Для осмотра тела прибыли народный следователь Молотовской районной прокуратуры Губин и упоминавшийся уже не раз сотрудник уголовного розыска Чемоданов, в тот день как раз заступивший ответственным дежурным по Управлению РКМ. В ходе осмотра было установлено, что место обнаружения трупа явилось местом совершения преступления – на это указывали многочисленные следы ещё жидкой крови под телом и рядом с ним. Не вызывало сомнений, что именно здесь жертве были нанесены удары холодным оружием и девочка истекала кровью, никуда не перемещаясь. Осмотрев вещи, снятые с жертвы, сыщики установили факт прижизненного раздевания – на предметах одежды оказались лишь незначительные кровавые помарки и отсутствовали порезы. Во время осмотра места преступления эксперт-криминалист сделал 4 фотографии – этот маленький штришок выразительно демонстрирует, насколько иначе в те времена воспринимались требования к судебному фотографированию.
Прокурор Губин получил приказ отправиться на осмотр места обнаружения трупа от своего начальника – прокурора Молотовского района Фомина, а тот в свою очередь – от исполнявшего обязанности начальника следственного отдела Свердловской облпрокуратуры Герасимовича. Впоследствии тот затребовал себе следственные материалы и обязал подчинённых организовать плотное взаимодействие между работниками различных районных прокуратур и сотрудниками милиции как из территориальных отделений, так и уголовного розыска. Это распоряжение наводит на мысль о подозрениях Герасимовича – официально тогда ещё не звучавших – предположившего существование связи между разновременными нападениями на малолетних детей. Хотя формально все преступления такого рода считались между собою не связанными и расследовались раздельно, главный областной следователь, по-видимому, уже в конце июля 1939 г. стал склоняться к мысли о наличии в городе преступника, периодически совершающего нападения на детей в схожей (повторяющейся) манере.
На следующий день, 29 июля, после опознания тела родителями девочки, судмедэксперт Грамолин произвёл в секционной 1-й городской больницы вскрытие. В акте №994 описаны следующие телесные повреждения (см. анатомическую схему):
– В области правой брови резаная рана 2,0 см (позиция 1);
– Резаная рана на правой щеке длиною 2,0 см (поз. 2);
– На передней поверхности шеи зияющая рана 5,0 х 7,0 см, гортань разрезана в области щитовидного хряща, ранение левой сонной артерии. Рана образована из нескольких поперечных разрезов (поз. 3). В области этой раны в толще мышечной ткани кровоизлияние (это указание на душение);
– На правой боковой поверхности шеи несколько кожных надрезов длиною 2,0-2,5 см (поз. 5);
– У края нижней челюсти справа резаная рана 3,0 см (поз. 4);
– На правом плече и правом боку грудной клетки 12 колото-резаных ран размером 1,0-1,5 см. (поз. 6). Раны с гладкими краями, один угол раны острый, второй несколько закруглён (это указание на форму режущего орудия – нож с односторонней заточкой и обушком, как говорили в те годы; небольшая ширина лезвия указывает на то, что, по-видимому, это складной нож вроде перочинного);
– На уровне 6-го ребра справа резаная рана длиною 6,0 см. (поз. 7);
– На груди слева около соска 3 колото-резаных раны размером 1,0 см (поз. 8);
– Несколько мелких надрезов на груди справа;
– На животе в продольном направлении справа от пупка резаная рана длиной 10,0 см (поз. 9);
– На нижних конечностях и боках масса пятен бледно-жёлтого цвета пергаментной плотности. Это следы давления камней и веток, наваленных на труп с целью его сокрытия, то есть это посмертные повреждения кожи, не связанные напрямую с травмированием жертвы в процессе нападения.
Половые органы не имели дефектов развития и следов манипуляций или повреждений. Девственная плева не была повреждена. Заднепроходное отверстие зияло, но повреждений также не имело. Его ненормальное расширение, вкупе с отсутствием трещин и разрывов ректума и прямой кишки, служило косвенным указанием на половой акт, осуществленный после смерти жертвы.
Внутренний осмотр показал наличие кровоизлияния в тканях шеи, как со стороны гортани, так и позвоночника. В нижней доле левого легкого была зафиксирована резано-колотая рана 1 см длиною, в правом легком – две такие же раны глубиною 1,5-2,0 см, в силу наличия этих ранений в плевральных полостях была обнаружена жидкая кровь в небольших количествах. Незначительность крови указывала на посмертность причинения этих ран.
Желудок оказался наполнен полужидкой пищевой массой. То, что пища не была эвакуирована из желудка в кишечник, означало, что смерть девочки последовала менее чем через 4 часа после последнего приёма пищи.
По мнению эксперта, смерть Лиды Сурниной явилась результатом асфиксии, обусловленной повреждением крупных кровеносных сосудов шеи и гортани и последовавшего за этим нарушения мозгового кровообращения. Повреждения на животе, конечностях и лице имели посмертное происхождение. Не исключил эксперт возможность того, что потерпевшая «стала жертвой удовлетворения извращенных половых потребностей неизвестного мужчины», хотя в этой части заключение носило предположительный характер. В качестве орудия преступления был использован нож.
При изучении локализации ран нельзя не отметить их преимущественного расположения с правой стороны тела. Труп был найден в положении «лежа на спине», то есть лицом к убийце, в таком положении и наносились ранения. На это однозначно указывало отсутствие ран на спине (жертва во время нападения была прижата к земле) и обильные потёки крови на грунте под телом (если ранения наносились в положении стоя, то кровь не натекла бы под труп). Всё это убедительно указывает на привычку убийцы держать нож в левой руке. Если по результатам анализа предыдущих эпизодов данное умозаключение носило предположительный характер, то теперь утверждение о левшизме убийцы можно было считать аргументированно доказанным. Однако тут же возникает очень интересный нюанс – на левой стороне груди Лиды Сурниной оказались аж 3 колото-резаных раны длиною 1 см каждая, причём, согласно результатам внутреннего исследования, довольно глубокие – как минимум один из ударов достиг левого лёгкого.
Как отмечалось выше, ранения холодным оружием в правую и левую стороны тела жертвы, хотя и являются наиболее распространёнными, связаны со вполне определёнными обстоятельствами нападения, а именно: а) активным перемещением жертвы в процессе борьбы, б) ранением или саморанением нападающего, вынужденного переложить оружие из одной руки в другую, в) одновременным использованием нападающим двух рук, в каждой из которых находится свое оружие и, наконец, г) участием в нападении двух или более человек. Пункты а) и в), как представляется, можно исключить, поскольку из анализа следов на месте преступления ясно, что девочка была зафиксирована в положении лёжа на спине и не могла бегать, уклоняться и т.п., что же касается орудия преступления, то, судя по всему, для умерщвления использовался один-единственный нож с довольно узким лезвием (около 1 см). А вот саморанение преступника и действия более чем одного человека исключать нельзя.
Если на ноже отсутствуют упор или крестовина – стопор ладони на рукоятке – то рука в момент встречи лезвия с преградой может продвинуться вперёд и попасть на режущую кромку. Тогда, в зависимости от способа удержания ножа (прямого или обратного хвата), нападающий порежет либо область ладони возле большого пальца, либо мизинца. Это нюансы хорошо известны всем, имеющим понятие о ножевом бое, поэтому опытный боец при работе с ножом без упора/крестовины использует несколько модифицированный вид хвата, при котором тыльная часть ножа упирается в основание ладони, что предотвращает соскальзывание руки. Все эти теоретические рассуждения приводятся здесь с единственной целью – пояснить практическую важность предположения о саморанении преступника, а именно – опытный преступник, имеющий практический навык работы с ножом, саморанения не допустит. Верен и обратный вывод – саморанение является свидетельством неопытности нападающего. Запомним этот момент.