— Может быть, это так именно и нужно, чтобы старые товарищи так легко спускались в могилу. К сожалению, не так легко и далеко не так просто подымаются наши молодые товарищи на смену старым…
После этих слов внезапно опустилась мгла. Бронзовые двери содрогнулись от удара. Смерч ворвался в зал, сметая на своем пути богатые яства, дубовый стол, колонны, лепное убранство потолка и стен. Могучее дерево согнулось под порывом ветра, начало ломаться, трещать.
Гаков успел поднять глаза и увидеть, как рушится потолок, и только тогда почувствовал обжигающий свет и грохот могучего взрыва.
Но самым жутким было осознание, что это он, Арсений Гаков, виновен в обрушении чертога. Да, он не стал советским человеком. Как свинцом тянула вниз его звериная природа — страх перед сильным, пустое тщеславие, дурные страсти. В отчаянии он закричал — так ужасен был этот пророческий сон.
Ида прижимала его голову к груди, торопливо гладила.
— Тише, тише, всё хорошо…
— Что?! Что???
— Ты кричал во сне.
В комнате было душно, за прозрачной шторой розовело утро. Пищали птицы в кустах.
Краем одеяла Гаков вытер лицо, мокрое то ли от пота, то ли от слез.
— Я кричал?..
— Да, да… Что-то страшное. Дир, бер, вер…
Ида привстала в постели, лямка рубашки спустилась с ее плеча, обнажая бледную грудку, увядшую, будто кожура съеденного плода. Жалкая, исхудавшая, с болезненным и виноватым выражением лица, жена будто нарочно выставила эту грудку, чтобы больнее упрекнуть Арсения.
Откинув одеяло, он начал одеваться.
Ида молча прилегла обратно на подушки, послышался металлический шорох пружин.
«Прости меня за все. Но что же поделать. Была любовь, а теперь нет, и я не виноват, что ты осунулась и постарела, а во мне еще столько упругой силы и страсти. А если виноват, то не один я, это жизнь и ее безжалостное движение», — произнес мысленно Гаков, зная, что жена расслышит, поймет.
Она тихо вздохнула. И он, не глядя в сторону кровати, тоже расслышал ее мысленный ответ:
«Я всё приму и прощу. Только не уходи, не оставляй меня одну».
Было что-то еще неприятное. Да, эта череда смертей. Майор Аус, крепкий мужчина, внезапно скончался от сердечного приступа. Рабочий в цеху выпил серной кислоты…
Что же поделать, нужно умыться, выпить чаю, идти на работу. Подписывать требования, приказы, нормировочные листы. Пройти по цехам, заглянуть в лабораторию.
В кухне Гаков отдернул занавеску. День обещал быть ясным, чайки кружили в вышине.
В эту минуту он вспомнил в подробностях свое видение — Сталина, Берию, листья-лица, изобильный стол.
И слова, которые кричал во сне: «Дир, бер, вер»…
«Диверсия, — подумал Гаков. — Они готовят диверсию на Комбинате».
Агент U-235. Последние приготовления
Из моего окна виден пустырь за школой, и можно наблюдать группы детей, преимущественно мальчиков, разыгрывающих военные сражения. Одни ложатся в траву с деревянными винтовками и пистолетами, другие, пригибаясь, окружают «окопы». Они бросают камни и куски угля с криком: «Граната!», всей силой легких имитируют звук пулемета и выстрелы одиночными — «бах, бах!». Ожесточенно спорят, кто из них уже убит, кто ранен и в какую часть тела. Их явно завораживает физиология войны.
Девочкам предназначена одна роль — медсестры, выносящей раненых из боя. «Фашистом» быть никто не хочет. Причина проста — заранее известно, что фашисты проиграют.
Отвратительный юмор в их голосах, торопливость споров, визгливый смех, нередко — ругань с нецензурными словами. Они так неприятны и глупы, что ради развлечения я размышляю о способах их уничтожения. Например, химическое оружие. Если подкинуть в густые заросли банку с ядовитым хлором, они ее найдут и, разумеется, откроют. Им нравится воображать ранения, так пусть изведают всё то, к чему влечет праздное любопытство. Ожоги глаз, лица, дыхательных путей. Лохмотьями слезающая кожа. Мучительная смерть и инвалидность. Игра тем интересней, чем реальнее условия.
Мне нравится воображать и случайный взрыв мины, установленной в траншее. Маленькие фигурки бегут, стреляя друг в друга из деревянного оружия, бросая игрушечные гранаты, и вдруг земля взлетает из-под ног. Словно тряпичные куклы, они разлетаются в стороны, падают, бьются в агонии, замирают.
Я слышу их стоны, представляю повреждения тел, несовместимые с жизнью. На это было бы приятно взглянуть. Так боги забавляются с людьми.
Разумеется, проще убивать по одному, но это развлечение может мне слишком дорого стоить — в том смысле, что помешает моим планам. Убийство доставляет наслаждение, но слаще наслаждение властью.
Власть над людьми, их чувствами и волей, над жизнью или смертью — мне дана. И в этом есть божественная радость Осириса, познавшего и смерть, и воскрешенье.
Осирис, Гарпократ, Анубис — мне, богу триединому, рабы покорно служат, убивая друг друга по приказу. Впрочем, я и сам готов воткнуть по рукоятку нож в живот любому, кто назначен в жертву.
Мои служители могли бы жить, когда бы не их собственная глупость. Ищенко, изображавший простодушие, надеялся этим меня обмануть и в самом деле смог украсть и перекопировать часть моих донесений. Он думал шантажировать меня.
Прекрасное воспоминание — как он выл. Как бился, ползал у меня в ногах. Рот заткнут кляпом, связанные руки. Воистину, не человек, но червь. Животный ужас лопнувших белков… Я с наслаждением пил его мученья. Удар, еще удар! Я поглощал ту силу, которая исходит из глазниц, когда в страданье погибает тело. Я пожирал субстанцию души, как топливо для будущих свершений.
Для этого мне нужно убивать — чтобы питать могущество дровами никчемных, непригодных к жизни жертв. Я избран силой тьмы, чтоб в хрупком теле взрастить великий, беспощадный дух…
После была глупая корова Нина Бутко. Я сделал эту женщину богиней. Мне нравилось пробуждать в ней жестокость и распутство. Она могла бы стать моей соратницей в коварстве. Акулой, пожирающей мужчин.
Она была полезна мне, так как имела доступ к сейфам и ко всем секретам производства. За недолгое время я смог сделать фотокопии планов завода, технологических заданий, секретных распоряжений министерства. И снова вмешалась человеческая глупость, ей для чего-то понадобилось забеременеть. Не знаю точно, от кого, хотя она и утверждала, что отец ребенка — я.
Надрывные сцены, слезы, шантаж — верный способ взрастить отвращение там, где зрел росток привязанности. Нину пришлось убрать чужими руками, себе я обеспечил алиби. Это жаль, мне так хотелось присовокупить частицу женского начала к той стихии, которая бурлит в моем сознании.
Но люди мелки, словно детеныши тараканов, рассыпающиеся из вскрытого яйца — оотеки. Лишь редким особям доступно наслаждение величием, силой мысли. Власть над вселенной они выменивают на трещотку да мелкого тщеславия утоление. Есть те, кто думает, что служит мне ради идеи. К таким натурам проще подобрать ключи.
Эйнар Сепп доставил из Великобритании десять взрывных устройств в форме кусков каменного угля, оболочка которых спрессована из угольного порошка. Внутри располагается корпус из медной проволоки и взрывчатая масса, состоящая из гексогена, тротилового масла и пироксилина. К взрывчатке прикреплен капсюль-детонатор и отрезок бикфордова шнура. При загорании оболочки с поверхности взрывчатое вещество не загорается, так как довольно значительный слой оболочки (20–30 мм) представляет собой хорошо теплоизолирующий слой, предохраняющий от воспламенения. При сгорании оболочки до слоя, в котором находится бикфордов шнур, последний загорается и производится взрыв.
Взрывчатка в виде кусков угля уже доставлена на Комбинат и складирована в одном из подсобных помещений. В день акции брикеты будут распределены по территории — в котельных, в лаборатории. Также нам удалось добыть некоторое количество динамита, который используется на Комбинате во время подрывных работ.
В воскресенье я подготовил схрон в лесу на побережье. Резиновая лодка, насос, консервы, крупа — на случай если придется пережидать непогоду. Впрочем, в августе редко бывают штормы, эвакуация должна пройти по плану.
Акция подготовлена, действия участников рассчитаны по минутам. Скоро я выйду из игры и соберу расщепленную личность в единое целое, бесконечно умное и хищное существо, во всем превосходящее человека.
Единственное, что вызывает тревогу — ответы Центра на мои запросы. Их обещания обтекаемы, гарантии неопределенны.
Сегодня я должен получить однозначный ответ. Я не просто ценный агент, мой мозг — контейнер с информацией, способной изменить ход противостояния двух систем. Мои способности и навыки должны быть оценены лучшей спецслужбой мира, каковой является британская разведка. Их агентура работает по всему земному шару, в конце концов они победят.
Семейка Сеппов, кретины и наследственные алкоголики, послужат мне расходным материалом. Эйнар всё еще верит, что Центр готовит операцию по его спасению. Что ж, тем проще заманить его в ловушку. Весь отряд должен быть уничтожен, чтоб не осталось никаких свидетельств моего участия в этом деле.
Затем я выйду на лодке в море.
Миром правят всего девять человек — Девять Неизвестных. Мое место среди них.
Диверсия
Разбуженный ночным звонком, Гаков мгновенно и отчетливо вспомнил причудливый сон — Сталин, коза, диверсия на Комбинате. Нервно кричал в трубку начальник охраны Анохин:
— Арсений Яковлевич, беда у нас! Диверсия, поджог!
Не помнил, как оделся, как сел в машину. Подъехал и узнал — во время ночного обхода сторож, бывший сапер, услышал шорохи возле забора и решил осмотреть участок за лабораторией. Обнаружил брошенную коробку отсыревших спичек и подозрительный шнур, а по шнуру — закладку динамита.
Пока докладывал начальству и звонил в милицию, поднялся дым из второго корпуса. Сторож набрал пожарную часть, а сам побежал в цех, потушил песком два возгорания.
Взрыв произошел на инструментальном складе, но большого огня удалось избежать.