ей помогла довольно странная позиция матери Сергея, встававшей всегда и во всём на её сторону против сына. Можно сказать, что Сергей оказался жертвой самого настоящего женского заговора. Кроме того, Савельева за год потеряла двух малолетних детей – это тоже, конечно, экстраординарная для 20 столетия статистика. В столь фатальную случайность не очень-то верилось.
8 сентября старший лейтенант Брагилевский допросил Серафиму Иванову, младшую сестру Евдокии Масленниковой. Иванова полностью подтвердила показания последней об их встрече в день исчезновения мальчика. По словам Серафимы, она пришла вместе с дочерью к Евдокии в начале первого часа дня и разговаривала с нею около 15-20 минут. Её рассказ ещё более прибавлял доверия словам Масленниковой и укреплял Брагилевского в уверенности, что та не имеет никакого отношения к похищению Ники Савельева. У Евдокии просто не оставалось времени на все те перемещения по городу, которые неизбежно должен был совершить злоумышленник. Можно было бы, конечно, допустить, что Масленникова не уводила похищенного мальчика далеко, а спрятала его у себя в комнате в коммунальной квартире и вывезла труп за посёлок Станкострой много позже, скажем, ночью или даже утром следующего дня, но.., это уже получался какой-то детектив в стиле Агаты Кристи. Вряд ли Масленникова решилась бы на такую опасную комбинацию, ведь её комнату могли обыскать, учитывая отвратительное отношение к ней матери и бабушки похищенного мальчика.
Определённо, подозрения в адрес Масленниковой не подтверждались. А применительно к Савельевой пазл как раз складывался неожиданно удачно.
Артур Брагилевский, командированный в Свердловск из Москвы, проживал в общежитии для сотрудников НКВД на территории «Городка чекистов» (кстати, дабы соблюсти историческую точность, отметим, что в 1930-х гг. этот район именовали «Городок чекиста»), которое располагалось в том же самом здании, что и магазин «Динамо» (ныне это гостиница «Исеть»). Чтобы попасть в последний следовало просто спуститься на первый этаж здания. Поскольку в этот магазин ходили Лёня Масленников и Юра Бельцов, сидевшие на лавочке с Никой Савельевым, старший оперуполномоченный решил лично поговорить с работниками магазина. Трудно сказать для чего. Наверное, надеялся на то, что кто-то из них сумеет припомнить что-то интересное. Расспросы Брагилевского дали результат очень интересный, хотя и совсем не тот, который можно было бы ожидать. Буфетчица Наталья Петрова, торговавшая газированной водой, припомнила странную сцену, разыгравшуюся перед её прилавком 20 августа. Вот как её рассказ был зафиксирован в протоколе, оформленном 10 сентября: «…около одного часа дня я обратила внимание на сидевшего на полу у кассы магазина, расположенной в непосредственной близости к выходной двери, мальчика в возрасте 3-х лет. Мальчик этот громко кричал, произнося слово „мамочка“. Из-за прилавка, где я работаю, мне мальчика видно не было, поэтому описать его примет я не могу. Я {только} заметила, что у мальчика на ногах были светло-серые детские ботинки, завязанные шнурками, и серые чулки. Кроме того, я хорошо помню, что на мальчике были одеты коричневые штанишки… Около описанного мной мальчика, спиной ко мне, стояла женщина, одетая в серое грубошерстное пальто, голова этой женщины была повязана старой шалью серого цвета, шаль эта, видимо, очень долго носилась, т.к. она потеряла свой цвет и выгорела на солнце… Фигура у этой женщины была сутулой, плечи – широкие и сама женщина была высокой. У меня сложилось впечатление, что она должна быть пожилой. Лица этой женщины я не видела… Женщина эта стояла возле сидевшего на полу мальчика и уговаривала его пойти к „маме“. Когда эта женщина вошла в магазин и когда вышла я не видела».
Вот это был, конечно, поворот! Учитывая, что Коленька Савельев был обут в серые шнурованные ботиночки и серые чулочки, завязанные резинками под коленями. Правда, о цвете штанов ничего не было известно – штаны исчезли, а к описанию бабушки теперь следовало относиться весьма осторожно. Но тем не менее какое совпадение, что буфетчица запомнила такие детали и припомнила их спустя три недели! В общем, рассказ буфетчицы Петровой ложился, что называется, «в масть» и отлично соответствовал предположению о том, что со двора Нику Савельева увела его родная бабушка либо какая-то другая знакомая женщина чтобы передать Анне Савельевой. Трудно сказать, что перед нами – воспоминания о действительно имевшем место инциденте в магазине или же очередная милицейская «фишка», призванная подогнать «фактуру» под перспективную версию. Мы уже видели, как такие заранее подстроенные «фишечки» внедряются в материалы расследования: вспомните, как летом предыдущего года замначальника ОУР Вершинин с упоением искал мифический «кинжал с отломанным кончиком», якобы хранившийся в сундуке Екатерины Барановой, и протоколировал смехотворную историю про то, как малолетний Васька Молчанов якобы выбросил ценнейшую улику, тот самый нож, которым якобы убивали и расчленяли Герду Грибанову.
В тот же самый день Брагилевский вызвал на допрос Блинникову-Каширскую. Теперь у него была на руках такая фактура, которая позволяла построить разговор с бабушкой убитого ребёнка совсем иначе, чем прежде. Женщина прежде явно оговаривала Евдокию Масленникову, причём даже приписывала ей распространение сплетен про похищения детей, так что теперь гражданку Блинникову можно и нужно было, как говорят в местах не столь отдалённых, хорошенько подтянуть за язык. Понятно, что в протокол допроса попало далеко не всё, сказанное в кабинете, но даже то, что осталось на бумаге, весьма зримо передаёт пережитую Еленой Федоровной панику. Уже первые слова задают эмоциональную окраску последующему тексту: «Я категорически и безошибочно заявляю, что мой внук Ника исчез в период от 11 до 12 часов дня…». О как, «категорически и безошибочно»! Дамочка, сама того не понимая, выводит из-под подозрения Масленникову, при этом продолжая утверждать, что та находилась в это время дома!
Интересен и следующий пассаж Елены Блинниковой-Каширской: «По этому вопросу я прошу опросить гражданку Коган Софию Борисовну, проживающую в кв. 1 нашего дома». Вот ведь как странно получается, лишь через 3 недели после исчезновения ребёнка выясняется, что существует некий свидетель, способный уточнить время инцидента. Тут сразу же возникает обоснованный вопрос к Елене Федоровне: а почему же вы ранее, милочка, ничего не говорили о наличии такого свидетеля?! (Кстати, забегая вперёд, следует отметить, что допрошенная 14 сентября гражданка Софья Коган слов своей соседки не подтвердила. Она ушла из дома в 10:30 и вернулась обратно лишь в 12:30, и лишь тогда узнала об исчезновении Ники. Так что Елена Федоровна со своей ссылкой на Коган поставила себя в глупейшее положение.)
Далее в показаниях Блинниковой-Каширской начались любопытные уточнения. Она вдруг припомнила, что Анна Савельева, мать похищенного мальчика, вернулась из очереди домой «в начале седьмого часа утра». То есть в 4 с минутами ушла, а через два часа явилась обратно. Что ж! Прекрасное уточнение, доказывающее точность рассказа директора магазина Санникова. А для чего же она возвращалась? Елена Федоровна не придумала ничего другого как сказать: «…Анна приходила для того, чтобы взять деньги на покупку мануфактуры, за которой она стояла в очереди…» Тут уместен вопрос, кто же ходит в магазин без денег? Но Брагилевский, видимо, воздержался от сарказма.
Насчёт времени возвращения Савельевой из магазина гражданка Блинникова-Каширская упорно повторяла говоренное ранее – вернулась в 4 часа дня. Учитывая, что от магазина до дома не более полутора километров, а в 15 часов, по словам Санникова, очередь перед магазином уже разошлась, налицо был весьма заметный – минут 30-40 – интервал времени, в течение которого никто не знал, где была и чем занималась Савельева.
Затронутая Брагилевским тема об отношениях Сергея, сына Блинниковой-Каширской, и Анны Савельевой, явилась для допрашиваемой, видимо, неприятным сюрпризом. По-видимому, Елена Федоровна всерьёз считала, что скелеты в шкафах её милого семейства так и останутся непотревоженными. Вот уж воистину святая простота! Выражения, которыми она попыталась объяснить специфику отношений между сыном и Анной Савельевой, заслуживают цитаты: «Первое время Сергей с Анной жили не совсем хорошо, он… высказывал мысль, что жить с Анной не хочет. Анна Савельева очень любит Сергея и в течение всего времени совместной жизни относилась к нему очень хорошо…» Вот так! Мужчина выгоняет женщину из дома, заявляет, что ребёнка она родила не от него, а на языке матери это называется «жили не совсем хорошо». Какое интересное словоблудие! Так и хочется задать мамаше встречный вопрос: если это «не хорошо», то как тогда по-вашему «плохо»?
Коснулся Брагилевский и вопроса о возможной попытке убийства Савельевой первого сына, после того как Сергей выгнал Анну из дома и заявил, что не признает Нику своим ребёнком. Есть такая пословица в русском языке: «Извивается, как уж на сковородке» – так вот она как нельзя лучше подходит к описанию того, как закрутилась в этом месте гражданка Блинникова-Каширская. Видно очень этот вопрос показался ей неприятен! «Я ни тогда, ни сейчас не верю в то, что Анна могла покушаться на жизнь своего ребёнка и поступала с ним так, как рассказывала мне Гери П. В. Я считаю, что Полина Венедиктовна говорила это с той целью, чтобы испортить взаимоотношения Сергея с Анной, т.к. она, Гери… разрешает себе по отношению к Сергею кое-какие вольности…» Тут, конечно, Елена Федоровна в очередной раз не удержалась от демонстрации своей склонности к демагогии совершенно пасквильного тона. Если «вольности» Полины Гери в адрес Сергея Каширского и имели место, то только в голове матери последнего. Полина была старше Сергея на 22 года, и даже при наличии весьма богатой фантазии трудно поверить в реальность сколько-нибудь серьёзного флирта между ними.
Между тем Полина Венедиктовна Гери, рассказывавшая о том, что Анна Савельева пыталась умертвить собственного сына путём переохлаждения малыша, отнюдь не наговаривала на предприимчивую мамашу. Последняя действительно пыталась заморозить Нику, и уголовному розыску удалось отыскать тому свидетеля, никак не связанного с Гери. Елизавета Платонова, допрошенная 13 сентября, рассказала, как