83.
Эти описания представляют город как ключевое пространство битвы за совместность, как Землю Обетованную, на которой должна осуществиться политика, основанная на идеях совместности. Потому не так уж удивительно, что мода на совместность наконец захватила город. За последние годы идея «городских совместностей»84 стала настоящим феноменом, которому посвящены публикации исследователей, занятых в юриспруденции85, истории86, географии87, социологии88, антропологии89, экономике90, политических науках91, городском планировании92, архитектуре93 и даже в исполнительских искусствах94. Впрочем, важно отметить, что эти публикации чаще всего сопротивляются дисциплинарной категоризации – мои указания скорее основываются на институциональных аффилиациях уважаемых авторов. Куда значимее, что дискуссия создала по-настоящему трансдисциплинарное поле95. За последние три года значительно выросло количество текстов о городских совместностях. Ограничившись известными мне языками, я смог обнаружить 43 текста, детально изучающих городские совместности; из них 40 – на английском. 37 из них были опубликованы после 2011 года (из них 32 на английском), и лишь 6 текстов были опубликованы до 2011‐го. Если мы возьмемся сравнивать эти тексты с исследованиями Остром и Хардина, обсуждающих традиционные ресурсы общего пользования в сельскохозяйственной среде, то обнаружим, что новые тексты сосредотачиваются на таких городских совместностях, как публичные пространства, тротуары, доступ к паркам и зонам отдыха, инфраструктуры вроде транспортной, дорожной, энергетической; на средах, избавленных от загрязнений, в том числе загрязнений воздуха или шума; даже публичная культура описывается как совместность нового рода. Тем не менее большая часть этих текстов принимает понятия «городское» и «город» как данное. «Городские совместности», таким образом, отсылают к совместностям, которые существуют в физических пространствах, размещенных на территории города.
Возникает нелегкий вопрос: что делает эти совместности городскими? Есть ли у них что-то общее кроме нахождения в черте города? Если нет, кажется, «городские совместности» окажутся всего лишь модной этикеткой, ничего концептуального не прибавляющей к идее совместности. Если да – нам предстоит описать городские совместности как очень конкретный и специфический тип совместности (commons) и понять, каким образом городское пространство предзадает условия апроприации и управления этими совместностями. И пусть в упомянутых текстах содержатся некоторые подсказки, я все же обращусь к источникам из области критической городской теории, чтобы показать строго обозначенную городскую перспективу на общее/совместности. Я особенно подчеркну «городские вызовы», с которыми сталкиваются доминирующие концепции общего, обозначенные в редакторском введении к сборнику. В частности, я обозначаю два тезиса. Во-первых, городские совместности вынуждают нас серьезнее относиться к переговорам о границах и солидарностях. Мобильность и социальная дифференциация, свойственные урбанизирующемуся миру, постоянно бросают вызов производителям совместностей; они вынуждают заново устанавливать основания коллективной практики, равно как и отношения со средой. Во-вторых, по мере расширения урбанизации и захвата капиталом новых экстерналий городским совместностям также придется расширяться, если, конечно, они хотят выжить.
Моя аргументация состоит из четырех шагов. Вначале я обращусь к дискуссии Паркера и Йоханссона, посвященной вызовам городских совместностей. Изучив существующий корпус текстов, они выявили специфически городские вызовы, бросаемые совместностям. Во второй части я реконструирую дискуссию о городском, имеющую место в критической городской теории. Я обращусь к двум ключевым концептуализациям городского, опирающимся на работы Анри Лефевра. В третьей части – предложу синтез двух этих направлений и опишу «городское» как диалектический процесс онтологической открытости и стратегического огораживания. Четвертая часть будет призвана инструментализировать эти идеи и выявить вызовы, определяющие специфический городской характер «городских совместностей».
Статью Иды Сассер и Стефани Тоннелат96 можно считать примером концептуализации городских совместностей, в котором «городское» попросту означает место в (территориально определяемом) городе. «Три городских совместности», обсуждаемые исследовательницами, – труд и государственные услуги, публичные пространства, а также искусство – интерпретируются столь широко, что их крайне сложно счесть специфичными для города. Тем не менее Сассер и Тоннелат определяют городские характеристики совместностей не качественным, а количественным способом. Попросту говоря, определенные совместности становятся городскими потому, что их «предостаточно в городах»97. На основе этого утверждения исследовательницы вычленяют идеально-типическое качество городской жизни и уточняют лефевровское «право на город», различая в нем три права: «право на городскую повседневную жизнь, право на одновременное пребывание в городском пространстве и столкновения (encounters) с незнакомым, другим, а также право на творческую деятельность»98. Впрочем, так и не определив точно ни «город», ни «городское», этот текст скорее обозначает вопрос: как сравнивать городские совместности с не‐городскими и есть ли между ними вообще какая-то значительная разница?
Тексты Питера Паркера и Магнуса Йоханссона, в отличие от вышеупомянутой работы, стремятся точно обозначить характерную черту городских совместностей99. Широкий обзор доступной литературы, посвященной совместностям и общим ресурсам в городских условиях, позволяет им выявить три отличительные черты, отделяющие городскую совместность от «традиционных общих ресурсов» (то есть рыболовецких угодий, запруд, сельскохозяйственных земель и лесопосадок), на которых сосредотачивались Элинор Остром, ее коллеги и последователи. Первая отличительная черта городских совместностей – большой масштаб и обусловленный им недостаток различимости отдельных индивидов. Совместности в городе способны объединять сотни тысяч участников, если не больше, в отличие от кейсов Остром, вовлекающих несколько сотен человек. И если в случаях, описанных Остром, участники понимают и то, из чего складывается общедоступный ресурс, и свою роль в обслуживании «общего», то в случае города обитатели порой даже не в курсе того, что такие сущности, как экосистема, водо- и энергоснабжение, использование дорог и тишина – могут быть «совместностями». Обилие участников сокращает выигрыши, получаемые теми, кто поддерживал совместность. Такая проблематизация позволяет провести сравнение с «трагедией ресурсов общего пользования» («tragedy of commons»), описанной Гарретом Хардином100. Невзирая на то что в некоторых случаях (например, в переработке отходов) нормы могут предупредить трагедию, Паркер и Йоханссон предполагают, что во множестве других случаев управление крупномасштабной совместностью, скорее всего, потребует бóльшей формализации правил и принятия решений.
Вторая черта, согласно Паркеру и Йоханссону, – это оспариваемый характер городских совместностей. Полезность общего очевидна применительно к традиционным общим благам и ресурсам, и, как правило, ее принимают все, кто образует группу (пастбище – корм для скота, ирригационная система – полив полей и т. д.), но она отнюдь не столь прозрачна в городском контексте. Разные типы социальной дифференциации и разделения (класс, гендер, этническая принадлежность, раса, род занятости) создают разные отношения с общими ресурсами, что приводит к различающимся оценкам, которые дают одному ресурсу разные группы пользователей. К примеру, для одних пользователей общественный садик – место выращивания съедобных растений; для других – пространство общения и создания сообщества. Здесь могут ночевать бездомные, но на это же место может иметь виды девелопер, готовый подать садик как выгодную отличительную черту, позволяющую переоценить стоимость квадратного метра в соседствующем с ним районе. Учитывая также мобильность и различия временных перспектив городских жителей, нам стоит внимательно относиться к тому, что степень участия в поддержании «общего» и степень ответственности за него могут быть разными. Так, создание общественного садика имеет не то же значение для постоянных жильцов, что и для временных арендаторов.
Чтобы городские совместности могли справляться с таким разнообразием, Паркер и Йоханссон предлагают третью отличительную черту: межсекторное сотрудничество (cross-sectoral collaboration). Городская инфраструктура в их тексте представлена как ресурс, к которому имеют доступ различные стейкхолдеры, среди которых и граждане, и частные компании, и муниципальные власти. Обеспечение совместности требует долгосрочного планирования, значительных инвестиций, а также сложной координации общественных и частных вкладов вкупе с регулятивными механизмами – и это может потребовать создания системы привилегий, поддерживающей баланс совместности. Потому Паркер и Йоханссон видят потребность в межсекторном взаимодействии, объединяющем горожан, некоммерческие организации, правительственных агентов и множество других деятелей – обязующихся создавать и поддерживать такие совместности. Они допускают, что роль государства как посредника будет усиливаться и его первостепенными задачами будут управление и наблюдение за процессом формирования городских совместностей