Он пишет:
«Мадам Лееверик продолжала борьбу за приобретение сторонников, изрекая заявления от имени Корчного с обвинениями жюри, организаторов и президента в симпатиях к Советам… Она закончила свой трудовой день, подав протест, забрав назад проект рассадки гостей в турнирном зале и требуя, чтобы в дальнейшем согласие на ничью предлагалось только через арбитра. К счастью, десятая партия сложилась интересно и отвлекла внимание от диспутов. Корчной сказал позже, что ходы, подобные 11-му ходу Карпова, встречаются «один раз в столетие».
Действительно, новинка чемпиона мира в открытом варианте испанской партии поистине явилась полной неожиданностью и для зрителей и для специалистов — белые подставляли коня под бой. Брать или не брать коня? 43 минуты обдумывал претендент ответ и уклонился от принятия жертвы. Только дальнейшая проверка в практических турнирных партиях может дать полную оценку этой интереснейшей теоретической новинки. В партии противники вскоре разменяли ферзей и в эндшпиле после длительных, но безрезультатных маневров согласились на ничью.
Одиннадцатая партия закончилась поражением чемпиона мира. В закрытом варианте сицилианской защиты Карпов на 18-м ходу неожиданно пропустил белого коня на доминирующую позицию. Это полностью лишило черных обороноспособности — белые ладьи буквально подавляли весь ферзевый фланг. В поисках защиты чемпион пожертвовал качество, но и это не облегчило положение черных.
«В 11-й партии я играл черными. Имел неплохую позицию. Но потом — что-то необъяснимое… Смотрю на доску: вроде бы и так можно пойти и этак будет не хуже, могу провести такую или такую комбинацию, обрести некоторую инициативу. Да нет, думаю, что-то состояние сегодня какое-то неважное, вдруг просчитаюсь… И делаю ничего не значащий ход. Потом вдруг наступает провал. Пропускаю удар, позиция становится тяжелой. Проигрываю».
Конечно же, выигрыш первой партии и нескрываемое торжество заставили Корчного и его стан забыть о присутствии в турнирном зале доктора Зухаря. Но волна протестов получила в тот же день известное завершение. Деятельность неугомонной и настырной подруги претендента вывела из себя даже такого спокойного и рассудительного человека, как председателя апелляционного жюри профессора Лим-Кок-Анна (Сингапур), заявившего: «Эта леди, на мой взгляд, слишком много протестует». Первая победа стала праздником в стане претендента.
«После партии группа Корчного плюс полковник Эд Эдмонсон (член апелляционного жюри от США. — А. К.) и Мюррей Чендлер праздновали победу в «Пайнс-отеле» с икрой и шампанским» (Кин).
Сообщив об этом, тренер претендента открыл нам еще двух членов группы Корчного — руководителя шахматной организации США и чемпиона Азии среди юношей, забыв, что совсем недавно возмущался многочисленностью группы Карпова.
В двенадцатой партии, в которой Карпов играл белыми, особых волнений не было: в известной позиции все того же открытого варианта испанской партии, встречавшегося в предыдущих партиях, черные уравняли игру, и после длительных маневров в перерыве после откладывания партии противники согласились на ничью…
В примечаниях к 28-му ходу черных Кин пишет:
«Перед этим ходом Голомбек, Панно и я волновались за перспективы черных, но теперь мы сразу поняли, что все в порядке». И еще: «Мы добились помощи Оскара Панно, замаскированного под репортера «Карлтона» — самой крупной газеты Буэнос-Айреса».
Открылись, таким образом, еще два члена «группы Корчного», хотя для тех, кто читал отчеты мастера Голомбека в лондонском «Таймсе», его приверженность к отщепенцу нашей страны не вызывала сомнений.
«Наша спортивная делегация, — признается Кин, — стала под стать советской».
Сейчас мы подходим к критическому моменту матча. Опередив события, сообщим — Анатолий Карпов выиграл подряд тринадцатую и четырнадцатую партии, сделав серьезный рывок вперед.
События этого «миттельшпильного периода» матча развивались так. В тринадцатой партии — у Карпова были черные — в ферзевом гамбите по дебюту создалась сложная позиция, в дальнейшей борьбе белым удалось, пожалуй, добиться небольшого перевеса… На 32-м ходу чемпион мира делает энергичный, смелый выпад пешкой. Вот что пишет Кин об этом ходе:
«Типичный ход Карпова — из того же ряда, что и 33-й его ход в девятой партии. Он выбирает как раз точный момент для психологического и практического изменения позиции. Я чувствовал: черные теперь на краю пропасти поражения, но требуются усилия, чтобы столкнуть их в пропасть, в то время как Корчной устал и его часы отстукивают драгоценные минуты».
Эта партия откладывается на 41-м ходу. Сорок минут думает претендент над записанным ходом. Хотя и пристрастно, но взволнованно описывает Кин свои переживания:
«Я сидел на моем стуле, не отрывая взгляда, и сходя с ума и сожалея о каждой уходящей минуте на часах. Корчной был крайне нервозен, когда, наконец, решил записать ход и положить его в конверт. Потом несколько раз вынимал, чтобы удостовериться в том, что записал именно тот ход, который хотел. Для меня было совершенно очевидно, что он испытывал в этот момент умственное расстройство».
Будешь расстроен: в прерванной позиции у белых была возможность записать один из примерно десятка возможных ходов. По признанию специалистов, он записал ход наилучший.
Доигрывание этой важной партии должно было состояться на следующий день, но неожиданно клан претендента взял «выходной».
«Это было ошибкой, — признает Кин. — Имея время для анализа, мы нашли, что в позиции выигрыша не было. Некоторые шансы сохранялись, но против аккуратной защиты можно было мало что сделать. Это деморализовало Корчного. Более того, перед возобновлением тринадцатой партии Корчной отложил четырнадцатую в безнадежной позиции; это сделало его неудержимым и безрассудным в попытках выиграть партию тринадцатую и вызвало грубый просмотр на 56-м ходу в ничейной позиции».
Игранная все тем же открытым вариантом испанской четырнадцатая партия долгое время протекала спокойно, с небольшим перевесом чемпиона мира. В решающий момент Карпов пожертвовал качество, получив опаснейшие проходные пешки.
Сев играть вновь тринадцатую партию, претендент явно чувствовал груз неизбежного следующего проигрыша, и это определило его грубый просмотр. В итоге два нуля в один день — счет стал 3:1 в пользу Карпова.
Этот драматический момент матча чемпион мира описывает так:
«Началась 13-я партия. У противника небольшое дебютное преимущество. Потом шансы сторон уравниваются… И тут я провожу какие-то удивительные по своей «глубине» (подчеркиваю: «глубине» в кавычках) маневры, перегруппировываю фигуры неудачным образом. Но претендент уже в цейтноте, нервничает и, вместо того чтобы проявить активность, делает ход, который дает мне какую-то передышку. Я перегруппировываю фигуры, и партия откладывается.
Мой соперник думает над записанным ходом почти 40 минут. В этой позиции есть много возможных продолжений. Из них интересны три примерно равноценных, совершенно разных: одно фиксирует игру, другое поддерживает напряжение, третье увеличивает позиционное давление… И вдруг на следующий день мы узнаем, что претендент взял тайм-аут! Как показало дальнейшее, это его ошибка.
Мои черные при доигрывании уже своим третьим ходом озадачили соперника. Он не ожидал такого возражения, задумался, попал в сильнейший цейтнот, а у меня было достаточно времени на неторопливое обдумывание вариантов. Кто играет в шахматы, знает, что, когда находишься в цейтноте, хочется сделать ход как можно быстрее, чтобы и противник ответил быстро. А я медлил: минут десять просто так сидел. Но у меня еще 40 минут, у претендента же всего минуты полторы. Он, как принято говорить у шахматистов, «задергался»: протянул руку в одну часть доски, потом в другую, схватил фигуру, пошел — и его ферзь оказался в капкане. Словом, 13-ю партию я выиграл, а затем при доигрывании — и 14-ю. Счет стал: 3:1».
Следующие партии протекали без особых обострений и на сцене и в зале, видимо, два чувствительных удара приглушили немного страсти даже у беспокойной спутницы претендента.
Но это затишье явилось лишь прелюдией к подлинной буре, разразившейся после семнадцатой партии. Ее вновь выиграл Карпов, и счет стал угрожающим для претендента: 4:1.
В защите Нимцовича в семнадцатой партии Карпов черными избрал сложный план атаки в центре и на ферзевом фланге, ради чего пожертвовал пешку. В цейтноте противника ему пришла в голову счастливая мысль: использовать давно известную слабость претендента удерживать лишние, даже «отравленные» пешки. Напав на крайнюю ладейную пешку, чемпион мира в то же время заготовил скрытый, красивый мат в три хода. Противник просмотрел это эффектное завершение важной партии — счет стал уже близким к завершающему.
«О, если говорить о необычности, — пишет А. Карпов, — то в 17-й партии произошло просто-таки уникальное событие. Король поставил королю мат! Иначе не назовешь… У меня остались ладья и два коня, у претендента две ладьи и три пешки. Он опять пребывал в цейтноте и на 39-м ходу просмотрел мат. Красивый мат, как в этюде. В общем, такого в матчах на первенство мира еще не случалось. И счет стал 4:1».
Тогда, забрав свою верную госпожу Лееверик, претендент уехал из Багио в Манилу. Высказывались мысли, что он прекратит борьбу и сдаст матч, но Кин пишет, что он никогда не верил в возможность такого решения:
«Потеря 100 000 фунтов стерлингов — серьезная причина для продолжения матча! Джокером в колоде была госпожа Лееверик. Она определенно имела влияние на Корчного, и я боялся, если она решит, что Корчной больше не имеет шансов выиграть матч, то предпочтет избрать политическое прекращение матча, чем бессмысленное продолжение его».