На совместной встрече двух групп наметили проведение совместного вечера отдыха, на чём и закончились совместные культурно-массовые мероприятия, но комсорги не оставляли надежды на их продолжение, изыскивая варианты коллективного содружества. Тому способствовало близкое к общежитию место жительства Леоноры. Всего-то через дорогу, в доме соседней улицы Первомайской, проживала эстонская семья Марли, занимающая в коммунальной квартире две смежные комнаты. Дворик был уютный, со скамейками, на которых, бывало, организаторы комсомольских затей допоздна засиживались тёплыми вечерами, так что иной раз девушка погружалась в лёгкий сон в объятьях спутника.
Комнаты, в которых Леонора жила с отцом Яном Антоновичем и бабушкой Амалией, были обставлены просто, но всегда чисто прибраны. Отец, главный механик автоколонны № 1212, что по улице Завокзальная, 30, своими руками изготовил комод, стиральную машину и всякую мелочь. За порядком следила бабушка, высокая, спокойная и сохранившая следы красоты. Её отличало чувство непоказного достоинства человека, однажды проторившего путь к жизненному успеху. Когда-то она владела крепким хозяйством, за что была раскулачена, потому и знала себе цену, а свою волю и твёрдый характер передала внучке. Однажды объявившись в гостеприимной квартире, я зачастил в неё и был радушно принят хозяевами. К родителям в Верх-Нейвинск выезжал по выходным.
Летом 1962-го мы с Леонорой крепнущим комсомольским союзом взяли курс на Сочи. Остановились в частном доме, где хозяйка сдавала комнату по рублю в сутки, а её дочь, работавшая контролёром в новом шикарном кинотеатре «Мир», пропускала нас на сеансы бесплатно. Все условия для отдыха «диким» способом. На центральный городской пляж, где яблоку было некуда упасть, ездили городским автобусом. На улочках, утопающих в пальмах, эвкалиптах и магнолиях, привлекали уютные уголки общественного питания. Множество мелких кафе на открытом воздухе. Ограды из тонких прутьев, по которым вились виноградные лозы, образуя зелёную стену. Вьющаяся поросль заменяла и потолочные перекрытия; посетители сидели в зелёном раю: не горожане, а дети природы. Простенькие столики создавали впечатление старинного быта; на виду очаг, где мастера грузинской кухни готовили ароматные шашлыки на длинных шампурах. Приветливые девушки разносили по столам заказы, к ним бутылки кавказских вин.
Быстро освоившись в городе, где никто не работал, а все отдыхали, мы активно включились в экскурсионные поездки по злачным местечкам в черте города и за пределами. Замечательный мир открывался в Ботаническом саду, где благоухали экзотические растения из разных уголков мира. В тисо-самшитовой роще в жаркие дни царили полумрак и прохлада, цепкие лианы жадно обвивали древесные стволы, устремляясь наверх, к солнцу, а там густые кроны сплетались в сплошной зелёный массив, отделяющий небо от земли. На башню горы Ахун, видимую со всех концов города, дорога вела по серпантину на высоту, откуда открывался захватывающий вид на ландшафты Кавказских гор, уходящих в бесконечных пересечениях хребтов и кряжей к далёкому, синеющему в мареве горизонту. Не зря же Михаил Лермонтов славил полюбившийся ему Кавказ, который стал, по сути, главным героем его произведений. Читаешь «Мцыри» или «Демона», а в памяти остаются волшебные картины горных пейзажей. Закрадывается подозрение, что сюжеты тех произведений были для поэта лишь поводом к описанию природного великолепия. Были и более далёкие поездки. На Красной поляне, ныне широко освоенной, в те благословенные времена, куда ни глянь, пустынные дикие склоны, покрытые дикоросами, и никакой не виделось поляны, сколько ни вглядывайся, лишь гора с горой сходились и расходились, открывая виды на новые горы. Из Сочи совершили путешествие по Абхазии. На берегу голубого озера Рица, затерявшегося в кольце изумрудных гор, стояло небольшое гостиничное сооружение да деревянный настил над прибрежной кромкой воды, вот и вся инфраструктура. В сторонке, на берегу озера, дача Сталина, тоже незамысловатая.
Скромности в быту вождю не занимать. Запомнилась дорога к озеру, узкая, прижимавшаяся к горному склону, а с другой стороны то обрыв, то пропасть, куда лучше не заглядывать. По всем маршрутам картины первозданной природы, влекущие нетронутой дикостью. Поездка вдоль морского побережья имела своё, особое очарование. Море – вечно живая субстанция планеты, находящаяся в постоянном движении и волнении, а то кидающаяся в яростных накатах водных громадин на прибрежную твердь. Море – это бушующая жизнь планеты, в отличие от окаменевшей земной коры, подающей признаки жизни лишь в колыханиях лесных покровов, и те безжалостно уничтожаются алчным человеком. Человек, эта живущая меркантильными интересами бабочка-однодневка, страшно далёк от природы, от человечества, потому-то он беззаботно рубит сук, на котором сидит, обращая континенты в пустыни Сахара. На век бабочки-однодневки леса пока хватает, хотя с натяжкой, а до судеб человечества ему и дела нет. Человек и есть первый враг человечества.
Не обременяя себя планетарными проблемами, мы нежились на пляжах Пицунды. И все-то было замечательно, кроме неудобства с песком, налипавшим на ступни, когда надо было перед уходом надевать обувку. Как избавиться от помехи? Моя находчивая спутница – решительности ей было не занимать – и здесь нашлась, ловко закинув ногу для омовения в мойку под краном, назначение которого предписывалось объявлением: «Вода для мытья фруктов». Во взглядах собравшейся очереди с фруктовыми припасами читалось неодобрение вызывающего поступка неучтивой девицы.
– Девушка, для вас же написано – вода для мытья фруктов, – выразил общее недовольство мужской голос из очереди. Надо было разрядить напряжённую обстановку, что мне удалось изречением известной присказки:
– Она и сама тот ещё фрукт!
Под раздавшиеся смешки наша парочка унесла ноги от греха подальше.
Отдых окончен, и мы на обратном пути, на этот раз по железной дороге. На станции Геленджик женщина продавала ведро сливы за рубль. Сочных плодов с сиреневой кожицей хватило до станции Красный Кут Саратовской области, где мы навестили Гельму Мартыновну, маму моей подруги по комсомолу, институту и, с некоторых пор, по жизни. Из Саратова уезжали по длинному железнодорожному мосту через привольно разлившуюся Волгу-матушку, которая в сером полноводье несла на себе большие нефтяные пятна. Даже на взгляд ощущалась лоснящаяся жирная плёнка на водной поверхности великой русской реки, за которую некому было заступиться. Общество служило послушным придатком государства, как профсоюз считался «приводным ремнём партии», а об экологических движениях и понятия не имелось. Помнится, в школьных учебниках по географии публиковались снимки, где небо чернело от густого дыма заводских труб. Снимок наглядно отображал величие достижений в деле индустриализации страны, так что люди без особого недовольства вдыхали заводскую копоть, приближающую их к светлому будущему.
За мостом – город Энгельс, в довоенное время значившийся столицей Автономной республики немцев Поволжья. Широкую известность город получил весной 1961 года, когда в его окрестностях жители деревни Смеловка, привлечённые раздавшимся в небесах грохотом, увидели спускаемый на них парашют. Откуда взялся? Разве могли они подумать, что к ним пожаловал человек из космоса?
…Тормозная установка на корабле «Восток-1» включилась за шесть тысяч километров от границы СССР, но отключилась на секунду раньше установленного времени, что сбило расчётную траекторию спуска и точку приземления, где космонавта ждала служба спасения. За одной неприятностью – другая. Через десять секунд после торможения должен был отстегнуться электрокабель, соединяющий кабину космонавта с модулем корабля, но он и не думал отстёгиваться…
Две части корабля болтались в космосе подобно ботинкам, связанным шнурками. Кабина крутилась и кувыркалась, уподобившись акробату, перед глазами космонавта мелькали небо, Африка и солнце, а к ним добавилось пламя от раскалившегося в атмосфере «второго ботинка». Гагарин, а это был он, находился на грани потери сознания, держась усилием воли. Перегрузки в десять ускорений, что равнозначно состоянию при весе тела в семьсот килограммов. Представьте себе!
Через десять минут, показавшихся вечностью, сработала «автоматика», разгоревшееся пламя расплавило «шнурок», и кабина отскочила от корабельного модуля, продолжая исполнять кордебалет. Кабина с гулом входила в плотные слои, выравнивая траекторию снижения, появилась радиосвязь с центром управления, и Гагарин доложил, что полёт идёт нормально, хотя и с перегрузками.
На высоте семи километров выстрелило катапультируемое кресло, донёсшее до землян момент прибытия космонавта. Гагарин увидел, что спускается на Саратов, места знакомые, но его относило на Волгу. Вдобавок ко всему, резервный груз весом в тридцать кило вместе с надувной лодкой где-то сорвался, и космонавт остался без средства спасения на воде. Ситуация. Но может быть, всё было к лучшему, если парашютиста, освободившегося от лишнего груза, перенесло через широкую реку, из Саратова – в город Энгельс. Там, в трёх километрах от берега, бабушка Анна Тахтарова с внучкой сажали картошку и обомлели при виде приближающегося чудовища в оранжевом скафандре. «Не бойтесь, – сказало чудовище на чистом русском языке. – Я советский человек из космоса». Позже ТАСС сообщало о десяти смертельных опасностях, поджидающих Юрия Гагарина в полёте, но все они были отведены судьбой или преодолены космонавтом.
Из Энгельса мы, путешествующие студенты, добрались до Красного Кута, где Гельма Мартыновна, птичница комбината пернатых, прижилась с сестрой Леной, когда Ян Антонович переселился в Свердловск. Война разбросала супругов по необъятной стране, и брак распался. Покинутая супруга была бесконечно рада приезду дочери с дружком, о котором отозвалась как о парне «нашенском» и первым делом истопила для гостей баню. В Красном Куте не утихали отголоски новости о приземлении в тутошних местах космонавта, но уже другого, под номером два. В августе 1961-го, за год до нашего приезда, в десятке километров от посёлка приземлился Герман Титов, торжественно встреченный группой колхозников артели «40 лет Октября». На сей раз траектория полёта была выдержана по расчёту, подальше от Волги, но при снижении Герман увидел, что опускается на поезд, несущийся по железной дороге. Посадка на состав казалась неминуемой; и куда он увезёт? Упаси Бог! Бог отвёл небесного гостя от помехи. Прибывший отряд спасателей в дар набежавшему населению оставил парашюты космонавта. Хватило всем. Тем же вечером счастливые девицы щеголяли по Красному Куту в юбках из материала, доставленного из космических высот. Столичным модницам такая удача и не снилась. И в Париже не найти. Но место посадки космонавтов перенесли в широкие казахские степи, где нет ни Волги, ни поездов.