деже судить приличный, одет в дорогой костюм…» Несмотря на косноязычную передачу слов Приходько допрашивавшим её Кузнецовым, смысл сказанного свидетельницей понять можно. Чем же занималась странная парочка в магазине «Бакалея»? Ещё раз процитируем протокол допроса: «Мужчина спрашивал девочку, что ей купить, указывал на дорогие сорта конфект, она ему показывала на дорогие конфекты, и он ей покупал». Куда же ушёл таинственный обладатель дорогого костюма с девочкой на руках? А никто этого сказать не мог – Анисия Семёновна сама вышла из магазина и забыла про эту историю до того момента, пока не услышала рассказ Фоминой об исчезновении девочки.
Начальник уголовного розыска решил поговорить с отцом девочки – Германом Ивановичем Слобцовым – и озаботиться проверкой его алиби. У Слобцова имелся весьма понятный мотив устранить из своей жизни собственную дочь, дабы не платить её матери весьма немалые алименты, а кроме того, он предлагал Софье Фоминой передать девочку на воспитание его родственникам. В общем-то, всё указывало на Слобцова, вплоть до того, что, получая зарплату более тысячи рублей в месяц, тот вполне мог позволить себе дорогие вещи, и хороший костюм был ему по карману.
Лейтенант Кузнецов поручил участковому доставить ему на допрос Германа Слобцова, и тут начальника нижнетагильского уголовного розыска ожидало в высшей степени пренеприятное открытие! Выяснилось, что проживавший в доме №14 по улице Тельмана гражданин Слобцов выехал с вещами в неизвестном направлении несколькими днями ранее. Буквально 10 октября собрал вещички, раскланялся с соседями и – исчез! Как будто почуял, что уголовный розыск им займётся.
Но не надо забывать, что это был 1939 год, уже шла Вторая мировая война, уже вовсю в Советском Союзе действовала лучшая в мире система паспортного и воинского учётов, режим прописки, весьма формализованные и единообразные правила трудовых отношений, а потому так просто собраться и уехать неведомо куда советскому человеку было весьма и весьма проблематично. Как минимум, Слобцову надо было уволиться с завода, получить трудовую книжку в отделе кадров, сняться с учёта в райвоенкомате – неужели он убежал из города, ничего из этого не сделав?!
Лейтенант Кузнецов направил подчинённых по месту работы и в военкомат. Те принесли обескураживающие ответы. Выяснилось, что Слобцов уволен 7 октября по статье 47/1 Кодекса законов о труде РСФСР по инициативе работодателя ввиду реорганизации предприятия и уменьшения объема работ. Другими словами, не по собственной инициативе и не ввиду ненадлежащего исполнения служебных обязанностей, а в силу обстоятельств, от него не зависящих. Нареканий к нему по месту работы не имелось. Кстати, местом работы Германа Ивановича являлся завод №56 Народного Комиссариата боеприпасов, то есть человек вроде бы крепил обороноспособность Родины и от честного пролетарского труда не прятался, чай, не на продуктовой базе отирался, а на серьёзном военном производстве пот свой рабочий проливал. С воинского учёта снялся с полным соблюдением закона, представил справку об увольнении, в его формуляре и приписном свидетельстве сделаны соответствующие записи. В общем, ничего не нарушил, ему даже в вину поставить нечего.
По наведённым у родственников Германа Слобцова справкам получалось, что он, скорее всего, уехал в Казахстан к дяде, который работал крупным начальником на большой стройке и мог помочь племяннику с трудоустройством. Но ведь родственники могли и соврать, умышленно направив розыск по ложному следу. Кассир в одной из железнодорожных касс припомнил, что Слобцов покупал билет до Свердловска. Это не противоречило версии его отъезда на стройку в Казахстан, но и не подтверждало её, поскольку из Свердловска разыскиваемый мог направиться куда угодно – хоть к родне в Хабаровск или Владивосток, хоть прямо в обратном направлении – на Западную Украину и Белоруссию, только-только присоединённые к СССР в ходе известных сентябрьских событий 1939 г. У него на руках имелся полный комплект документов, он мог официально устроиться работать в любом месте огромной страны, и прошли бы годы, прежде чем об этом стало бы известно нижнетагильскому угро.
Лейтенант Кузнецов чуял сердцем, а может, и иным каким местом, что дело с отъездом Слобцова нечисто. Возможно, Кузнецов уже записал его в преступники, и поспешное, как казалось лейтенанту, исчезновение отца пропавшей девочки не могло оказаться случайным совпадением. Как бы там ни было, отъезд в неизвестном направлении Германа Слобцова побудил начальника нижнетагильского уголовного розыска разослать 16 октября в отделы и отделения уголовного розыска Свердловской области спецсообщение за №50/C, в котором он информировал о проводимом расследовании исчезновения Риты Фоминой и подозрениях в адрес её скрывшегося отца. В спецсообщении содержалась просьба информировать нижнетагильское ОУР о появлении Германа Ивановича Слобцова на территории ответственности получившего это спецсообщение отдела или отделения уголовного розыска.
В тот же самый день, 16 октября, участковый 1-го отделения городского отдела РКМ Ходырев, сменивший на этом почётном посту участкового Мезенцева, занимавшегося поначалу поисками Риты Фоминой, совершил довольно странное со всех точек зрения действие. В сопровождении Софьи Фоминой, матери без вести пропавшей девочки, он сходил на огородный участок, которым владела Фомина, а также обошёл дома, расположенные неподалёку от дома Фоминой. Что искал участковый, непонятно, наверное, труп девочки, но его он, разумеется, не нашёл, зато по факту своих безрезультатных блужданий написал косноязычный и безграмотный рапорт начальнику 1-го отделения. Отчитался, так сказать, о своей бесцельной, бесполезной и сугубо формальной работе. Смысл этого странного во всех отношениях похода по окрестностям объяснить невозможно. Предположение, что девочка могла уйти от дома на знакомый ей огородный участок, вполне логично, но проверять его следовало в первые часы с момента исчезновения ребёнка, а никак не спустя почти 70 дней со времени инцидента. Тем более, что мать наверняка за это время уже сбегала на огород сотню раз. Осмотр прилегающей территории и окрестных домов – это вообще первоочередная мера при любом нормально организованном поиске пропавшего человека.
Что делал участковый? Зачем он бродил по окрестностям с умным видом? Что искал? Что нашёл? Ответ знает только ветер. Единственный смысл в появлении этой странной бумажки – а документом этот рапорт назвать сложно ввиду его бессодержательности и отсутствия всякой связи с предшествующими и последующими документами – может заключаться лишь в том, что таким вот корявым образом милицейское начальство подстраховалось от возможных в будущем обвинений в бездействии. Тот самый начальник 1-го отделения, что буквально пару недель назад санкционировал прекращение расследования, узнав, что розыск возобновлен городским уголовным розыском, решил имитировать активное участие в поисках девочки и направил своего «шнурка» – участкового в поход по огородам и подвалам.
Большевики в Советской России очень любили глумиться над Россией дореволюционной, императорской, огромными тиражами переиздавали книги Гоголя и Салтыкова-Щедрина, ибо социальная сатира этих великих писателей обличала пороки современного им общества, но.., честное слово, очень жаль, что Гоголь, Чехов и Салтыков-Щедрин не увидели своими глазами Рабоче-Крестьянской милиции! Очень жаль. Численность жандармерии и полицейских сил в Царской России была примерно в десять раз меньше довоенного сталинского НКВД, а работали они не в пример профессиональнее. Тот, кто от чистого сердца смеялся над «унтером Пришибеевым», просто не читал подлинных документов, вышедших из-под пера советских милиционеров и матёрых защитников соцзаконности из рядов госбезопасности времен Ягоды-Ежова-Берии.
Лейтенант Кузнецов с привлечением агентурного аппарата угро сумел-таки раздобыть информацию, представлявшую немалый оперативный интерес.
Некая Юрченкова Татьяна Васильевна, 72-х лет, знакомая с Софьей Фоминой и её пропавшей дочерью, на допросе 19 октября пересказала услышанный в магазине рассказ одной из женщин, стоявшей в очереди. Если верить рассказу, то некую босоногую девочку, ходившую около магазина «Гастроном» вечером 6 августа, после дождя, мужчина в сером костюме взял на руки и отнёс к школе №7. Там к нему подошёл ещё один мужчина и три женщины, и вся компания удалилась в неизвестном направлении. Юрченкова утверждала, что рассказчица не знала фамилии пропавшей девочки, но довольно подробно описала её приметы, так что Татьяна Васильевна узнала Риту.
Дальнейший розыск среди женщин, ходивших в окрестные магазины, позволил сотрудникам уголовного розыска установить ещё одного весьма важного свидетеля, которого ранее обнаружить не удавалось. 21 октября лейтенант Кузнецов допросил Анну Старцеву, 42-летнюю медсестру местной поликлиники №1, сообщившую крайне интересные сведения. Заявила она следующее: «…после сильного дождя – это было 6-го августа сего года – часов в 5 вечера я шла из квартиры в каменный дом, понесла брезент гр-ну Ахри… (фамилия полностью не читается – прим. А. Р.), с которым мы часто ловим рыбу. {Видела, как} мужчина взял в руки идущую девочку маленькую около магазина „Гастроном“ и с ней пошёл за магазин „Гастроном“. Девочка была босиком, в чёрном платье, мужчина был одет в костюм, в какой – не заметила, т.к. не обратила внимания». Неизвестного мужчину свидетельница описала в таких выражениях: «На вид ему лет 30, среднего роста, других примет не помню».
Показания Старцевой заслуживали, безусловно, самого пристального внимания. Прежде всего, она правильно описала девочку, поскольку согласно рассказу матери 8 октября, во время её допроса лейтенантом Кузнецовым, Рита в день исчезновения была одета в «чёрное платье и белый лифчик, а более ничего на ней не было», то есть девочка бегала босиком. Таким образом, вполне возможно, что именно Риту Фомину неизвестный мужчина взял на руки на глазах Старцевой. По словам последней, это произошло рядом с магазином «Гастроном», а мать девочки признавала, что Рита прежде