орые пробуждали воображение – властителей, и архитекторов. Достаточно напомнить, что два письма Плиния Младшего, в которых он дал детальные описания собственных вилл, были, и по сей день остаются, темой теоретической реконструкции в учебных заданиях хороших архитектурных школ.
Европа, обезлюдевшая и обедневшая после варварских набегов, с трудом осваивала руины римских городов – нередко, как во французском Арле или в ныне тунисском Эль Джеме, в римских амфитеатрах долго умещались целые города. Прибавочный продукт экономики, медленно выходившей из затяжного кризиса, более чем наполовину расходовался на сооружение соборов и замков, и казалось, что идеи планирования городов забыты. Это не так. Во всяком случае, после того, как в 1000 году всеми ожидаемый конец света так и не наступил, Европа будто очнулась от сна, и начался поистине бурный процесс градостроительства. К старым городам прибавляли новые части – их так и именовали повсюду: Новый город. Флоренция приобрела такой новый город, выстроенный аббатством Цистерцианского ордена, славившегося своей ученостью, и это была классическая решетка кварталов. То же происходило с небольшими городами, будь то Губбио или Фано в Италии, или Труа во Франции.
Средневековый французский (вернее провансальский, так как единой Франции еще не было) Арль целиком уместился в древнеримском амфитеатре. Аркады внешнего периметра прежних трибун были заложены камнем, преобразовавшись в могучую оборонительную стену. Однако уже в VIII в. жители арлезианского амфитеатра восстановили римский акведук, обеспечив себя питьевой водой.
По мере того как удалось отбить натиск арабов с юга, а норманны приняли христианство и от набегов перешли к созданию собственных королевств, строительство новых городов началось на юге Франции и на севере Испании, в Англии и Уэльсе, даже на Оркнейских островах, к северу от Шотландии. Такие города именовались бастидами, от старофранцузского глагола бастир – строить. Это города военного наступления и освоения территорий, и обнаруживается, что старый принцип четкой организации посредством создания строгой планировочной решетки отнюдь не был забыт. Таких новых городов были многие сотни, и до нашего времени почти в неприкосновенности сохранился Эг-Морт, заложенный Людовиком Святым. Это отсюда отправлялись в Иерусалим Крестовые походы 1248 и 1270 годов. Более того, при закладке некоторых городов во Франции были использованы чрезвычайно изощренные схемы. Уже при создании города Монпазье лишь центральная ячейка плана, отведенная под рыночную площадь, стала правильным квадратом, тогда как остальным кварталам была придана форма прямоугольника. При разбивке кварталов бастиды Гренад-сюр-Гаронн (город заложен около 1300 г.) была применена схема, ранее изображенная на рисунке в знаменитом Путевом альбоме Вийара д’Оннекура. В основе один исходный квадрат квартала, затем его диагональ откладывается на линии улицы, образуя длину следующего, прямоугольного квартала, затем уже его диагональ переносится циркулем на горизонталь, и возникает длинная сторона следующего квартала. Это весьма изысканная схема пропорционирования, использовавшаяся в античности и… в допетровской Руси.
Мало известно, что римские городские законы, преобразованные в Византии, применительно к ее условиям, прибыли на Русь вместе с церковными книгами. Эти тексты со временем перевели на русский язык, и их включили в состав Кормчей книги, служившей своего рода универсальным руководством. «Чин» (порядок) закладки городов, дошел до петровского времени в неизменном виде и включал, среди прочего, систему «прозоров», разрывов между соседними домами. В исходном византийском тексте это правило объяснялось необходимостью сохранения за каждым домовладением права видеть море (ссылки на вид на море аккуратно сохранялись в русском тексте), однако при сплошь деревянной застройке русских городов, у расстановки домов в шахматном порядке на параллельных улицах было иное основание. Полагали, что эта мера способствует защите от пожаров, что помогало слабо, но упорно воспроизводилось вплоть до Петра Первого, повелевшего застраивать улицы «сплошной фасадою».
Школьное знание о средневековье не верно: все новые города планировались, не только строго следуя античной рецептуре, но и нередко с композиционными изысками. Это доказывает схема разбивки кварталов французского Гранд-сюр Гаронн.
Как раз внутри городов, унаследованных от Рима, дело обстояло иначе. Здесь давний, решетчатый рисунок с трудом, только сверху, прочитывается в путанице новых владений внутри кварталов, что и сейчас можно увидеть на аэросъемке Болоньи или Флоренции. Однако утрата геометрической упорядоченности сопровождалась выработкой развернутой системы правил, менявшихся и уточнявшихся по мере того, как города богатели и в значительной степени высвобождались из-под феодального господства. Нет жесткой геометрической системы, но есть структура. Собор как средоточие единства всех горожан, ратуша как средоточие сил именитых горожан, биржа как средоточие сил капитала, приходские церкви и залы собраний ремесленных цехов – все это, наряду с ограничениями по высоте домов и минимальной ширине улиц и улочек, стало по-своему совершенной системой. Между городами Европы шло неустанное состязание, мастера, владевшие искусством строительства, перемещались туда, где возникал спрос на их услуги, так что элементы структуры заимствовались, совершенствовались и снова заимствовались. Их описывали путешественники, их пытались точно отобразить картографы, так что планировка средневекового города оформилась в отчетливо опознаваемый тип, с которым, к счастью, можно знакомиться воочию по сей день. Прорывались каналы как наиболее удобные транспортные коммуникации, устраивались каскады мельниц при плотинах, что вынуждало к отработке сложного законодательства о правах владельцев мельниц, расположенных ниже по течению. Законодательно принимались схемы зонирования для размещения производств, менее и более загрязнявших воды рек и каналов, с учетом господствующих ветров. Во избежание безудержной спекуляции городской землей вводились и, в ответ на изобретательность частных владельцев, постоянно редактировались ограничения на операции с земельными участками. Болонья, на которую время от времени обрушивались ветры с холодным дождем и снегом, век за веком наращивала свою систему крытых портиков, создавших комфортные условия для торговли. Здесь непрерывные галереи за семь веков растянулись в общей сложности на тридцать километров, даже к отдаленному храму на вершине горы тянется непрерывный портик, и именно отсюда Наполеон привез идею парижской улицы Риволи, по первым этажам зданий которой тянется бесконечная аркада.
Старинные «наивные» изображения городской планировки обладают замечательной информационной насыщенностью. Однако этот план германского Лейснига исключителен. На плане видны не только замок и все городские укрепления, не только все кварталы и все общественные здания. В каждый дом вписано имя и занятие владельца, так что план служил полезным опорным документом для городских властей, тщательно следивших за пополняемостью городской казны.
Иными словами, представление о стихийности жизни средневекового города было типичной идеологической ложью, сочиненной ренессансными писателями, жаждавшими доказать преимущества новых моделей обустройства жизни перед прежними, которые были объявлены «варварскими».
Итальянское Возрождение, будучи чисто идеологической доктриной, которую охотно взяло на вооружение торгово-финансовое сословие богатых городов, не могло оставить город вне сферы своего пристального внимания. В реальных «кулисах», образованных средневековым городом, живописцы начали изображать город будущего, стремясь, как им казалось, возродить античный город – точнее, формы античной архитектуры. Заново был прочтен римский компилятор Витрувий. Леон Батиста Альберти издал замечательный трактат, где, пересказывая того же Витрувия и других римских писателей, впервые вводил нормативные представления об идеальных пропорциях сечения улиц и площадей. Чуть позже Антонио Аверлино (Филарете) опубликовал свой трактат, написанный в занимательной форме для чтения вслух семейству миланского герцога Сфорца. Это было нечто новое. Филарете подробнейшим образом описал идеальный проект Сфорцинды – города, в котором рациональной по тому времени регламентации было подвергнуто все: ширина улиц и дублирующих их каналов, предназначенных для перевозки грузов, размеры домов для разных сословий, планы площадей и публичных построек, рынков и тюрьмы. Новый город на новом месте – эта модель закрепляется в сознании, и хотя трактат Филарете был утерян на многие века, его идеализированный подход к планировке города закрепился в культуре, тем более что он замечательно соответствовал уже входившей в свои права эпохе абсолютизма.
Филарете – автор не только полновесного проекта идеального (для его времени) города, но и техники предъявления проектного замысла: от функциональной и композиционной схемы к разработке структуры центрального ядра, квартала, жилищ для всех сословий, рынков, гимназии, госпиталя и тюрьмы. Заметим, что ученик Филарете Аристотель Фьораванти проектировал Московский Кремль.
Новый город на пустом месте. Вполне естественно, что при таком исходном условии внешний контур города вычерчивался в виде правильной геометрической фигуры – в случае Филарете это восьмиугольная звезда, получаемая наложением двух квадратов. Идеальный город, управляемый идеальным, просвещенным государем – следовательно, внутренняя конструкция планировки получает радиальную форму, расходясь к воротам во все стороны. Идеальный город – следовательно, его размеры и формы предопределены раз и навсегда. Несколько попыток воплотить эту идею предприняли (городок Пальманова, проект 1593 г.) однако их неуспех, прежде всего, по соображениям экономики, нимало не повлиял на закрепление проектной идеи как таковой. Впрочем, достаточно долго ограниченность ресурсов даже абсолютной королевской или папской власти не позволяла всерьез приступать к работе над структурой города как целого. Начиная с Людовика XIV, французские короли, подражая римским императорам, удаляются из парижского Лувра в загородный Версаль, и именно версальский принцип планировочной схемы, подчиняющей себе исходный ландшафт, пробуют перенести в город – хотя бы в его центральную часть. Ясность геометрической формы, переживаемая сугубо эстетическим образом, привносится в ткань существующего города, без колебаний вспарывая его плотную ткань.