В рассказе Марии Апаниной особый интерес Плотникова вызвали два обстоятельства: во-первых, то, что происшествие имело место примерно за неделю до исчезновения Риты Ханьжиной, то есть близость по времени двух инцидентов, а во-вторых, твёрдая уверенность женщины в том, что мужчина этот имеет в посёлке Красная Звезда каких-то знакомых, поскольку она не раз встречала его здесь ранее.
Плотников приложил все силы к розыску возможных связей неизвестного похитителя. К работе были привлечены как оперативники уголовного розыска, так и 5-го отделения милиции, к территории ответственности которого относилась Красная звезда. Перед сотрудниками милиции была поставлена задача дойти до каждого жителя района и сообщить ему о розыске человека с приметами, сообщёнными Марией Апаниной. Расчёт правоохранителей строился на том, что район был сравнительно небольшим, поэтому рано или поздно нужных людей отыскать удастся.
Удача улыбнулась через две недели. 7 августа Плотников сообщил исполняющему обязанности начальника уголовного розыска Крысину о том, что удалось выявить знакомую таинственного похитителя, по-видимому его любовницу, Голубеву Анну Евгеньевну. Последняя, узнав о подозрениях в адрес своего интимного дружка, согласилась сотрудничать с уголовным розыском.
Анна рассказала, что хотя её знакомый вёл себя скрытно и не особенно распространялся о своей жизни, ей удалось тайком заглянуть в его паспорт. Звали мужчину, если верить паспорту, Сохин Евгений Васильевич. Дату рождения и место прописки женщина не запомнила. Анна также сообщила, что давно уже не видела Сохина, который собирался в середине июля уехать на некоторое время из Свердловска к родственникам.
Казалось, расследование выходило на финишную прямую. Впервые за всё время похищений малолетних детей в Свердловске правоохранительные органы имели серьёзного подозреваемого и надёжных свидетелей. Надо было брать под стражу Сохина и «колоть» его «на сознанку». Это уголовный розыск умел делать как нельзя лучше. Однако справка из паспортного стола, выданная по запросу уголовного розыска, гласила, что Сохин Евгений Васильевич в числе прописанных в Свердловске граждан не значится. 11 августа оперуполномоченный Плотников сообщил исполняющему обязанности начальника ОУР Крысину о результатах проделанной работы.
Александр Васильевич принял информацию подчинённого к сведению, однако особого интереса к ней не проявил. Дело заключалось в том, что новые чрезвычайные события отодвинули поиск таинственного Сохина на второй план и свежая информация заставляла всерьёз усомниться в причастности этого человека к похищениям детей.
Глава IX. «…в это время девочка берёт гражданина за руку»
Валя Камаева, девочка в возрасте трёх лет и четырёх месяцев, исчезла из двора дома №25 по улице Февральской революции, в котором проживала с родителями и братишкой, 22 июля 1939 г. Как и в предшествующих случаях, исчезновение малолетнего ребёнка произошло совершенно незаметно для окружающих – вот только он играл здесь, перед глазами и – раз! – нет малыша.
Однако после того, как ребёнок был уведён из двора, похитителя остановила женщина, хорошо знавшая как саму 3-летнюю Валю, так и её семью. Впервые нашёлся человек, фактически ставший свидетелем преступления, видевший злоумышленника и даже разговаривавший с ним.
Впрочем, предоставим слово матери пропавшей девочки. Евдокия Никифоровна Камаева 26 июля – на четвёртые сутки с момента похищения дочери – подала на имя начальника Отдела уголовного розыска заявление. Документ этот в высшей степени любопытен, его содержательную часть имеет смысл воспроизвести целиком, без купюр:
«Заявление.
22 июля с. г. около 3-х часов дня со двора дома, где я живу, была уведена моя дочь Валя 3 лет. Работаю я на заводе «Сталькан», на время нахождения меня на работе дочь оставлялась под присмотром соседки по квартире гр. Шаховой, которая не заметила, когда и кем была уведена моя дочь со двора дома, где я живу.
При опросе соседей я установила, что гр. Аксенова, проживающая в том же квартале, видела, как моя дочь шла с подростком около 16 лет по улице 9-я января в сторону Площади 1905 года; тов. Аксенова спросила его: «Ты куда её повёл?», на что этот подросток ответил: «А тебе что, я к ним в гости приехал и у них живу».
Я вернулась домой с работы около 7 часов вечера и, обнаружив отсутствие дочери, сейчас же заявила в 1-е отделение милиции и была в тот день во всех остальных отделениях милиции гор. Свердловска, затем 23/VII была в кадавернях (устаревшее название морга – прим. А. Р.) и на кладбищах; 24/VII искала на окраинах города, 25/VII была в детприёмнике по ул. Розы Люксембург, в скорой помощи Визовской поликлиники (то есть ведомственной поликлиники Верх-Исетского завода – прим. А. Р.) и в детприёмнике на Сортировке. В итоге все мои поиски на сегодня остаются безрезультатны.
Прошу Вас помочь мне оказать помощь в разыскивании дочери.
Приметы: волосы короткие светлые – блондинка. За ушами есть следы золотухи. На правой руке и верхней части около плеча следы разреза от операции. На правой ноге выше колена шрам от разреза после операции.
26/VII-39 г. Камаева».
Вроде бы и текст предельно простой, а красноречивее сказать вряд ли получится. 22 июля пропал ребёнок, мать несколько суток бегает в одиночку по городу в его поисках – никому до этого дела нет, ни один бдительный милиционер ни в одном отделении милиции не соблаговолил хотя бы ухом повести на просьбу о помощи. Пока, наконец, кто-то не дал Евдокии Камаевой ценный совет: езжай-ка, голубушка, в областной уголовный розыск, там расскажи о случившемся, может, и возьмутся помочь!
В угро на самом деле тоже никто не горел желанием заниматься очевидным «глухарём», то есть расследованием с минимальными шансами на раскрытие, но сошлись, по-видимому, несколько факторов. Евгений Валерианович Вершинин, начальник отдела, пребывал в заслуженном отпуске, и заявительница поговорил временно исполняющий обязанности начальника отдела Александр Крысин. Это был человек степенный и рассудочный. Родился Александр Васильевич в 1902 г., закончил 3 класса приходского училища, что по милицейским меркам соответствовало уже вполне нормальному образованию, а во время службы в РККА с июля 1919 г. по февраль 1921-го успел поучиться даже на пехотных командных курсах, которые, правда, не закончил. В Рабоче-Крестьянскую милицию Крысин был зачислен в октябре 1922 г., строго говоря, он был одним из ветеранов ОУР, вторым после Кандазали. За время службы в РКМ Крысин закончил высшие курсы научно-технических экспертов, что превратило его в одного из самых компетентных следователей-криминалистов. В августе 1936 г., к моменту аттестации начальствующего состава свердловской милиции, он уже являлся младшим лейтенантом, начальником 5-го отделения Отдела уголовного розыска[8]. Правда, членом ВКП(б) Александр Васильевич так и не стал – и это, кстати, довольно любопытный момент его биографии – так что особых перспектив служебного роста он не имел, но зато работником являлся квалифицированным, исполнительным и честным. Он не мог пройти мимо истории Камаевой и быстро понял всю важность её сообщения.
Крысин распорядился отпечатать на пишущей машинке текст заявления, на которое уже утром следующего дня наложил резолюцию: «Лт. Чемоданову. Для принятия необ. мер. 27/VII».
Таким образом, работать по заявлению пришлось операм младшего лейтенанта Чемоданова, того самого, что годом ранее участвовал в расследовании убийства Герды Грибановой и даже ездил проводить обыск в доме Михаила Грибанова, деда убитой девочки. К середине лета 1939 г. он подрос в должности и звании и теперь возглавлял второе отделение ОУР[9]. Можно не сомневаться, что этот человек был в курсе всего творившегося в отделе, и, разумеется, прекрасно знал о недавних преступлениях против малолетних. Чемоданов отнёсся к делу серьёзно, его сотрудники тщательно «прошерстили» прилегающий к улице Февральской революции район и отыскали кое-что действительно ценное.