А ведь был еще ленинградский майор. Мужчина еще крепкий, с положением, хоть и однорукий, но не сказать, что инвалид. Ходила с ним на свидания, он приносил цветы и конфеты, которые Тася относила ребятишкам.
Игнат после своих мытарств был уволен со службы, Циммерман пожалел его и взял в госпиталь дворником-истопником. Но теперь бывший муж приезжал каждую субботу на Тринадцатый поселок, орал под окнами, разбивал дверь, оскорблял Таисию последними словами.
Дети забивались в угол, сидели в обнимку.
— Собаку мою отравила! — узнав о пропаже кутенка, Игнат выдумал новую глупость. — Сука течная, Таська, выходи! Жизнь мне испоганила, ведьма!..
Уходил, только когда по всему дому загорались окна и начинался общий возмущенный крик, адресованный, как ни странно, по преимуществу самой Таисии. Думала пожаловаться в милицию или сказать майору Аусу, но всякий раз жалела бывшего мужа — загребут во второй раз, может, и не отпустят.
Аус пригласил ее в субботу в кино, прогуляться по взморью. Она пришла в новых туфлях, с высокой прической из парикмахерской. Гуляли, спустились к воде. Тася скинула туфли, босиком шла по песку.
Через несколько дней встретились снова. Майор держался в рамках, глупостей не позволял, присматривался. Таисия тоже смотрела во все глаза, как всякая женщина, прикидывая мысленно выгоды и тягости, которые может принести ей близость с этим человеком.
Весной в кустах у речки парни наладили скамейки, по вечерам из темной зелени слышался смех, вздохи, а то протяжная песня. Таисия вспомнила про эту скамеечку, проходя мимо с одноруким следователем, с которым они уже перешли на «ты».
Поднырнула под ветки, перешагнула змеистый корень. Ладонью провела по доскам — вроде чисто, платье бы новое не замарать.
Долго сидели молча, глядя на текущую воду, слушая птичью разноголосицу.
Наконец Аус кашлянул, сунул в рот папиросу, зажал коробок в деревянной руке, ловко чиркнул спичкой.
— Поедешь со мной в Ленинград?
Тася молчала, притаптывала лаковой туфлей подсолнечную шелуху.
— Замуж зовешь или так?
— По всей форме. В «Метрополе» свадьбу сыграем.
— Так ведь дорого.
— Ничего. Там директор — должник мой, обслужит как следует.
Смех разобрал Таисию некстати. Вроде как возражала, а сама всё похохатывала.
— Дети у меня, товарищ майор. Подумай, брать ли с прицепом!..
— А у меня, товарищ Таисия, ни детей, ни родни, — майор усмехнулся одной половиной лица. — Твоих приму как собственных.
Пряча лицо, чтоб не выдавать мгновенной радости, Тася прижалась к плечу мужчины, уложила голову в ямку под ключицей.
— Смотри, должность у тебя высокая. Как руку поднимешь на меня или на ребятишек — я сразу в партком.
— Лучше в прокуратуру.
— А ты не шути, а то и правда засужу.
Майор помолчал.
— Рука моя в земле лежит, боль человеческую слышит. Обижать вас не стану, ребятишек на ноги подниму. Но и ты мне обещай…
Тася голову подняла, насторожилась. Видела, что прикипел к ней сердцем приезжий особист. Сама хоть и не успела пока, но верила, что сможет полюбить его ради новой хорошей жизни.
— Что же, условия ставишь?
— Да. Вот купол этот на голове — ты его больше не делай. Честное слово, будто вороны гнездо свили.
Тася обиделась было, но смех снова одолел. И правда — гнездо! Вытащила шпильки из волос, распустила, встряхнула.
Аус глядел во все глаза, даже рот приоткрыл. Будто Николка, когда принесешь ему неожиданный подарок. Потянулся рукой нерешительно, погладил.
— Богатая ты женщина, Таисия.
— Ну, может, с тобой и разбогатею.
Зашуршали кусты, кто-то пробирался на секретную скамеечку. Тоже парочка. Девчонка шепнула:
— Смотри, там сидят уже…
Повернулись, ушли.
Аус поцеловал Таисию в губы, и огнем до самого нутра обжег обоих первый поцелуй.
Воин света
Майор Аус сидел в раздумье за столом. Перед ним были разложены фотокарточки убитых на Комбинате людей и личные дела, которые никак не составлялись в единую картину. Слишком уж далеки друг от друга были жертвы, хоть и работали на одном предприятии. Проще было поверить в череду случайных обстоятельств и личных, бытовых мотивов гибели двух мужчин и одной женщины. Однако опытный майор хребтом, загривком чуял, что связь между этими смертями есть.
Аус размышлял: допустим, основной мотив убийства Ищенко — месть. Об этом говорит характер увечий, нанесенных жертве, весь демонстративный ритуал, напоминающий казнь — эффектную, изобретательную, явно рассчитанную на устрашение. Убивали организованной группой, скорее всего бандиты, скрывающиеся в лесах после войны.
Лесные банды в Эстонии, Латвии и Литве практиковали подобного рода расправы. Вырезали семьи местных коммунистов вместе с детьми, вешали на убитых таблички с угрожающими надписями. Но Ищенко не попадал в разряд политических жертв. Возможно, он был казнен за некое предательство или давнее преступление.
По запросу Ауса из Белоруссии пришли бумаги, подтверждающие, что к партизанскому отряду шофер примкнул только в декабре сорок второго года, а раньше, возможно, служил осведомителем у немцев. Аус знал немало случаев, когда через много лет после войны пострадавшие находили своих палачей и совершали над ними расправу, не надеясь на правосудие. Возможно, и шофера настигли тени прошлого, от которого он собирался бежать?
Записи, найденные в чемодане Ищенко, Аус разбирал вместе с капитаном Анохиным, офицером режимной службы Комбината. Копии отправили в отдел «К». Это подразделение в системе Наркомата госбезопасности обеспечивало защиту объектов атомной промышленности, в том числе сохранность государственной тайны.
Из Москвы подтвердили, что доступа к материалам особой важности Ищенко, по-видимому, не получил. Шофер вел полевые наблюдения — записывал количество отгружаемых составов, имена и должности специалистов, прибывающих на Комбинат. Зарисовывал расположения цехов и лабораторий, сделал подробную схему охраны предприятия.
Наблюдения велись весьма подробно, со знанием дела. Анохин предположил, что еще на службе у немцев Ищенко мог быть завербован разведкой. Возможно, поддерживал контакт с западным диверсионным центром и на Комбинат устроился для сбора информации. Нельзя было исключать возможности, что на предприятии действует целая шпионская сеть.
Секретарша Гакова также могла быть полезным звеном в цепочке осведомителей. После убийства Нины Бутко Арсений Яковлевич признался, что имел с ней любовную связь. Дал слово коммуниста, что никаких секретов производства не выдавал и ключ от сейфа, где хранятся министерские распоряжения и прочие бумаги с «красной полосой», всегда держит при себе.
Однако Аус понимал, что сделать копию ключа не представляло затруднений. Вероятно, Нина Бутко имела отношения и с другими мужчинами. Тщеславную и глупенькую девушку могли использовать втемную, путем обмана или шантажа.
Конечно, причиной убийства Нины могла стать и ее беременность. К примеру, Гаков испугался разбирательства, общественного осуждения — для него, посвятившего всю жизнь руководящей работе, скандал мог привести к потере должности и краху привычного мира. Однако вряд ли директор Комбината стал бы расправляться с любовницей таким жестоким способом. Возможно, повторяя ритуал, совершенный при казни Ищенко, преступник рассчитывал списать убийство на лесных братьев.
Нина поплатилась за свою болтливость — такую версию Аус рассматривал среди прочих. Здесь брезжила и разгадка снимков в наряде богине Иштар. Заставить своенравную девушку участвовать в столь откровенном спектакле мог только человек, имевший на нее огромное влияние. Кто же он? Сумасшедший, опытный диверсант, изощренный шантажист?
Фотограф Николай Кудимов? Аус подробно изучил удивительную биографию этого человека. В 1917 году, подростком, Кудимов бродяжничал в Москве, был пойман, попал в колонию Макаренко. Там учился рисованию, фотографии, чертежному делу.
Воевал связистом в интендантской роте. Окончил войну в латвийском городке Вентспилс. После демобилизации задержался в Прибалтике, работал на рыбном заводе бондарем, техником-смотрителем на маяке, фотографом в газете. Переезжал из Вентспилса в Пярну, оттуда в Таллин. С прежних мест о нем отзывались положительно, но отмечали замкнутый характер и склонность к употреблению спиртного. Женщина, с которой он на время сошелся в Таллине, сообщила, что он много читал, часто ходил на этюды к морю, подыскивая безлюдные места. И проявлял особый интерес к древней истории.
В его квартире нашли несколько старых, дореволюционного издания, книг с пометками на полях. Аус просмотрел их все — история масонов, статьи Гурджиева и Блаватской, посвященные потусторонним мирам. Фотографа, очевидно, давно интересовали мистические практики и поиски скрытых законов развития человечества.
Аусу и прежде попадались подобные чудаки, для которых мысль о тайном избранничестве служила оправданием собственной неустроенной жизни. Не так уж невозможна версия Журавы: полупомешанный Кудимов воспользовался простодушием Нины Бутко, сыграл на ее тщеславии, втянул в «магические» обряды, а затем, опасаясь гнева богов или какой-нибудь еще белиберды, убил ее. Опасаясь наказания и сожалея о содеянном, сам свел счеты с жизнью.
Однако опыт подсказывал майору, что слишком уж очевидная разгадка редко оказывается верной в таких запутанных делах. Из показаний свидетелей выяснилось, что Кудимов как-то починил у соседа приемник. Между делом рассказывал, что в юности участвовал в слетах радиолюбителей, собирал из транзисторов самодельные передатчики, даже пытался оформить патент на свои изобретения. Однако в его комнате не было найдено ни одной детали, свидетельствующей об интересе к радиоделу. Этому было два объяснения: фотограф мог забросить увлечение юности, но мог и хранить самодельный передатчик в тайном месте, используя рацию по назначению.
Кудимов смотрел с фотографии затравленным взглядом. Некрасивое, долгоносое лицо с безвольным подбородком; трудно представить такого человека в роли героя-любовника. Ниночка позировала будто для журнальной обложки, выставив вперед круглое плечо. Игривая улыбка, кудряшки, лукавый взгляд. Ищенко на портрете со служебного пропуска казался серьезным, значительным — хоть сейчас сажай в президиум.