Не теряя времени, он кидается на меня снова, подныривая, пытаясь ухватить меня за плечо. На этот раз я не успеваю полностью увернуться — его кулак угодил в бок, воздух со свистом вырывается у меня из лёгких.
Больно, однако.
Моментально сосредотачиваюсь, резко пригибаюсь и бью его снизу в подбородок.
Рыжий слегка отклоняется, но удар всё же попадает, его челюсть щёлкает, он качается, но не падает.
Толпа вокруг гудит, кто-то выкрикивает насмешки, подначивает, свистит.
Рыжий начинает заводиться, его лицо краснеет, дыхание становится тяжелее.
Я вижу, что он собирается перейти в полный натиск, и готовлюсь к его следующему маневру.
Он несётся на меня, будто танк, и на этот раз я решаю сыграть иначе — когда он совсем близко, ухожу в сторону, выставляя ногу.
Рыжий теряет равновесие и падает на колено, но не успеваю и глазом моргнуть, как он вскакивает и бросается на меня с дикой яростью. Его кулаки движутся, как молоты, я уворачиваюсь от одного, второго, но третий, тяжелый, точно валун, прилетает мне в плечо — чувствую, как всё тело отдаёт тупой болью, но сжимаю зубы и держусь.
И вдруг что-то меня подстёгивает, возможно, адреналин — ярость, азарт. Я подхожу ближе, наношу ему удар за ударом, прицельно, коротко, точно.
Рыжий пытается защищаться, закрывается руками, но я нахожу брешь и бью ему под рёбра, потом снова в подбородок, и вот он слегка теряет координацию, отступает, опуская руки.
Толпа взрывается криками, и я, не останавливаясь, наношу ещё один мощный удар. Рыжий, наконец, теряет равновесие, его глаза мутнеют, и он тяжело падает на землю, уронив руки. Дышу тяжело, грудь будто огнём горит, но вижу его лицо — он лежит, подавленный, и кажется, что поднимается не скоро.
Я вытираю кровь с губы и оглядываюсь на толпу. Кто-то молчит в удивлении, кто-то, напротив, выкрикивает что-то восхищённое. Подхожу к отцу, который хлопает меня по плечу:
— Ну, вот видишь, князь Дмитрий Тимофеевич, говорю же — сила есть в тебе недюжинная! Многое тебе по плечу.
— Ну это переходит все границы! — Лаврик появляется неожиданно, как всегда — его голос звучит позади меня, громко и недовольно:
Я оборачиваюсь, и рядом стоит директор школы Лаврентий Лаврентьевич, прищурившись, смотрит на нас.
Чувствую, как моё лицо ещё пылает после драки, но стараюсь сохранять вид спокойного и уравновешенного князя, при этом одежда у меня грязная и даже карман порван.
— Я всего лишь ответил на вызов, — говорю, оправдываясь. — Меня оскорбили, заявив, что место мне в училище, а еще обвинили в том, что я магией поджег сове лапу, нанес урон.
Лаврик кидает взгляд на рыжего, сверлит его взглядом так, что тот нервно поеживается. Я вижу, как он пытается сделать вид, что всё равно, но кулаки его сжаты, плечи напряжены.
— Это правда? — Лаврик не отводит глаз.
Рыжий угрюмо кивает, будто жалеет о том, что ввязался в этот спор. Лаврик сразу оживляется, энергично размахивая руками и говоря так, что каждый его жест — как маленький удар.
— Тогда ты получил за дело, — хмыкает он, в голосе слышится лёгкая насмешка. — Во-первых, князь Трубецкой сдал экзамен, и с его магией всё в порядке.
Лаврик бросает на меня взгляд — одобрительный, тёплый, будто говорит: «Не сомневайся в своих силах». Я киваю, чувствуя, как внутри поднимается гордость. Лаврик продолжает:
— Во-вторых, он не мог сжечь приказ на расстоянии, у него нет такого дара! Он может создавать магию руками, телом, но не мозгом, и уж тем более, не сумеет вызвать огонь без своего физического присутствия.
Мысленно перевариваю услышанное.
Лаврик сказал так уверенно, что на мгновение я и сам почти поверил в его слова — о том, что я так не могу, мне это не под силу.
Но что-то меня беспокоит. Грызет изнутри, потому что я помню, как очень сильно пожелал, чтобы приказ сгорел и в этот момент внутри меня каждая клетка выдала порцию энергии.
Я чувствовал, как волна силы вспыхнула и ушла от меня к сове, словно кто-то или что-то поддерживало меня, усиливало, направляло.
«Мой уровень в магии растет?» — думаю я.
Или… это снова какие-то незримые силы вмешались? Те самые, что упоминала Елена, намекнув, что древние боги присматривают за мной, может, даже покровительствуют.
Слова Лаврика звучат логично и убедительно, но во мне словно пробудилось нечто, заставляя сомневаться в простом объяснении. Я размышляю: если я смог вызвать огонь, не имея навыка, то, значит, что-то за этим стоит.
Теперь мне придётся гадать, кто именно вызвал огонь. Я ли, без осознания собственных сил, или это языческие боги, чью помощь мне сулила Елена?
Я выдыхаю, ища ответ в воздухе, но чувствую лишь тёплый ветер и взгляды любопытствующих вокруг.
Толпа редеет, любопытные расходятся, и у стряпчего терема остаются всего десяток человек — самые задиристые и ярые заводилы нашей школы.
Среди них и княжеские сыновья, чьи отцы при Годунове занимают завидное положение, с самодовольными ухмылками, как будто только что выиграли сражение, хотя ни один кулаком даже не помахал.
Лаврик уходит, и мой отец возвращается к столу с непривычно задумчивым лицом, он не вмешивается ни во что, даёт мне право самому решить, как распорядиться ситуацией.
Один из княжеских сыновей, худощавый и наглый, делает шаг вперед, с дерзким выражением лица, цедит:
— Дмитрий Тимофеевич, придётся тебе настоящим делом доказать, что ты годен для учёбы в Московии. Мы не можем поверить в тебя после крестьянского кулачного боя. Ты магией докажи, чего стоишь.
Я внимательно смотрю ему в глаза, не отвожу взгляд. Надменно интересуюсь:
— Вы будете решать мою судьбу? Кто –вы?
Княжич не моргает, его губы растягиваются в самоуверенной улыбке. У него даже земли своей нет, он в наследство получит ноль, а смеет мне указывать?..
— Мы, — отвечает он, кивнув на своих приятелей, что стоят за ним с важными лицами. — Мы — будущее страны. Только нам решать, останешься ли ты.
Я пропускаю это заявление мимо ушей, стараюсь не показать ни тени раздражения, хотя руки непроизвольно сжимаются в кулаки.
— Хорошо. Я готов доказать делом, что останусь. И даже есть одно настоящее дельце. Вы со мной? — вызывающе спрашиваю, видя, как их ухмылки слегка тускнеют.
Все тут же кивают, клюнув на приманку, и один из них, тот самый рыжий, который только что сцепился со мной, вытирает с губ остатки крови, исподлобья глядя на меня:
— За тобой же надо присмотреть. Конечно, мы с тобой. На слово здесь никто не верит. Что за дело?
Я выдерживаю паузу, выпрямляюсь и говорю так, чтобы слышал каждый, почти не повышая голоса, но с такой серьёзностью, чтобы не осталось сомнений:
— Артефакты надо найти. Для земледелия, для плодородия земель русских. Наши земли загибаются без воды и пшеницы, без магии на полях, они не плодоносят. Говорят, иноземцы спрятали артефакты, да так надёжно, что найти их — невозможная задача.
Княжичи переглядываются, их уверенность чуть меркнет, но один из них, высокий и, видимо, самый самоуверенный, бросает мне колючий взгляд, явно сомневаясь.
— Думаете, не справитесь? — усмехаюсь я, глядя, как их лица начинают бледнеть под моим вызовом. — Так не переживайте, я возглавлю отряд.
Мои слова зажигают в них азарт, я вижу это по вспыхнувшим взглядам. Рыжий, сплюнув в сторону, грубо спрашивает:
— Когда выдвигаемся?
— Через сутки, как вернусь из дома, — твёрдо отвечаю, чувствуя, как во мне нарастает азарт предстоящей экспедиции.
Моя новая боярка
Я — менталист. Погиб в 2046 в неравной схватке с захватчиками. Я жив? Я — граф Григорий Орлов и меня ждет служба в пехоте? Нет? Я охотник и хранитель душ https://author.today/reader/408414/3779093
Глава 7
Возвращаемся с отцом в карету, и сразу понимаем, что дело тухляк. Провоняла она насквозь.
— Он не мог так быстро разложиться, — отец открывает ящик, и мы одновременно закрываем рот и нос рукой.
Хотелось бы еще глаза закрыть, чтобы не видеть этого уродства — ползающих червей, доедающих прогнившую плоть нападавшего.
— Гадство.
— Князь, не выражайтесь при отце, и при покойнике.
Ну да, как это я не подумал, что нахожусь в обществе, и за мной, возможно, следят.
— Я точно помню, что положил ему на грудь амулет заморзки, — отец внимательно разглядывает то, что когда-то было грудью, а потом протягивает руку и засовывает ее туда, где по его мнению был амулет.
Если бы на моем месте был тот я, старый, я бы выразился жестко, но здесь я Дмитрий Тимофеевич и мне не пристало грубо разговаривать.
От отвращения я только отвернулся и сплюнул, подумав о том, как сильно мне повезло, что я не успел съесть ничего, кроме одного пирожка.
— Какое-то сильное заклинание разъело амулет, — выругался отец, выуживая руку из ящика.
Я протянул князю платок, но он лишь усмехнулся.
— Да, вы Дмитрий Тимофеевич шутить изволите?
— Ах это! — проследив за взглядом отца, я открыл свою дорожную сумку и достал из нее прозрачный пакет, в котором бултыхались три бутылочки с разноцветными жидкостями, которые передал мне перед отъездом лекарь со словами: — В добрый путь, барин.
По наитию я выбрал пузырек с прозрачной жидкостью и вылил несколько капель на руку отца. Черви и всё остальное тут же растворились, и от них не осталось и следа.
— Возможно, это не заклинание, — произнес я деловито со знанием дела.
— Имеешь что сказать, говори.
— Если эти люди заклинатели животных, то этот представитель боевого братства даже после смерти смог вызвать какое-то млекопитающее, чтобы оно сожрало амулет.
— Да, у тебя богатая фантазия!
— А то! — горделиво задираю подбородок.
— Ладно, отвезем в лабораторию к старичкам-боровичкам, они разберутся.
— Сдается мне, без некроманта здесь не обойтись, — говорю осторожно.
— Об этом не может быть речи! — голос отца становится жестким.