Строительство комбината «Маяк» началось в ноябре 1945-го, сразу же после разгрома Японии. На стройку привлекли около сорока тысяч строителей и монтажников, среди которых преобладали зэки, спецпереселенцы и трудармейцы. Под реактор горизонтального типа, который действовал в США, был намечен котлован глубиной восемь метров, но главный конструктор проекта, Николай Антонович Доллежаль, будущий академик и дважды Герой Социалистического Труда, предложил вертикальную схему реактора, что значительно упрощало условия эксплуатации, которая и была принята к исполнению. Пришлось доводить глубину котлована до пятидесяти четырёх метров; на заключительной стадии в нём работало одиннадцать тысяч землекопов. Зима, грунт наполовину из скальных пород, обеспечение плохое, питание ещё хуже. Применялось много ручного труда, хотя работали пять тракторов, которым помогали танки со снятыми башнями. Механизация – отбойный молоток. В ходу кайлы, лопаты и тележки; конный парк насчитывал три тысячи лошадей. Размещались на первых порах в землянках по сто человек. Под жильё приспособили цементный склад, конюшню, бараки исправительно-трудовой колонии и пионерлагерь. Для больных имелся медицинский центр, оборудованный в гусятнике. С той поры весь мир принял конструкцию атомных реакторов вертикального типа. На стройке действовал круглосуточный режим труда, но сроки строительства катастрофически срывались.
Приехал Берия и первым делом отстранил от руководства Ефима Славского, но кому доверить объект, если подготовка атомщиков ещё и не начиналась? Специалистов катастрофически недоставало. Привлекли опытных управленцев оборонной и тяжёлой промышленности. Правительство поручило ведение стройки директору Уральского завода тяжёлого машиностроения Борису Глебовичу Музрукову, наладившему в годы войны серийное производство танков Т-34. Его заместителем был назначен директор Норильского комбината А. П. Завенягин. В команду руководства заводом ввели бывшего наркома танковой промышленности Вячеслава Александровича Малышева и бывшего наркома боеприпасов Б. Л. Ванникова. Научным руководителем завода стал Курчатов. Сегодня трудно представить, как в тех адских условиях была решена невероятно сложная задача. Генеральный директор корпорации «Росатом» Алексей Лихачёв пишет: «Поражает, как при отсутствии кадров в разрушенной войной стране за год и девять месяцев был построен завод 817 и наработан плутоний для испытания атомной бомбы?»
В июне 1948-го на заводе 817 (комбинат «Маяк) состоялся пуск реактора А-1 (Аннушка). Эта дата считается днём рождения комбината, но сюрпризы ожидали атомщиков один за другим. Коррозия разъедала трубопроводы, что приводило к авариям. Урановые блоки плавились, спекаясь с графитовыми стержнями замедлителей. Повреждённые участки приходилось разбивать и вручную удалять отходы совковыми лопатами, при этом персонал завода получал большие дозы облучения. Деятельность предприятия новой отрасли негативно отражалась на окружающей среде. Прежде всего, она состояла в сбросе жидких радиоактивных отходов в реку Теча в количестве примерно трёх миллионов кюри с облучением ста двадцати четырёх тысяч человек, проживающих в речных долинах (1949–1951 годы). На втором этапе загрязнений мощностью двадцать миллионов кюри проявил себя взрыв ёмкости с отходами, когда в 1957-м под воздушным шлейфом стронция-90 и других радиоактивных элементов оказались двести семьдесят тысяч человек. И наконец, ураган 1967-го разнёс радиоактивную пыль со дна высохшего озера Карачай, расположенного на территории комбината, с заражением сорока двух тысяч человек. Работы по консервации озера завершились только в 2015-м.
Среди ликвидаторов аварии 1957-го было немало сибиряков, в том числе из Иркутской области. Вот как те события описывает Олег Павлович Пеньков, мобилизованный в 1959 году в ряды Подразделений особого риска (ПОР) из города Усолье-Сибирское (Стихотворение «Храните память». Печатается в сокращении):
Давайте вспомним,
Как в сорок пятом
В ядрёной бомбе
Взбесился атом.
Он, неделимый,
Делиться начал,
Угрозой миру
Всех озадачил.
Как Хиросиму,
Как Нагасаки,
Спалить Россию
Взялись вояки.
Была возможность,
Да опоздали:
Мы щит надёжный
Себе создали.
И щит наш прочен,
Защита наша,
У «кузьки» очень
Строга мамаша.
Храните память
На письмах, фотках
О шедших в пламя
В подводных лодках.
Кто молчаливо
Шагал колонной
По центру взрыва
Землёй прожжённой.
Уж мы-то знаем
Не понаслышке,
В себе таскаем
«Грибы» и вспышки.
Нас не придётся
В граните высечь,
Нас наберутся
Десятки тысяч.
ПОР – наименование спасательных формирований Вооружённых Сил, КГБ, внутренних и железнодорожных войск СССР, состав которых при выполнении служебных обязанностей подвергался радиоактивному облучению. Они действовали при проведении ядерных испытаний, ликвидации радиационных аварий, при сборе и захоронении радиоактивных веществ. Подразделения особого риска образованы в 1954-м, но о них молчали более трёх десятилетий, и только чернобыльская катастрофа заставила государство признать существование борцов с невидимой смертью.
Производственное объединение «Маяк» ускоренно набирало производственные мощности. В марте 1954-го в нём работало уже шесть атомных реакторов, целый реакторный завод, а вместе с ним строилось ещё два завода – радиохимический для извлечения плутония из облучённого урана и химико-металлургический для его преобразования в металл. Работы по созданию бомбы велись в невероятной спешке, за которой внимание к хранению и утилизации отходов производства было ослаблено. Токсичные жидкие отходы химкомбинат сливал в открытую водную систему рек Теча – Исеть – Тобол и в озеро Карачай, расположенное на территории комбината, а для наиболее опасных отходов было построено хранилище на глубине до десяти метров, где в круглых бетонных отсеках были установлены двадцать стальных баков объёмом по триста кубических метров. Поскольку распад ядерных материалов сопровождается выделением тепла, то во избежание перегрева баков их наружные стенки охлаждались циркулирующей водой. Беда случилась ясным воскресным днём, 29 сентября 1957 года, когда из-за выхода из строя системы охлаждения один из баков рванул так, что Челябинск, расположенный за сто километров, в вечернее время принял красочное свечение неба, вызванное распадами плутония, за полярное сияние. О необычном небесном явлении отозвалась газета «Челябинский рабочий». При взрыве бетонная крышка бака весом в сто шестьдесят тонн улетела на двадцать пять метров. Радиохимический завод для получения плутония, только что построенный, готовили к пуску, когда на него обрушились тонны обломков и чёрного пепла.
Взрыв на комбинате ПО «Маяк», 1957 год
В атмосферу вылетели десятки тонн высокотоксичных радионуклидов, основная часть которых выпала на территории комбината, остальные шлейфом длиной до трёхсот километров покрыли двести населённых пунктов Челябинской, Свердловской и Тюменской областей. В зоне Восточно-Уральского радиоактивного следа (ВУРС), распространившегося на старинную татарскую деревню Багаряк, города Каменск-Уральский, Камышлов и дальше до Тюмени, оказалось двести семьдесят тысяч человек. Полномасштабной атомной буче дали название Кыштымской аварии, хотя близко расположенный город Кыштым к ней не имел никакого отношения. Но как же её называть, если труженики сверхсекретного комбината «Маяк» имели прописку Ленинского района города Челябинска, считаясь жителями областного центра? С середины шестидесятых Челябинск-40 стал называться Челябинском-65, и только в 1994-м он стал Озёрском, тогда и получили его жители озёрскую прописку.
По свидетельству главного инженера комбината Е. И. Микерина, медицина настаивала на закрытии и переносе всего производства, что было равнозначно остановке работ по получению оружейного плутония. Понимая роль и значение комбината в создании ядерного щита страны, его руководство, не дожидаясь столичных указаний, немедленно приступило к ликвидации последствий аварии. Люди тоже понимали свою долю ответственности и без громких призывов, в напряжённом рабочем ритме проявляли обыкновенный массовый героизм. На территории комбината, ни на день не прекратившего работу, повсеместно мыли водой из шлангов здания, оборудование, дороги и город тоже; меняли грунты. Мойка продолжалась год, потоки радиоактивной воды сливались в озеро Карачай. Городская баня работала круглосуточно и без выходных. Микерин писал в воспоминаниях, что в те годы на комбинате насчитывались тысячи профессиональных больных, получивших как внешнее, так и внутреннее облучение, из которых половина не доживала до пенсии. Кадров всегда не хватало, поскольку их постоянно выводили в «чистую зону». Работало много сотрудниц химических специальностей и выпускниц челябинского ремесленного училища, потому как мужчин выбила война. Они исполняли функции самописцев, фиксируя показания приборов, датчики которых были установлены на реакторах. Факт аварии был засекречен, а санитарная зона отчуждения объявлена Восточно-Уральским государственным заповедником, в котором и сегодня ведутся научные работы. ВУРС превратился в ВУГЗ. Над устранением последствий аварии годами работали десятки тысяч ликвидаторов. Через неделю после Кыштымской аварии началось отселение из заражённых посёлков, которое продолжалось два года. Двадцать три населённых пункта снесли с лица земли, за утрату имущества людям на месте выплачивали суммы причинённого ущерба. По воспоминаниям свидетелей событий, урожай овощей сваливали в траншеи и засыпали землёй. Было выселено тринадцать тысяч человек, скот уничтожали. Тема ликвидации последствий аварии легла в основу стихотворения О. П. Пенькова «Челябинск-40» (печатается в сокращении):