чины, точно учитывать всякие препятствия и преодолевать их. Причем не ради целей мелочных, корыстных, а ради служения общему делу, своему народу, человечеству.
Фурману уже в самом начале занятий с Карповым вскоре стало ясным творческое лицо молодого подопечного. Не победы любой ценой, а логически красивые партии в первую очередь интересовали Толю. Его влюбленность в шахматы была заметна в каждом жесте, каждом слове. «Шахматы — да они для меня все!» — как можно еще ярче выразить свою беспредельную привязанность к какому-либо искусству.
Было еще одно обстоятельство, которое ставило перед Карповым «более высокую цель, чем минутное удовлетворение».
Вот что писал сам Фурман:
«Мы расценивали чемпионат мира среди юношей очень высоко. Анатолий понимал свою большую ответственность перед миллионами советских шахматных любителей. Четырнадцать лет прошло с того времени, когда Борис Спасский в первый раз (и в последний) выиграл для нашей страны титул юношеского чемпионата мира. Настало время, давно настало, время, вернуть этот титул в страну шахматных чемпионов».
Вдохновленные высокой целью, связанные дружбой и творческой общностью, Карпов и Фурман принялись за подготовку к ответственному состязанию. Тренер-наставник души не чаял в своем любимце, в любую минуту он готов был дать отпор тому, кто хотел обидеть Карпова, причем порой эта защита была трогательно-наивна.
«Имеет ли шансы стать Анатолий Карпов чемпионом мира среди взрослых?» — спросили как-то на лекции Михаила Ботвинника. Он решил отшутиться:
— Талант Карпова значителен, но хватит ли у него физических сил? Еще не было в истории шахмат чемпиона мира, который весил бы меньше пятидесяти килограммов.
Узнав об этом, Семен Фурман поспешно реагировал с удивившей всех серьезностью:
— А у Толи уже пятьдесят один килограмм!
Но тем не менее физическое состояние не могло не беспокоить опытного гроссмейстера. Он хорошо знал, хотя бы на собственном опыте, что означают волнения крупнейшего турнира. Длительные часы дебютной подготовки перед партией, волнения пяти часов игры на сцене в окружении зрителей, бессонные ночи анализа отложенных позиций. Короткий беспокойный сон, прерываемый мучительными «шахматными» кошмарами — зевнул ферзя! Новые длительные часы дебютной подготовки на следующий день, к следующей партии. И опять игра. Какие нервы нужно иметь, потом просто физические силы, выдержку!
«Необходимо было обратить внимание на физическую подготовку Анатолия. Ему была предписана ежедневная гимнастика; в течение периода подготовки он часто играл в бадминтон и настольный теннис. Катались мы на лодке. Сперва мы отдыхали под Москвой в Баковке, затем перебрались в Зеленогорск вблизи Ленинграда, где климат похож на скандинавский. Эта перемена мест была очень важной — потому что чемпионат мира разыгрывался в Стокгольме и для Анатолия важно было акклиматизироваться».
Физическая подготовка — дело нужное, но все же главной была подготовка шахматная. Соответственно творческим установкам Алехина был тщательно разобран вопрос о положительных качествах и недостатках самого Анатолия Карпова.
Прежде всего — дебютная вооруженность юного шахматиста.
«Дебютный репертуар Карпова, — говорит Фурман, — был так или иначе лимитирован и ограничен, но мы и не старались в те дни его расширять. В тот момент нашей задачей было добиться успеха в конкретном турнире (юношеском чемпионате мира), и мы сосредоточили внимание, на углублении знаний Карпова в специфических дебютных системах».
Короче говоря, творчески изобретательная пара решила минус превратить в плюс. Если дебютный репертуар юного уральца был ограничен, то ведь дебютные знания его тренера были значительны, они удивляли порой самых эрудированных шахматных знатоков всего мира. Выходит, задача проста, — по ходу борьбы передавать своему любимцу все, что знал сам Фурман, пустить в ход все новинки, которые разработал он сам или открыл в занятиях с армейскими подопечными.
«Карпов оказался способным учеником, — писал Фурман. — Он продемонстрировал способность углублять и развивать идеи, о которых я говорил ему в процессе подготовки. Даже те идеи, которые не позволили ему добиться преимущества в данном конкретном дебюте, все же давали ему перевес в дальнейших стадиях шахматной партии».
Хорошее «плечо друга» получил советский участник первенства мира! И эта помощь и поддержка сказались на результатах.
Уже в первой партии финального турнира решающее слово сказал дебют, точнее, отличная подготовленность Карпова в начальной стадии шахматной партии. Вот как сообщал об этой партии Фурман:
«В первом туре Нецкарж против Карпова применил защиту Алехина с фианкеттированием королевского слона. Эта система была хорошо знакома советскому шахматисту, так как аналогично против него играл Ваганян на отборочном турнире в Ленинграде. Чехословацкий шахматист долго повторял ходы Ваганяна, но на 18-м ходу Карпов применил новое, заранее заготовленное продолжение и добился лучшей позиции… Партия была отложена, и при доигрывании Карпов добился победы».
Конечно же, перед ответственным сражением опытный тренер проверил еще раз стратегическую устойчивость и тактическую изобретательность юного подопечного.
«Природные свойства шахматного таланта Карпова восхитили меня, — говорил Фурман, — главным образом блестящее позиционное чутье. Специальная интуиция, всегда присущая великим шахматистам. Я обратил также внимание на мастерство Карпова в разыгрывании эндшпиля и превосходную точность техники».
Однажды тренер спросил у Карпова:
— Как хорошо ты знаешь своих противников, известны ли тебе плюсы и минусы их игры?
Анатолий ответил, что знает нескольких сверстников и встречался с ними в международных соревнованиях, хотя отлично понимает, что теперь приедут новые и совсем неизвестные участники. Это ведь чемпионат юных, они подрастают каждый год и порой появляются на мировой шахматной арене совершенно неожиданно.
— Тогда послушай меня внимательно, — взяв Толю за руку, попросил Фурман. — Я много раз наблюдал за игрой молодых шахматистов других стран мира, потом мы с тобой разобрали много партий будущих противников. Какая, по-твоему, в их игре самая слабая черта?
— Чрезмерное увлечение тактикой за счет солидного решения стратегических проблем.
— Правильно! Из этого вытекает наша задача. Мы обязаны избирать такие дебюты, такие системы развития, в которых было бы возможно максимально уменьшить шансы взбудоражить позицию — вызвать тактические осложнения… Нет, это совсем не значит, Толя, что я хочу сказать, будто ты слаб в тактике, — заметив некоторое смущение на лице своего ученика, продолжал Фурман. — Я достаточно хорошо знаю твои способности и в этом разделе шахматного боя; но зачем тебе разрешать им играть те позиции, которые они любят? Ты должен играть по Смыслову: ставить фигуры «капитально», а они пусть лезут, пусть себе резвятся… Ты их за это накажешь…
— Уж это как-нибудь! — сказал Карпов, и этот боевой самовозбуждающий призыв прозвучал непривычно для скромного мальчика.
— Нужно сделать еще одно, я завтра поговорю, — продолжал Фурман. — Мы должны приехать в Стокгольм за несколько дней до начала состязания — нужно будет немножко привыкнуть к новой обстановке.
Предложение опытного Фурмана акклиматизироваться в Швеции до начала соревнования было весьма уместным. Гостеприимная «северная Венеция», как называют Стокгольм, — город тихий, но есть особенности, к которым лучше всего заранее привыкнуть. Здесь и капризы северного климата, и своеобразие уличного движения по левой стороне (сейчас шведы перевели свой транспорт на правую сторону), и обильный, порой непривычный, «шведский стол». Но больше всего, конечно, доставляет трудностей приезжему своеобразный шведский язык. Советские шахматисты кто в школе, кто в институте изучают обычно немецкий или английский языки, но даже владение этими двумя не помогает в Стокгольме. Шведский язык это какая-то своеобразная смесь английского и немецкого языков, измененных и приспособленных к особенностям северной страны. Всем нам немало приходилось мучиться при попытках объясниться в кафе или магазине Стокгольма, только один «полиглот» Сало Флор способен здесь, впрочем, как почти во всех странах Европы, болтать часами с встречным шахматным любителем, «будто настоящий швед».
А мы… Приходишь в кафе. Подходит официантка. Ты говоришь ей по-английски:
— Гив ми милк, плиз.
Никакой реакции. Тебе в глаза глядят чистые большие глаза истинной северянки-блондинки.
Тогда ты ту же просьбу произносишь по-немецки:
— Гебен зи мир мильх, битте.
Казалось бы, куда вежливее. Никакой реакции.
— Дайте млека! — это уже по-сербски или по чешски. С тем же результатом произносишь слова «молоко», испанское «лече»… — никакого эффекта.
Ты уже отчаиваешься, когда лицо шведки расплывается в широкой улыбке.
— Оу! — восклицает она… — Мьёльк!
И через три минуты ты пьешь «чудесный продукт, уготованный природой»…
Советы тренера были выполнены — они приехали на турнир за несколько дней до его старта, вжились в особенные детали образа жизни шведской столицы. Чемпионат неожиданно получился весьма значительным — прибыло невиданное до того число играющих — тридцать восемь. Пришлось всех разбивать на предварительные группы, чтобы решить главный вопрос о чемпионе мира в финальном состязании.
Неожиданно игра в группе оказалась для Карпова весьма трудной: вероятно, сказывалась нервозность первого участия в столь важном турнире. Победив в первый день исландца Фридионсона, Карпов затем в двух партиях против швейцарца Хуга и филиппинца Торре попал в трудные положения, однако упорной защитой в обеих партиях добился ничьей.
Выйдя в дальнейшем в финал, Анатолий Карпов продемонстрировал игру высшего класса. Его убедительные выигрыши, чередующиеся с редкими ничьими, позволили ему вырваться далеко вперед и уже за три тура до окончания финальных игр обеспечить себе звание чемпиона мира среди юношей. Спортивный мир с восторгом встречал победы шахматного «принца».