В матче за шахматную корону встречались антиподы — гроссмейстеры совершенно различных возрастов, характеров, противоположных политических взглядов, настроений и социальных воззрений. Ничего подобного, такого, что могло бы идти хоть в малейшее сравнение с матчем Карпов — Корчной, в почти вековой истории борьбы за шахматную корону не было.
Схлестнулись шахматисты разных поколений. Карпов научился шахматным ходам в тот год, когда его матчевый противник уже выступал в международных турнирах самого сильного состава. Двадцать лет разницы в возрасте — это означает несомненную разницу во взглядах на шахматы, разное к ним отношение, разные воззрения на их роль и значение.
Схлестнулись антагонисты во всех подходах к жизни, к обществу, в отношениях к окружающему миру, в определении роли человека, в оценке социальных явлений. Эта крайняя полярность проявилась в острейшем взаимном чувстве ненависти. Впрочем, нет, слово «ненависть» недостаточно сильно и точно определяет чувство Корчного к чемпиону мира. Автор долго старался подобрать более точное, более емкое и сильное словесное определение чувства политического перебежчика к своему молодому противнику, защищавшему шахматную честь страны, которую этот перебежчик предал.
Пробовал слова: злоба, ненависть, презрение, бешенство — все они лишь в малой степени отражали действительность. И в конце концов остановился на слове — ярость! Именно ярость руководила действиями противника Анатолия Карпова в течение вот уже почти десятка лет конкуренции. Это чувство возрастало с каждым годом, с каждым днем, переполняя его и без того злобную натуру.
В сражении за шахматный трон столкнулись два человека совершенно противоположных характеров. Спокойный, выдержанный, медлительный и немного флегматичный Карпов давно завоевал любовь многомиллионных сторонников скромными высказываниями, доброжелательностью и общительностью.
Противник Карпова — нервно-желчный, способный в любой момент оскорбить и обидеть даже лучшего друга, порывистый и неудержимый в выражении своих чувств. Читатель увидит впоследствии, как эта злобность проявилась в матче за шахматную корону в Багио, придавая ему порой окраску какого-то трагического фарса.
Значительно подогревало ненависть Корчного к Карпову то обстоятельство, что в последние годы именно Карпов становился непреодолимым препятствием в его стремлении к шахматному трону. Достаточно сказать, что с 1971 года Карпов ни разу не приходил к финишу сзади Корчного и сейчас он имеет перевес в счете личных встреч (правда, незначительный). Почувствовав в Карпове противника, убрать которого с пути к шахматным высотам у него нет сил, Корчной использует каждый удобный случай для того, чтобы нелестными замечаниями и отзывами, а порой просто грубой бранью как-то очернить его. Эта злоба с годами все обостряется, может быть, потому еще, что разница в возрасте — двадцать лет — становится все заметнее и уменьшает надежды претендента на высший успех.
Скромность Карпова, любовь, которую к нему питают и коллеги-гроссмейстеры и миллионы любителей шахмат, его авторитет во всем мире выглядят особенно заметными, показательными на фоне ненависти и презрения советских шахматистов и всех советских людей к предателю Корчному, а также холодной осторожности к нему его западных коллег и рядовых шахматистов.
В годы, предшествовавшие матчу в Багио, ненависть политического отщепенца перешла все границы. Антисоветские настроения Корчного, существовавшие и до его побега на Запад, теперь подогревались с особой силой теми кругами, которые поставили своей целью изливать на Советский Союз при любой подвернувшейся возможности все самое черное, самое грязное.
Изощряясь сам во всевозможных нападках на нашу страну, на советских организаторов и гроссмейстеров, Корчной посчитал мобилизацию для этого только одних своих сил недостаточной и привлек к нападкам на СССР, на наше общество и на Карпова самых оголтелых врагов нашей Родины.
До начала матча в Багио и во время его многие западные газеты уделяли значительное внимание руководительнице «стана» Корчного на филиппинском матче — пресловутой госпоже Лееверик, сообщая «трогательную» историю ее жизни и описывая ее характер.
Мадам Лееверик, по словам газет, до встречи с Корчным в Голландии, через несколько месяцев после его побега из СССР, совсем не интересовалась шахматами, однако общность взглядов на коммунистов объединила их с Корчным, и с тех пор она стала для него одновременно и слугой и повелительницей.
Когда ей было девятнадцать лет, она предстала перед советским военным трибуналом по обвинению в шпионаже против СССР в пользу Си-Ай-Си — американской военной разведки. Она легко возбудима, пишут газеты, своенравна. Еще до матча репортеры высказывали мысль, что она станет «бо́льшим католиком, чем папа римский», и еще сильнее будет разжигать и без того свирепый характер Корчного.
Выразительная характеристика, хотя нельзя не заметить желания корреспондента нарисовать этакий жалкий образ «несчастной», «невинной» девушки.
Однако предоставим слово фактам. В «Неделе» № 46 за 1978 год помещен фотодокумент: собственноручные показания Петронеллы Хейни — ныне Петры Лееверик, в которых она рассказывает о своей агентурной связи с американским разведчиком Сорреллом. Там же опубликован очерк Леонида Колосова «За кулисами Багио», где говорится:
«В австрийском городе Шердинге Хейни попала в поле зрения Си-Ай-Си. Американский военный разведчик Герберт Соррелл начал «работать» с девицей. Сначала взял ее на содержание, затем предложил тайное сотрудничество с разведслужбой. Вот выдержки из протокола допроса тридцатилетней давности:
— Значит, вы согласились заниматься шпионажем против Советского Союза в пользу американской разведки?
— Да, это так. Я дала согласие на сотрудничество. Мистер Соррелл предложил мне поехать в город Урфар, завязать там знакомства с советскими офицерами…
Пока Петронелла находилась на связи у мистера Соррелла, она успела познакомиться с некоторыми из его коллег из Си-Ай-Си, о чем охотно рассказала во время допросов советскому офицеру.
— Назовите известных вам сотрудников Си-Ай-Си в городе Шердинге и их приметы.
— Мне известны: полковник Рауль — начальник разведки (примерно 45 лет, высокий, полный, волосы каштановые, небольшие усы); Морис — сотрудник Си-Ай-Си (34 года, блондин, глаза серые, рост около 175 см); Стив, венгр по национальности (около 30 лет, высокий, волосы черные, носит усы); Вензеловский — переводчик Си-Ай-Си, поляк по национальности (около 40 лет, полный, брюнет, носит очки)…»
И дальше были названы имена и приметы еще многих ярых шпионов.
— Случайная ошибка молодости, нельзя же было так жестоко ее наказывать, — может сказать добросердечный заступник госпожи Лееверик.
Случайная?! Обратимся тогда к ее содержательной биографии.
Родилась в 1928 году… Звучное, сложное имя: Хейни Леопольдина Петронелла Джесч В. Лееверик. Вначале просто Петронелла Хейни, ныне ее чаще называют Петра Лееверик. Переехала из Вены в Лейпциг. Училась в школе. С 1938 года по май 1945 года состояла членом гитлеровской молодежной организации «Бунд дейчер медхен»…
«В 1946 году, — продолжает автор очерка, — Петронелла начала работать ассистенткой в лейпцигском институте археологии. И тут вот случился казус. Сама Хейни рассказывала в письменных показаниях об этом «казусе» следующим образом: «В музее, находящемся в ведении института археологии, имелись очень ценные экспонаты: греческие вазы, бюсты и другие предметы старины… Мы их продавали по очень высоким ценам американцам… Я лично передавала экспонаты одному парню (не помню его имени), а он перевозил их в Берлин. Потом об этих операциях стало известно профессору Швайцеру. Он вызвал меня в институт археологии… Оставшиеся у меня экспонаты я вернула, но пришлось уехать из Лейпцига — о скандале стало известно слишком многим. Кроме того, часть экспонатов уплыла в Америку, и могло возникнуть судебное дело. Я решила вернуться в Австрию…»
Вот так-то! «Несчастная» девица-то оказалась еще не чиста на руку! Такова ближайшая подруга и советчица претендента. О других его помощниках читатель узнает из следующей главы. Но уже сейчас, ознакомившись с ближайшими друзьями Корчного, невольно вспоминаешь знаменитое выражение Плутарха: «Предатель прежде всего предает самого себя».
В таких условиях матч в Багио получал не только спортивно-шахматное значение. Это отметила одна из филиппинских газет.
«Молодой человек Анатолий Карпов, — писала газета, — по-своему защищает социальную систему, которую он представляет и которую пытается дискредитировать соперник, бежавший из страны».
Детективная история в Багио
Перед автором стоит труднейшая проблема: как описать самый длительный, самый напряженный, самый волнующий в истории человечества матч за шахматную корону? Матч необычный и удивительный как по мощи боровшихся сил, так и по накалу страстей, многочисленности принимавших в нем участие персон, принесших с собой в маленький филиппинский городок и высшие достижения современной шахматной науки, и древнюю как мир загадочную черную магию.
Матч в Багио продолжался 93 дня, противники просидели друг против друга за шахматным столиком на сцене Дома конгрессов 175 часов, был сделан 1521 ход в тридцати двух партиях матча. Марафонский матч! Правда, в схватке за шахматную корону Алехин — Капабланка в 1927 году было сыграно на две партии больше, но там чуть не две трети всех партий — короткие быстрые ничьи, а здесь!..
Из тридцати двух партий девятнадцать были отложены — одна из них, пятая, — дважды, в ней было сделано 124 хода. О напряженности и упорстве сражения говорит сам счет: претендент выиграл пять партий, чемпион мира — шесть. Какую четкую, глубокую стратегию, яркость комбинационных взрывов явили эти тридцать две партии! А сколько тайных замыслов, оригинальных ударов остались неосуществленными, похороненными в тайниках мозговых извилин сильнейших гроссмейстеров мира!