На этом официальная встреча закончилась. Особенно засиживаться в губернском городе Лыкову было незачем. Он навестил городское управление полиции, где допросил захваченного им в поезде фартового. Парня успели опознать – некто Родионов, налетчик по кличке Валерка Муромский. Отведав лыковского кулака, он теперь шепелявил – сыщик выбил ему сразу четыре зуба. Пленник вел себя нагло, отвечать на вопросы отказался. Убитого опознать пока не удалось. И тела Корявого под насыпью не нашли – видимо, Алексей Николаевич так в него и не попал. Это было неприятно. Гайменник показал свою ловкость: выследил сыщиков, незаметно для них подготовил нападение и смог после него уйти. Такой противник не угомонится. Ходи теперь и оглядывайся…
Вечером в «Уральских номерах» состоялся разговор. Сошлись все трое командированных питерцев и хозяева. Полицмейстер привел с собой заведующего уголовным столом неимеющего чина Иванова. А начальник ГЖУ – своего помощника по Перми ротмистра Чувствина.
Жандармы принесли списки активных деятелей лбовщины, избежавших петли и каторги и отделавшихся малыми сроками. Эти люди были первыми на подозрении. В списках значилось около двадцати человек, но против двух фамилий стояли крестики.
– Один самый близкий к атаману был боевик, – пояснили голубые мундиры. – Из тех, кто уцелел. А кроме того, он живет в Екатеринбурге. Отбыл три года ссылки, вернулся в Пермь, осмотрелся тут немного и перебрался туда. Тяготеет к эсерам. Зовут Федор Рамзаев, партийный псевдоним Чечет. Второй тоже опасный, но улик на каторгу не наскребли, парень отсидел в Николаевских ротах и уже на свободе. Зовут Евдоксий Таранец. Этот скорее анархист-максималист, но в душе обычный бандит. Он скрылся от гласного полицейского надзора, но крутится там же, в Екатеринбурге. Видать, дело какое есть. Может быть, и скупка золота для организации цареубийства.
– А что там с уголовным элементом? – обратился Лыков к Иванову. – Екатеринбург – уездный город, сыскного отделения ему не полагается. Кто в таком случае отвечает за фартовых? Обычно находят человека с подходящими способностями, сыщика от природы. Есть там такой?
– Есть, – успокоил питерца неимеющий чина. – Заведующий уголовным столом городского полицейского управления Татауров Дмитрий Гаврилович. С ним и имейте дело.
– Агентурки не подбросите?
Иванов посерьезнел:
– Мы бы с радостью, ваше высокородие. Царя защитить – наша обязанность. Но наши осведомители все здесь, в Перми.
Алексей Николаевич адресовал тот же вопрос жандармам. Флоринский тоже его не обрадовал:
– Екатеринбург вело Пермское охранное отделение, а не мы. В тысяча девятьсот девятом году его упразднили. Зачем – сам до сих пор не пойму. Людей отослали в другие места, в том числе тех, кто лично боролся с лбовщиной и мог бы вам сейчас многое рассказать. У нас остались лишь бумаги. Так что… вы уж как-нибудь сами. Что касается сведений от Комиссарова, не советую полностью принимать их на веру. Он любит подпустить андрона[68]. Знаю по себе – я сменил Комиссарова на должности начальника ГЖУ. И много пришлось разбирать вранья…
– А что слышно про Березовские прииски? – задал важный вопрос Азвестопуло. – Есть сведения, что оттуда воруют золото и платину.
За всех пермяков ответил полицмейстер:
– Об этом лучше спросить окружного инженера Западно-Екатеринбургского округа, куда входит Березовский завод. Но драгоценных металлов там до черта. Однако золото в Березовском жильное, его добывают шахтным способом. Песок тоже есть, его моют, но жильного больше. Рудное золото добывают из кварца, размалывая его на бегунной фабрике. А на выходе с фабрики рабочих обыскивают. Как они спрячут украденное?
Алексей Николаевич вспомнил слова тайного советника Добронизского, что на приисках больше всего ворует начальство, и спросил:
– А не рабочих тоже обыскивают? Директора-распорядителя, например.
– Кто же посмеет его обыскивать? – ухмыльнулся Церешкевич.
– Понятно. Ну, господа, пожелайте нам удачи. Пора в дорогу!
Глава 8Екатеринбург
Два сыщика и жандармский полковник вышли на перрон станции Екатеринбург-I в одиннадцатом часу дополудни. Никто их не встречал. Питерцы были в штатском и сразу разъехались. Местожительство они согласовали заранее. Лыков отправился на извозчике в номера Атаманова, на угол Успенской улицы и Главного проспекта. Умылся, сменил воротничок с манжетами и отправился на Уктусскую улицу знакомиться с полицмейстером.
Поскольку козырять полицейским билетом сыщику было запрещено, он смиренно записался на прием. Секретарю назвался доверенным петербургского завода «Железо-Цемент». Надобность свою объяснил неудобством прописки. Секретарь удивился, что там за неудобства, но гость заявил, что объяснит его высокоблагородию[69].
Ему пришлось посидеть в очереди сорок минут. Рупинский разбирал спор между двумя крестьянами, потом долго слушал купца, у которого украли три рубля в ресторане. Знакомая рутина… Наконец его пригласили зайти.
Питерец увидел молодого привлекательного мужчину, элегантного, как и полагается поляку.
– Что у вас за проблемы с пропиской, господин… э… Лыков, – хозяин, не вставая, указал на стул. Вдруг по лицу его пробежала гримаса: – Лыков? А вы не тот ли, о ком мне секретно телеграфировал сам губернатор?
– Тот самый, Генрих Иванович. Он, кстати, вас хвалил, сказал, что вы человек на своем месте.
Рупинский несколько секунд неприязненно смотрел на сыщика, словно хотел спросить: что у тебя за тайные дела в моем городе? Такие ревизоры никого не радуют… Алексей Николаевич протянул ему командировочное предписание, завизированное для солидности самим Маклаковым. Полицмейстер увидел подпись министра и вздохнул:
– Слушаю вас, ваше высокородие.
– Мое высокородие звать Алексей Николаевич, – как обычно в таких случаях, заявил Лыков. – Приехал я не по вашу душу, не надо смотреть на меня как солдат на вошь.
– А по чью тогда?
– В Петербург дошли слухи, что недобитки банды покойного Лбова раскопали его спрятанную казну и теперь готовят на эти средства террор.
Рупинский иронично хмыкнул:
– А казну Стеньки Разина они не раскопали?
– Пока нет, но, возможно, завтра и до нее доберутся, – в тон ему ответил статский советник.
Коллежский секретарь повеселел:
– Другой разговор… Я к вашим услугам, Алексей Николаевич. А позвольте спросить, вы тот самый Лыков, которого называют пожарной командой Департамента полиции?
– Да как только не называют, Генрих Иваныч. И волкодавом, и пожарным. Скажу лишь, что в уголовном сыске я больше тридцати лет, и те слухи, что я упомянул, мне тоже кажутся неправдоподобными. Вот только начальство мое думает иначе. Однако оно не только мое, но и ваше тоже, поэтому нужно провести дознание. Секретное.
– Понятно. Уже то хорошо, что вы реалист. Где мы и где Лбов? Искать его недобитков надо в Перми.
Лыков пояснил:
– Агентурная информация – хотя, как по мне, то это тоже слухи – утверждает, что лбовцы вложили оставшийся капитал в хищническую скупку золота и платины на уральских приисках. А это уже ваш уезд.
– Золото с платиной добывают аж в трех губерниях: Пермской, Оренбургской и Уфимской. Наш уезд, получается, лишь один из многих.
Алексей Николаевич спросил с нажимом:
– А Березовские рудники?
– Это наши, да, – согласился Рупинский. – И что там?
– Я конфисковал в Петербурге двадцать фунтов губчатой платины. Судя по составу примесей, ее добыли в Березовском заводе.
– И что с того? Правительство этот металл не покупает, манкирует. Девайте, мол, куда хотите. Промышленники и добыли, а потом послали на продажу. Где здесь преступление?
– Платину посылали под видом свинца в обход таможни, – уточнил командированный. – Продавцом выступил известный нам Вырапаев. Он бандит, главарь преступников столицы. У них он называется «иван иваныч». А помогает ему другой опаснейший бандит Шелашников по кличке Граф Платов.
Полицмейстер нахмурился:
– Знаю такого. Но он сейчас у вас в Петербурге.
– Сбежал к вам, зарезав перед этим надзирателя сыскной полиции.
Екатеринбуржец хотел что-то сказать, но питерец опередил его:
– Шелашников выступает здесь главным комиссионером Вырапаева по хищнической скупке. Этот дядя может настроить рояль, как требуется. Он же местный, вырос на прииске в Шайтанке.
– Ох, может. Теперь я вас понимаю. Если Граф Платов сговорится с революционерами…
– Именно, Генрих Иванович. Поэтому условимся так. Сегодня вечером на явочной квартире ротмистра Красновского устраиваем совещание. Приходите с заведующим уголовным столом Татауровым. Жандармы описывают мне политическую обстановку в городе, а вы – криминальную. После этого я ставлю вам задачи.
– Слушаюсь, – подтянулся коллежский секретарь. – Вы сами свяжетесь с ротмистром или это сделать мне?
– Свяжитесь сами, вам это проще. Причем не через телефон, а письмом с курьером. Из ГЖУ ему телеграфировали, ротмистр не удивится. Сообщите мне, и тоже курьером, время и место встречи. Все, Генрих Иваныч, до вечера. О нашем разговоре посторонним ни слова!
Выйдя из полицейского управления, Лыков отправился гулять по городу. Для уездной столицы он был слишком велик и хорошо застроен – впору учреждать Екатеринбургскую губернию!
Турист двинулся пешком к Главному проспекту – парадной вывеске Екатеринбурга. Полюбовался на кафедральный Богоявленский собор, заглянул в глубокую яму напротив него и выяснил, что там выкладывают фундамент нового Гостиного двора. Вышел на обложенную гранитом Плотинку и обозрел знаменитый пруд, обставленный красивыми домами. Среди них выделялся особняк главного начальника Уральских горных заводов. Здание Окружного суда, наоборот, повеселило гостя – он счел его чересчур нарядным. Еще на проспекте Лыков заглянул в ювелирный магазин. Купил там шкатулку из яшмы для супруги и велел посыльному отнести ее в номера Атаманова.