Другие, возможно, опустили бы руки, но только не екатеринбуржцы. Их выручили бурное железнодорожное строительство и рост торговли с Востоком. Сейчас через город проходило сразу четыре чугунки: на Пермь, на Омск через Тюмень, на Челябинск и на Кунгур. Эти ветки давали прямой выход к Петербургу и подключали город к Великому Сибирскому пути. В перспективе должны были прийти пятая и шестая дороги. Но уже имевшихся хватало для того, чтобы Екатеринбург стал важнейшим транзитным центром. Плюс золотодобыча, плюс разведка новых ископаемых. Рупинский заявил столичному гостю: его город вновь должен стать столицей всего Урала! И в самом ближайшем будущем. А пока что это центр тайной торговли крадеными золотом и платиной…
На этой оптимистичной ноте экскурсия в тот раз закончилась для сыщика благополучно. Однако ему показалось, что кто-то следил за ним от самых номеров Атаманова. Сразу вспомнился недобитый убивец по кличке Корявый. Возможно, он отлежался, залечил синяки после прыжка с поезда, набрал новых помощников и решил довести дело до конца. Алексей Николаевич захотел проверить свою догадку. Он телефонировал в «Славянский базар» и велел Азвестопуло прийти, причем через черный ход. Встревоженный Сергей быстро прибежал, и Лыков указал ему на фигуру, маячившую против гостиницы:
– Вот первый, он появился, когда я вернулся с прогулки. А второй вел меня и Рупинского полдня. Высокий, в фуражке полупрусского фасона и австрийской куртке.
– Ишь какой модник, – подивился коллежский асессор. – А этот попроще, хотя… сапоги на нем дорогие, вытяжные. Как думаете, ребятишки от Корявого?
– Больше не от кого. Эсеры про нас с тобой не знают, а Граф Платов наверняка извещен, что мы здесь и охотимся на него. Он, стало быть, в ответ охотится на нас.
Алексей Николаевич еще раз взглянул на предполагаемого топтуна и сказал:
– Сегодня на ипподроме бега, разыгрывают Давыдовский приз в пятьсот рублей. Я схожу, поставлю.
– Я с вами! – заявил Азвестопуло.
– Конечно. Будешь меня филировать и прикрывать спину. Задача – выяснить, кто за мной ходит.
– Довести «хвост» до его квартиры?
– Желательно. Только будь осторожен, их как минимум двое. Ты возьмешь в проследку первого, а тебя самого может пасти второй.
Азвестопуло легкомысленно отмахнулся:
– Разберемся! Скажите лучше, на кого вы ставить будете.
Лыков зашелестел программками Общества поощрения коннозаводства:
– Мне нравится Так себе – кобыла Боголюбова. Кличка у нее хорошая. Или вот Подсудимый Жукова. Выбираю между ними.
– А я за Хулигана Малкова. Друг Сибири конюшни Субботина или Страус Агафурова тоже ничего…
Алексей Николаевич грозно выпучил глаза:
– Смотри у меня, махер! Пока ты будешь делать ставки, меня ножиком в спину угостят!
– Вот я их за это! – еще более легкомысленно парировал помощник. – Будут помнить до первых веников.
И похлопал себя по боку:
– Шпалер не забудьте.
Однако вместо ловушки для охотников получился конфуз. Само действо на ипподроме мало занимало статского советника. Он все думал, хорошо ли Сергей прикрывает его тыл. Может быть, поэтому Алексей Николаевич ошибся и поставил на другой номер – вместо Подсудимого указал Микадо Субботина. И выиграл второй приз в сто семнадцать рублей! Раздосадованный из-за ошибки и одновременно довольный ею, питерец не стал продолжать игру и отправился в номера. И на собственной шкуре проверил слова здешних коллег, что ипподром и окрестности – опасное место.
А все началось с коварства извозчиков. Они по какой-то причине стояли не у выхода, а чуть ли не на Московской улице. Пока сыщик по длинной аллее дошел до них, случилось непредвиденное. Из-за Народного дома вышли четверо и окружили его.
– Барин, а барин, ты, говорят, приз выиграл? – нагло спросил старший, шепелявя из-за отсутствия двух зубов.
– Клыки-то тебе за это вынесли? – начал тянуть время статский советник, высматривая городового. – Когда призы отбирал?
Он не хотел вынимать пистолет против каких-то портяночников[85] и надеялся обойтись угрозами. Но главарь от обидных слов взбеленился:
– Ах ты скобленое рыло! Щас и тебе зубья проредим!
Делать было нечего, питерец пустил в ход кулаки. Началась свалка, в которой четверо безуспешно пытались одолеть одного. Вскоре они отступили, волоча под руки поверженного атамана: тот был без сознания и мычал. Но и Лыкову досталось: ему рассекли губу и подбили левый глаз. А еще порвали манишку и ловким манером срезали часы… Наградные, с императорской короной. Так что победа сыщика была спорной.
Но больше всего Алексея Николаевича рассердило другое. Городовой, который стоял в начале Главного проспекта, увидев драку, спрятался. И теперь осторожно высовывался из-за угла конторы Государственного банка. Вон куда драпанул! Питерец свистком вызвал его, и парень подбежал:
– Что произошло? Кто свистел?
– А ты не видел? – зло поинтересовался сыщик, вытирая кровь платком.
– Никак нет, я отошедши.
– Глянь-ка сюда, отошедши, – протянул ему полицейский билет Алексей Николаевич. Постовой глянул – и обомлел:
– Виноват, ваше высокородие!
– Теперь слушай внимательно. Я посижу тут на лавочке, а ты сбегай к ребятам и все им объясни. Чтобы вскорости часы, что они срезали, были у меня.
– Но… как же я, ваше высокородие? Их уж и след простыл.
Лыков завелся. Кровь хлещет из губы, глаз затекает, а тут какой-то прощелыга разыгрывает дурака. И он сказал с угрозой в голосе:
– Даю тебе, щенок, десять минут. Сам знаешь, где они сейчас – ставят мои бимбары[86] на кон позади глазной лечебницы. Думал, я не в курсе? И пусть извинятся, сукины дети, не то им конец настанет. Ты все понял?
И рявкнул:
– Бегом!!!
Служивый припустил в нужном направлении, путаясь в ножнах шашки. Алексей Николаевич осмотрелся. Несколько прохожих косились на него, кто с сочувствием, кто с любопытством. Невдалеке маячил Азвестопуло, но он сообразил, что вмешиваться не нужно, и смолил папироску. И знакомая фигура в полупрусской фуражке высовывалась из-за дерева.
Городовой вскоре вернулся. Бежал он так, что мог обогнать и Хулигана, и Микадо… Запыхавшись, вручил статскому советнику его часы и три рубля, свернутые в комок.
– Больше у них нету. Извиняются…
– Халамидники, – уже без злобы выругался Лыков. – Доложи о происшествии Станиславу Петровичу Пржисецкому. Скажешь, что я тебя про- стил.
– Благодарствуйте…
– Фамилию помнишь?
– Так точно, господин статский советник Лыков!
– Вот-вот. И больше не прячься в подворотнях, когда около твоего поста людей грабят. А то вылетишь вон.
– Так точно. Виноват, исправлюсь!
Вечером командированный со свинцовыми примочками на лице отдыхал в номере и читал газеты. При этом бранился под нос: вот как раскроешь их – хоть волком вой…
Начался призыв, и пресса уделяла ему большое внимание. Так, сообщалось об адвентисте Яне Мерикане, новобранце 198-го пехотного Александро-Невского полка, который отказался принимать присягу и работать от заката солнца в пятницу до заката в субботу («помни день субботний»). По решению военно-окружного суда он был приговорен к переводу в разряд штрафованных и направлен в дисциплинарную часть на два года, без изъятия от телесного наказания в течение этого времени.
Еще хуже пришлось толстовцу, рядовому лейб-гвардии Саперного батальона Евгению Малкуше. По своим убеждениям тот отказался брать в руки оружие. И получил уже пять лет и семь месяцев исправительного отделения! Для властей толстовец втрое опаснее адвентиста?
Алексей Николаевич вздохнул и полез в криминальную хронику. И здесь все по-прежнему! На вокзале Александрии, близ Херсона, неизвестные отняли у артельщика Международного банка портфель с 34 900 рублями. Тот что, вез такую сумму без охраны?
На Дону близ станицы Богаевской ограбили шедший в станицу Цимлянскую пароход «Петр» братьев Парамоновых. Ранили матроса, забрали 78 000 рублей и отчалили на шлюпке, прихватив связанного по рукам и ногам капитана. Черкасский окружной атаман генерал-майор Смирнов со взводом казаков лично преследует грабителей…
Пролилась кровь и в Киеве. Там, опять на вокзале, застрелили артельщика Крюковского сахарного завода, доставлявшего в Чернигов 40 000 рублей. Деньги забрали. Профессия кассира-артельщика, видимо, стала самой опасной в России…
Нелепое нападение состоялось недалеко от Екатеринбурга, в Оренбургской губернии. Артельщик Анонимного Кочкарского общества получил в Троицком отделении Сибирского банка 8 000 рублей и повез их на прииск. На пятнадцатой версте от уездного города, близ поселка Черно-Козельского Кособродской станицы, бандиты заложили четыре динамитных патрона, по два в каждой колее. Подвели фитили и капсюли и легли в канаве в засаде. Экипаж проехал ловушку благополучно, заряды почему-то не сработали. Вместе с кассиром следовали конторщик и казак за кучера. По ним дали залп из дробовиков, кучер получил ранение, упал на землю и потерял сознание. Коренник в упряжке был убит. Конторщик с артельщиком бросили в повозке саквояж с мелкими купюрами, общей суммой на 3 000 рублей, и кинулись наутек. Артельщик по фамилии Кулаков тащил сумку с оставшимися деньгами. За ним погнались трое, но не догнали. Он оторвался от преследователей, спрятал деньги в стоге сена и на наемных доехал до прииска. Туда же конторщик на уцелевшей лошади доставил подстреленного кучера, его раны оказались неопасны. Полиция в тот же день вынула деньги из стога и вернула обществу.
В родном для сыщика Нижнем Новгороде случилось дикое происшествие. Бывший пристав Корчагин, которого губернатор уволил от должности, явился в кабинет полицмейстера Фриммермана и застрелил его. А потом поехал к судебному следователю, где и был арестован. Счеты между полицейскими – дело обычное, но убивать-то зачем?
Даже на Камчатке было неспокойно. К острову Карагинский подплыли на шхуне 195 японцев и, пройдя в селение Карага, отобрали у его жителей всю пушнину – черных лисиц и соболей – на большую сумму. Интересно, кто из туземцев с такой точностью подсчитал косоглазых?