На выходе от друга я опустил журнал, хождение которого в институте не допускалось, в соседский почтовый ящик. Пусть люди повеселятся. В очередной приезд Валентин устроил мне головомойку за опрометчивый поступок, и поделом. Соседи восприняли подкинутую литературу за идеологическую провокацию и отнесли её куда следует, точнее, по широко известному в городе адресу: улица Уральская 5, КГБ. Подъезд, где проживал Сёмушкин, был оцеплен нарядом милиции, всех впускали, но никого не выпускали. Жители были опрошены на предмет объявившейся подпольной агентуры, за связь с которой грозило выселение из закрытого города за сорок восемь часов.
Прощай, серебряный век! Никаких условий для молодых талантов!
Преследованию подвергались не только наши студенческие выпуски самиздата тиражом в один экземпляр, но и московские журналы «Новый мир» и «Юность», пользовавшиеся широкой популярностью у читающей публики. Тот же Павлов, с 1959-го первый секретарь ЦК ВЛКСМ, на комсомольском Пленуме обрушился на авторитетные издания с обвинениями в том, что они воспевают «политически аморфные личности, замкнувшиеся в скорлупу индивидуальных переживаний». Он же протестовал против выдвижения поэта-шестидесятника Евгения Евтушенко на присвоение Ленинской премии за поэму «Братская ГЭС». Ему в ответ от поэта «сибирской породы», родом со станции Зима, прилетел острый политический памфлет:
Когда румяный комсомольский вождь
На нас, поэтов, кулаком грохочет
и хочет наши души мять, как воск,
И вылепить своё подобье хочет…
И мне не хочется, итожит стих поэт, задрав штаны, бежать за комсомолом.
А жизнь продолжалась. Жизнь, она такая штука, что её не остановить. На факультете действовала система учебно-исследовательских работ студентов (УИРС) и студенческого научного общества (СНО). В дебрях неизведанных наук преподаватели сами искали опору в студенческой среде, привлекая молодых коллег к исследовательским работам. Студенческие научно-исследовательские работы вводились в учебные планы. С 1956-го физико-технический факультет раскрутил ежегодные фестивали «Праздник весны», приходящиеся на майские дни Победы; на институтской площади, вокруг памятника Кирову, проводились массовые мероприятия, концерты, соревнования, гуляния. К подготовке фестивалей привлекались все группы, проводился конкурс факультетских костров с песенными номерами под гитару и увеселительными номерами костровиков. На фестивалях собиралось по пять тысяч участников УПИ, гостей из других вузов и городской молодёжи. Бывало и много больше. На концертах-капустниках, проводимых в клубе УПИ, яблоку было негде упасть.
Песня студента В. Кобякова «Огоньки» стала гимном УПИ:
Мне стало грустно отчего-то,
Здесь тополя стоят в цвету,
Расправил крылья для полёта
Родной навеки институт.
Мы здесь, любимая, бродили,
Когда вокруг сады цвели,
Смотреть отсюда мы любили,
Как в затуманенной дали…
Припев:
Огоньки голубые мерцают,
Огоньки, точно звёзды, сияют
Огоньки золотые горят
И как будто бы мне говорят:
Смело в путь, мы тебя провожаем,
Весел будь, мы твой путь освещаем.
О, как сердцу милы и близки
Дорогих городов огоньки.
Неповторимые минуты,
Передо мною путь далёк.
Прощайте, стены института,
Прощай, родной Втузгородок!
До скорой встречи, дорогая,
Ещё хочу тебе сказать,
Что не забуду никогда я,
Как в озорных твоих глазах …
Припев.
Молодость всегда сопряжена со спортом. Наша группа в спортивных соревнованиях была одной из лучших на факультете, даже лучшей. Борис Калинин и Валерий Якубов входили в сборную команду института по баскетболу, особые надежды подавал Валера. Виктор Корольков занимался бегом на короткие дистанции, показывая результаты, близкие к нормативу кандидата в мастера спорта. На протяжении ряда лет он становился чемпионом УПИ, членом студенческой сборной команды «Буревестник» и сборной Свердловской области. Неплохими волейболистами и баскетболистами были Слава Тюпаев, Валера Чепурко и Гена Петушков. Стасик Наумов – гимнаст первого разряда. Где ещё наберётся столько звёзд? Физическая подготовка, полученная в работах по домашнему хозяйству, была мне крепким подспорьем в спорте. Легко, словно пушинку, выжимал двухпудовую гирю, приводя в восторг публику лёгкостью движений. Меня, гимнаста второго разряда, ставили на слабые места, например, вратарём игр в ручной мяч. Нелёгкое занятие, когда мяч летел, словно из пушки, брошенный перворазрядником из группы ФТ-59 точно над головой, и, пока я вскидывал руки, он уже трепыхался в сетке.
Весной весь Втузгородок выходил на эстафетные забеги по городским улицам на приз институтской газеты «За индустриальные кадры» (ЗИК). На коротких дистанциях я выкладывался на пределе сил и возможностей. Ноги наливались упругой силой, отталкиваясь от асфальта. На них ложилась главная нагрузка, сравнимая с усилиями рук, толкающих штангу. Казалось, с каждым толчком земля тяжело и нехотя откатывалась назад, за спину, а тело летело, рассекая воздух, и надо было мчать, мчать, ведь впереди ждал эстафетную палочку товарищ по команде.
На спартакиаде по лёгкой атлетике был разыгран комикс, один на историю УПИ. Всё началось с разговора с Борисом Калининым:
– Саша, выручай, в команде факультета на институтскую спартакиаду нет второго шестовика.
– Борис, я только на шесте ещё не висел. Я же его в руках не держал, – попытался я вразумить отличника учёбы.
– Понимаю, но вы в гимнастике вытворяете такое, что простой прыжок в сгиб-разгиб с опорой на шест вам детская забава, – толкал меня на авантюру десятиборец ростом метр девяносто. – Ладно, организуем тебе пару тренировок до соревнований.
Конечно, в сектор для прыжков я вышел без обещанных тренировок. К тому часу в том же секторе стадиона проходил финал забегов на стометровку, и сотни зрители перебрались ближе к яркому, захватывающему зрелищу. Мои дружки-товарищи по группе разместились впереди трибун, на газоне, чтобы поддержать маститого спринтера Витю Королькова и меня, новичка-прыгуна с шестом в руках. Слышались подбадривающие крики. Я присмотрелся, как спортсмены держат шест, как разбегаются и ввинчиваются ногами в небо, переваливаясь за планку. Последний этап прыжка вызывал опасения, а ну, если шест потянет обратно, не придётся ли воткнуться головой в землю? Это не устраивало, и я попросил судейскую бригаду опустить планку ниже установленной двухметровой высоты. В ответ получил разъяснение, что такие высоты относятся к прыжкам без шеста.
Два пробных прыжка оказались неудачными, но в них был выработан свой, безопасный стиль преодоления высоты с горизонтальным перенесением тела в параллель планке и отведением упорного шеста в сторону левой стойки. При этом центр тяжести тела переносился по более низкой траектории и безо всякой опасности войти в землю головой. Прыжки, хоть и неудачные, завершались кошачьими приземлениями на маты, удавалось даже подхватывать летевшую рядом планку. Сотни зрительских глаз уставились с трибун на странный способ преодоления высоты прыгуном-новатором.
Как ни удивительно, но первая высота со второй зачётной попытки была взята! Есть шестьсот очков в копилку факультетской команды! Планка поднята на десять сантиметров выше; борьба впереди. Разбег, взлёт, но на рекордной высоте шест предательски качнулся к левой стойке, к которой совсем некстати приблизился главный судья соревнований. Я каким-то образом оседлал шест и вижу, что он точнёхонько опускается на широкополую шляпу высокого человека в плаще, который не видел летящую на него бомбу. Стадион замер в страхе за человека в плаще. А ну как расколется череп!
Удар! И человек в шляпе оседает, пока мои ноги не упёрлись в землю. У него оказалась хорошая реакция, возможно, он был боксёром и умел держать удар. Главный судья распрямился, поправил шляпу и дал указание снять прыгуна-самоучку с соревнований за неподготовленность. Со скамеек болельщиков раздались аплодисменты в адрес исполнителей яркой заключительной сцены спортивного спектакля. Мои друзья в диком хохоте катались по траве, держась за животы. Убедительная победа Вити Королькова на стометровке померкла в самоотверженном штурме высоты, проявленном их доблестным комсоргом.
Весной 1959-го институт был взбудоражен известием о гибели в горах северного Урала туристической группы Дятлова. В её составе были студенты ряда факультетов, поэтому трагедия была близко воспринята всем многотысячным студенчеством. Среди погибших был опытный турист с физтеха Саша Колеватов. Я ходил на собрания, на которых товарищи погибших и спасатели, тогда молодые, рассказывали, что знали о трагическом событии, но не больше того, что они постаревшими рассказывали спустя шестьдесят лет. Ныне снова и снова я смотрю ставшие модными телепередачи о группе Дятлова, в которых много версий и домыслов, но нет ничего вразумительного об истинной причине гибели ребят, ставших жертвами какого-то жестокого произвола. Но чем больше передач, тем яснее причина гибели группы: ребят физически уничтожили за то, что они стали свидетелями события, представляющего, по всей видимости, государственную тайну. Группа дала превосходящим силам отчаянный бой, исход которого был предрешён.
А следующим годом в горах Восточного Саяна погибла другая группа туристов, сплавляющаяся по одной из горных рек. С ней погиб студент нашей группы Володя Беляков, славный, заводной и настырный парень. Большой комсомольский активист, член комитета комсомола УПИ, он торопился жить, всегда куда-то стремился, эта тяга к новому и неизведанному повела его в сибирский поход, который сразу как-то не заладился. Дошло до серьёзной травмы девушки, участницы группы, другой участник разболелся, и вызванный вертолёт взял на борт всех травмированных, заболевших и тех, кто решил выйти из рискованного мероприятия. Остались самые отчаянные и с ними первый заводила Володя Беляков.