Мы жили в неизвестных городах —
В Сибири, Подмосковье, на Урале.
Сюда нас завозили впопыхах.
Отсюда выезжать не разрешали.
До внешней зоны это был предел,
Куда ты изредка из цеха выбирался,
Здесь демократию вершил политотдел,
И он же централизмом занимался.
Не выбирали здесь мы горсовет,
Здесь наши письма вежливо читали,
Казалось, здесь советской власти нет,
Но здесь её как раз и защищали.
Мы жили здесь на страшных скоростях,
В работе спаянные крепкой дружбой,
И первыми держали в ёмкостях
Могучее и грозное оружие.
Мы первыми узрели на блочках
Сиянье неба, неба голубого,
И проверяли на своих боках
Значение эффекта Черенкова.
Когда откроют эти города,
О них напишут небыли и были.
О нас, о нас вы вспомните тогда,
Мы в них работали, работали и жили!
Моя задача в том и состоит, чтобы довести до читателя больше былей, чем небылей, кому-то напомнить, а другим рассказать о тех людях, которые там работали и жили. Блочками атомщики называли обогащенную урановую продукцию, получаемую на первом этапе в малых количествах на машинах низкой производительности.
Денег на социальную политику предприятие выделяло столько, что их куры не клевали. При въезде на улицу Социалистическую комбинат построил центр общественного питания под романтическим названием «Баргузин», который мог бы украсить старый московский Арбат. Здание оказалось настолько шикарным и не по-советски элегантным, что комиссия недремлющего Комитета народного контроля РСФСР без промедления прибыла на смотрины нового сибирского чуда. Директор радушно принял москвичей, устроил им полагающуюся поездку на Байкал и даже под приближающуюся зиму проявил заботу о здоровье гостей, одарив их модными меховыми шапками.
Но дружба дружбой, а служба службой, и ревизоры в положенный срок положили на директорский стол разгромный акт по поводу вопиющего расточительства народных средств, выброшенных на строительство дорогостоящего ресторана «Баргузин», не способствующего укреплению нравственности советских людей. Виктор Фёдорович, готовый к неблагоприятному исходу проверки, прикрепил к акту набор красочных фотографий, на которых члены высокой комиссии, ликуя, примеряли подаренные им головные уборы, служащие для утепления головного мозга, и возвратил пакет составителям. Надо ли было сомневаться в том, что ревизорское заключение было перекроено, а приложенные фотографии разобраны гостями на долгую добрую память.
Другой объект, введённый в строй в 1967-м, касался всех тружеников комбината. Превосходный комплекс санаторияпрофилактория был построен на тихой окраине жилого посёлка, в заботливом окружении ангарских сосен и елей. Трудящиеся здесь оздоравливались бесплатно и «без отрыва от производства»: утром пилюли, завтрак и автобусы у санаторского подъезда с доставкой на работу; вечером – процедуры, ужин, отдых и отбой. В дежурном журнале против фамилии отдыхающих пациентов ставились «крестики», удостоверяющие их ночной сон в номерах профилактория. Отделавшись от непрошеных ревизоров народного контроля, Виктор Фёдорович удивил народ: перенёс в холодную Сибирь теплолюбивую южную растительность, которой природа отвела место произрастания в Центральной и Южной Америке. Экзотические цветущие растения были закуплены в Сочинском дендрарии и завезены в Сибирь четырьмя вагонами. В ДК «Современник» появился великолепный зимний сад, украшающий Дворец по сей день. Здесь можно увидеть веерные, финиковые и кокосовые пальмы и другие растения, названия которых мало знакомы сибирякам. Для воссоздания ландшафта муссонного климата во Дворце и в административных зданиях комбината выставлены камелии и азалии; в «мексиканских прериях» красовались юкки и пампасные травы с оттенками листьев от зелёных и голубоватых до серебристых. Пустынная зона представлена разновидностями кактусов – опунциями с тонкими острыми шипами и нежными соцветиями, а также цереусами и эпифиллумами. Директор не знал пределов совершенствования, и следом за цветочной галереей на комбинате появилась галерея картинная. Художники Приангарья встрепенулись, предлагая залежавшиеся творения богатому покупателю. Сбыв одни картины, они спешно принимались за новые шедевры изобразительного искусства. Стены административных помещений и производственные участки запестрели художественными изображениями, отражавшими современную эпоху в стиле социалистического реализма.
Атомщики ходили по холлам административно-бытового здания № 5 и соединительному коридору завода, скособочив головы на холсты новокшеновской «Третьяковки». Приобщившись к высокому искусству живописи, они перестали обращать внимание на произведения мастеров кисти, будто они висели на стенах вместо обоев. Со временем часть галереи передали в одно из учреждений культуры.
Трассу от Иркутска к Ангарску и сейчас пересекают два канала, обозначенные табличками «р. Большой канал» и «р. Малый канал». Откуда бы взялись такие реки, и почему по Большому каналу вода течёт из Ангары на подъём куда-то в тайгу, словно так и надо, а навстречу ей, по Малому каналу, обратно в Ангару? Это и был круговорот воды на АЭХК, задействованный насосными станциями цеха Охапкина для подачи воды в теплообменные установки уранового завода, но с рукотворными каналами, протянувшимися от Ангары до промышленной площадки, творились свои заморочки.
Тёплый (сбросной) канал быстро обрастал водорослями, превращаясь в болото. Проблема. Как с ней бороться? Заседания научно-технического совета раз за разом заходили в тупик. Тут и выступил с предложением по биологической очистке канала ихтиолог предприятия Горшков, деятельность которого до тех пор оставалась незамеченной. «Надо запустить в канал рыбное стадо белого амура, – утверждал специалист подводного мира. – Прожорливый амур, поедающий в сутки массу водорослей, равную собственному весу, не допустит зарастание канала». Оригинальный вариант, предложенный изобретательным ихтиологом, пришёлся по нраву директору, ведь тёплый канал одновременно превращался в настоящий рыбозавод, а это ощутимая добавка к меню для трудящихся в заводской столовой.
Директор с присущей ему энергией принялся за новое дело. Строители приступили к рытью двух котлованов под водоёмы, в которые, по замыслу проектировщиков, амур, насытившийся за день, должен был из канала заходить на ночной отстой, наслаждаясь отдыхом в неподвижной воде. Поперёк устья канала возводилась хитроумная схема слабых электрических полей, преграждающая амуру выход в просторы Ангары. В книге «АЭХК. Полвека в строю» сделана многозначительная запись: «В канале построено искусственное заграждение (игнитронный рыбозаградитель)». На том запись обрывается; видимо, последствия рыбной истории показались редколлегии малозначащими. Но история с белым амуром настолько занимательна, что её можно привести в некоторых подробностях. Отловленные на Амуре травоядные амуры в специально изготовленных резервуарах из нержавейки были доставлены в Восточную Сибирь. Драгоценных особей длиной под метр каждая запустили в новую среду обитания. Всего их было сорок шесть красавцев, отливающих серебром чешуи. Дежурный охраны сделал в журнале историческую запись: «Принял по смене амуров в количестве 46 (сорока шести) голов», поставил дату и витиевато расписался. Амуры вяло передвигались по заводи пруда, осваиваясь в промышленных стоках уранового производства. Ответственный сотрудник цеха пароводоканализации уже разливал коньячок соратникам, готовым поднять чарку за успех мероприятия, как всеобщее внимание привлёк один из новосёлов, всплывший на поверхность заводи брюхом кверху. В рядах энтузиастов наступило замешательство.
– Им просто не хватает кислорода! Вода-то промышленная, прогрелась в теплообменниках, – подал кто-то здравую мысль, тут же одобренную высоким консилиумом. Не более как через полчаса со станции жидкого азота к месту событий были доставлены кислородные баллоны для оказания экстренной помощи терпящим бедствие амурам. Цеховой водолаз забрёл в воду, подвёл шланг к носу рыбины, и та, встрепенувшись, резво ринулась вкруговую. «Поплыл! Поплыл!» – радостно загалдели люди, переживающие за рыбью участь, но и та вдруг замерла на месте, вновь опрокинувшись кверху брюхом. В пруд сбросили несколько кислородных шлангов, но количество дохляков неуклонно увеличивалось.
– Вызовите сюда Сусанну, – проговорил директор, ни к кому не обращаясь.
Слова прозвучали в абсолютной тишине, которая мгновенно устанавливалась, едва он начинал говорить. Фамилию начальника заводской санэпидстанции можно было не называть по случаю её редкого имени. Привезли встревоженную Сусанну с ещё более редкой фамилией – Най.
– Проверьте, можно ли эти туши сдать в заводскую столовую, – дал задание директор и отбыл с рыбного полигона. Заключение на рыбу оказалось отрицательным по причине возможного бактериоза. Три дня бригада цеха, привлечённая к ответственному мероприятию, гужевалась у костра рыбным мясом, пренебрегая бактериальной опасностью. На том и закончилась эпопея с белым амуром, затеянная по случаю зарастания тёплого канала.
Научно-технический совет комбината продолжил было заседания по актуальной теме, от которой зависел круговорот воды промышленного назначения, когда умельцы цеха ПВК, проявив смекалку, разработали для очистки канала от водорослей простейшую конструкцию. Они закидывали поперёк русла стальной трос и с помощью лебёдки волочили его по берегам, срезая под корень подводную растительность, уносимую течением в Ангару. Проявленная снизу инициатива дала желаемые результаты, и, как указано в книге «АЭХК: 60 лет», «ситуация разрешилась».
Забота о трудящихся была сильной и последовательной чертой Новокшенова. Ему в заслугу ставят сооружение искусственного тёплого пруда с благоустройством берегов под массовый отдых горожан. Раньше жители городка отдыхали в пойме холодной и быстрой реки Китой, по которой с верховьев лесоповальщики сплавляли брёвна. В районе жилого посёлка АЭХК по бревенчатому настилу легко переходили с берега на берег. Никто тогда не задумывался об отягощающих последствиях массовой вырубки леса, которые наступили внезапно и как-то очень быстро, на протяжении человеческой жизни, да и думать о том не полагалось, за людей думали партия и правительство.