ве ангарские атомщики показывали колхозникам образцы организации труда, однако продовольственных продуктов в магазинах оттого не прибавлялось, скорее, наоборот, товарные полки по непонятным причинам катастрофически скудели. Экономика страны погружалась в застойное болото.
Исполнение ответственного задания по строительству в подшефном Усть-Удинском районе машинного двора и четырёх жилых домов директор возложил на своего заместителя, Виталия Владимировича Макаренко, недавнего комсомольского вожака комбината. Тогда и понял молодой руководитель, в чем состоит разницы между комсомольской работой и хозяйственной деятельностью. Проблемы начались с доставки на стройку пятисот железобетонных плит. Расчёты показали, что их перевозка из Иркутска до подшефного села Быково автотранспортом предприятия заняла бы три месяца, а сроки ввода объекта уже на носу. Он принял кардинальное решение доставить груз одним рейсом – по Ангаре. Не зря же она протекает от пункта отправления до места назначения. Но едва буксир вывел нагруженную баржу на стремнину, как она начала погружаться на дно.
Капитан буксира, опытный речной волк, загнал тонущий сухогруз на отмель, отведя угрозу полного затопления. Виталий Владимирович спешно выехал в Управление речного пароходства:
– В чем дело, товарищи моряки? Почему баржу пустили ко дну?
– Потому что вы её перегрузили, уважаемые заказчики, и верхняя бортовая часть оказалась под водой, а там щели в палец, ведь доски-то давно пересохли, – объяснялись товарищи из пароходства.
– У вас доски пересохли, а у меня стройка встала. Вы представляете себе, что значит не выполнить задание обкома партии?
– Ладно, ты шум не поднимай, перегрузим твои плиты на другую баржу. Считай, что они уже на месте.
Не прошло и трёх дней, как строительные материалы были выгружены на крутом берегу, возвышающемся над рекой в селе Быково. Виталий Владимирович во главе колонны тяжёлых грузовиков приближался к причалу. Его настроение было приподнятым, площадка под машинный двор спланирована, плиты доставлены, оставалось их только укладывать. Берег уже просматривался достаточно хорошо, когда предводитель колонны тягачей обеспокоенно закрутил головой – где же плиты? Они исчезли! Колонна подошла к месту, и прояснилась причина исчезновения груза, доставленного на пустынный ангарский берег. Глинистая почва не выдержала тяжести бетона, и плиты вместе с оползнем рухнули с кручи, скрывшись под водой. Что делать? Из Иркутска вызвали водолаза, и строители запустили конвейер перемещения плит из подводного склада на площадку машинного двора. Виталий Владимирович вздохнул было с облегчением, как ему представилась умопомрачительная картина. Вместе с очередной плитой в воздухе болтался… водолаз! Как его угораздило зацепиться шлангами за стропы? А ну как сорвётся с крюка вместе с плитой! У свидетеля воздушного аттракциона похолодело в груди – не хватало ещё схлопотать несчастный случай на производстве! Но, слава Богу, обошлось, рабочие отцепили и сняли подводника с плиты.
Управившись с делами на машинном дворе, Виталий Владимирович выехал в соседнее хозяйство. Обстановка там осложнялась тем, что к предстоящему совещанию в обкоме партии предприятию требовалось отчитаться о вводе в строй четырёх двухквартирных домов, тогда как их строительство ещё только начиналось. Оставалось одно – срочно подписать акт ввода жилья в эксплуатацию, получив на то согласие двенадцати служб и инстанций. Высокий авторитет предприятия и умение его полномочного представителя быстро входить в доверие людям способствовали успешному сбору подписей. Симпатичный молодой человек славянского облика, русоголовый и голубоглазый, Макаренко находил в беседе нужные слова, завораживая собеседника внутренней порядочностью и приветливым взглядом. Заминка случилась, когда настал черёд согласования документа в пожарной службе. Начальника местных огнеборцев, славящегося пристрастием к охоте, никак не удавалось найти на рабочем месте. В конце концов было установлено, что неуловимый укротитель огня предстоящим днём спозаранку отбудет в охотничьи угодья. С пяти часов утра заинтересованная во встрече сторона установила наблюдение за домом начальника пожарной охраны. Вскоре с ним удалось войти в контакт. Обрисовав причину раннего визита, Виталий Владимирович попросил покорителя огненной стихии подписать акт об окончании строительства строящихся домов.
– Какой акт? Там же ещё конь не валялся! – Сельский брандмейстер был ошарашен поступившим предложением. – Ведь неделю назад там даже фундаментов не было.
– Неделю назад не было, а сейчас есть. Давай съездим, там уже стены поднимают.
– Не могу, у меня командировка, по пути вот собрался на охотничьи места заглянуть.
– Ну, этому делу остаётся только позавидовать, – признался въедливый проситель. – Кстати, для снятия усталости можешь прихватить на охоту канистру спирта. Вон у меня в машине одна осталась, последняя.
Какой охотник смог бы устоять против такого предложения! Акт был подписан и скреплён печатью.
Тогда казалось, что без шефской помощи города село погрязнет в неразрешимых проблемах и продовольственную программу надо решать всем миром. Но вот что удивительно. После смуты девяностых годов грамотная экономическая политика всё расставила на свои места. Если Советский Союз в годы застоя закупал по импорту до тридцати миллионов тонн зерна ежегодно, то ныне Россия сама поставляет на экспорт зерна вдвое больше и становится главным поставщиком продовольственной продукции в мире, при этом – без всякой шефской помощи селу со стороны города. Кто бы такое предположил четверть века назад?
В марте 1985 года, когда я возглавлял Отдел оборонной промышленности Иркутского обкома КПСС, по цековской связи последовал неожиданный звонок от Дрождина. Мне был известен его послужной список после ухода с должности главного инженера АЭХК: учёба в Академии народного хозяйства при Правительстве СССР, заместитель начальника Главка Министерства среднего машиностроения, перевод в штат аппарата ЦК КПСС. Я искренне радовался его уверенной поступи к вершинам государственной власти, где он, человек, не признающий поражений, должен был исполнить свою победоносную роль.
Разговор начался с приветствий и дежурных фраз, но какова же была его интонация! Сама вежливость и учтивость слышались в телефонной трубке, а не прямой и твёрдый в суждениях Дрождин. «Как же преобразился Владимир Иванович в обстановке высшего партийного штаба», – мелькнула у меня мысль, а с ней состоялся переход к деловой части разговора:
– Александр Петрович, как у тебя обстановка с назначением нового директора комбината?
– Жду предложение от министерства, намечается кто-то из Томска-7. Затребую его приезд в Иркутск, и посмотрим, кто такой.
– Подожди, зачем тебе этот кто-то из Томска, если на комбинате есть Тихомолов Юрий Владимирович, главный инженер и готовый директор?
– Владимир Иванович, это отличный вариант! Я согласен и готов внести вопрос на бюро обкома, но как Тихомолова воспримет министерство?
– Вот и хорошо, вноси вопрос на бюро, а с министерством я улажу, не беспокойся.
Партия имела такой мощный рычаг влияния на народнохозяйственную политику, как утверждение в должностях номенклатурных руководителей. Без партийных решений, от райкомов и до ЦК, назначение управленцев и директоров вышестоящими административными органами не имело силы. За семь лет моей работы в аппарате обкома вопросы, выносимые на бюро отделом оборонной промышленности, принимались без каких-либо осложнений, и партийная рекомендация на кандидатуру Юрия Владимировича ушла в министерство.
Ю. В. Тихомолов родом из города Молога, есть такой на Волге. С 1947-го он в Свердловске-44; заочно окончил Московский технический институт. Отстранённый в 1963-м от руководящей должности за технологические срывы завода «Т», Юрий Владимирович, не теряя времени даром, приступил к подготовке докторской диссертации. Меня, начальника КИУ, соискатель учёной степени однажды пригласил в заводоуправление комбината и долго, с мелом в руках, рисовал на доске схемы и объяснял суть научных исследований, для которых предполагалось проведение серии опытов в здании КИУ, о чём он меня и просил. Опыты были проведены, нужные результаты получены. Защита диссертации, репетицию которой докторант устроил передо мной, успешно состоялась.
Чествование доктора технических наук. А. П. Ведров, Ю. В. Тихомолов, Л. Я. Ведрова
В мае 1985 года Ю. В. Тихомолов стал вторым директором АЭХК и уверенно руководил комбинатом в разгромные «перестроечные» годы. За время его директорства создан модуляторный цех М-1 (газоцентрифужная технология), образованы приборный и ремонтно-механический заводы, получил развитие химический завод. В девяностые годы, в соответствии с требованиями международных стандартов, в Ангарске была введена в эксплуатацию установка «Челнок» по переливу обогащённого урана в жидком состоянии, что открыло прямой выход АЭХК на экспорт продукции. В тот тяжелейший период Юрий Владимирович заверил коллектив: «Капиталисты спасут нас». Он до последнего дня существования КПСС оставался членом бюро Иркутского обкома, ведь атомная отрасль была порождением государства, служила ему и выражала его интересы. Неслучайно на площадке управления комбината установлен бюст Ленина, основоположника социализма.
Третьим директором АЭХК стал Виктор Пантелеймонович Шопен, поступивший на комбинат в 1961-м после окончания МИФИ. Высокий и стройный, сменный технолог в темной рабочей спецовке запомнился мне, студенту-практиканту, когда он раскатывал на велосипеде по соединительному коридору завода. Затем Шопен – начальник смены, директор диффузионного завода, а с 1994-го – директор комбината. При нём комбинат не только выстоял в тяжелейшее время всеобщей разрухи, но и успешно развивался, завершив переход на центробежную технологию.
В апреле 1986-го, когда я находился на весенней сессии Академии общественных наук при ЦК КПСС, по стране пронеслась чёрная быль о чернобыльской катастрофе. С последствиями облучения связывают четыре тысячи смертей. По другим сведениям, число жертв было кратно больше. Десятки тысяч людей потеряли здоровье. Взрыв на атомной станции произошёл в ночь на 26-е число, на следующий день из ближайшего города Припять было эвакуировано сорок семь тысяч жителей. За первые три дня радиация накрыла Скандинавию и Поволжье, затем её развернуло на Украину, в Европу, Африку и донесло до Флориды. Переселенцами стали двести тысяч человек, свыше полумиллиона ликвидаторов на протяжении восьми лет проводили обеззараживание территории тысячи восьмисот населённых пунктов, десятки из которых стали пустующими памятниками страшного события. На месте Припяти, города атомщиков, вперемежку с заброшенными домами вырос лес. По заключению учёных, уровень загрязнения в прилегающих районах доходил до четырёхсот «Хиросим», радиоактивное воздействие испытали восемь миллионов человек; зона отчуждения была доведена до тридцати километров от АЭС.