Много лет назад отличный урбанист-исследователь и менее удачливый практик Кристофер Александер разложил городскую среду на элементы – паттерны. Их получилось свыше трехсот, начиная с крыльца, обращенного к югу (в Северном полушарии) и кончая рисунком, образуемым абрисом кровель на фоне неба. Это слишком уж дробно, и мы ограничимся всего двумя десятками, оперируя почти исключительно классическими элементами городской структуры, воспринимаемой как среда обитания.
Дом и его окрестности
Только глухой подвал, кладовая или ванная комната, если она без окна, может рассматриваться как изолированное пространство. Самые убогие жилые комнаты уже сопряжены с городским пейзажем через окна, и лишь один шаг отделяет подъезд или холл от внешнего мира.
Уплотнение городской застройки в XIX в. вело к тому, что ранее просторный двор, служивший публичным пространством, сжимался вплоть до превращения в световой дворик, в щель, а вся следующая эпоха может рассматриваться как борьба за увеличение размера озелененного «оазиса» в сверхплотной городской ткани. В середине ХХ в. результатом этой борьбы стала другая крайность – периметр двора исчез, и т. н. свободная планировка лишила восприятие четкости границ «своего», столь важной для душевного равновесия (и, заметим, эффективности ухода за территорией).
Разреженная застройка усадебного типа, характерная для сегодняшних богатых пригородов, в этом отношении бедна: ее не видно за высоким забором или стеной деревьев, да и от нее только один выход – к пустынному проезду и автомобилю. Пригород, где угнездился высший средний класс, отличается от пригорода среднего класса только размером домов. От пригорода нижне-среднего класса – еще и сокращенным разрывом между соседними домами, но в любом случае перед нами открытые палисадники, и то, как они ухожены, заметнее, чем сами дома, претендующие на индивидуальность за счет перекомпоновки немногочисленных деталей декоративного фасада. Если городская застройка на самом деле – это своего рода пригород в городской черте, как все еще часто встречается в России, то собственно городскую улицу отличает от деревенской сечение ее просвета: это или квадрат, или прямоугольник, вытянутый вверх. Иногда это прямоугольник со сторонами 1: 1,5, иногда 1: 2 или 1: 3, а в сверхплотной среде даунтауна еще больше, достигая, как в нью-йоркском Манхэттене и 1: 20 – тогда небо в «кадре» занимает пять – десять процентов поверхности.
Индивидуальный дом, развивавшийся веками, остался жизненной мечтой подавляющего большинства людей. Развившись из одной комнаты вокруг очага до обширных вилл римских Помпей, дом в Средние века продолжил традицию объединения мастерской и лавки по первому этажу с жильем поверху и складом на высоком чердаке. Теперь такие дома сберегают как драгоценность. Дом сколько-нибудь зажиточного российского горожанина всегда посильно подражал архитектуре барских усадеб, а к началу ХХ в. его декор стал столь же внимательно следить за колебаниями стиля: от «модерна», который полюбили буржуа, до стиля «рюсс», пользовавшегося не меньшим успехом у купечества. Но в любом случае до революции сохранялся принцип широких «прозоров» между соседними домами. В Европе Нового времени сложился особо ценимый тип городского особняка, популярность которого не имеет себе равных, хотя в наше время позволить себе такую роскошь, которая в начале прошлого века была во много раз дешевле из-за дешевизны труда строителей, могут немногие. С конца прошлого века, когда рост города привел к очень заметному ухудшению всех условий жизни в нем и людьми овладела жажда переселения в «город-сад», предельное упрощение облика жилого дома, вызванное стремлением к максимальной экономии, отчасти было компенсировано формированием общего парка. Разрастание пригородов в новейшее время, с использованием американского принципа зонирования, привело к четкому разделению в пространстве «соседств», состоящих из больших и вполне комфортабельных домов, и «соседств», собранных из вполне удобных, но гораздо более скромных жилых домов.
Классическая улица, выстроенная, словами Петра Великого, «сплошной фасадою», складывалась так, что обновление, перестройка или снос и замена одного дома другим не нарушает ее природы. При этом, если карнизы домов вытянуты в одну линию, если, вставляя новый дом между старыми, озаботились о том, чтобы между рядами окон между этажами соседних домов не возникал раздражающий разнобой, как правило, получается привлекательная картина. Тогда на первый план выступают детали декора, оформление первого этажа и его деталировка вплоть до дверной ручки, и мера разнообразия велика. Когда чувство меры у застройщика отсутствует, а местные правила не регулируют правила игры жестко, как это делается, скажем, в Лондоне, целостность улицы резко разрывается, с тем что этот разрыв может быть задан как самой архитектурой, так и ее дополнением вроде крупномерной вывески или рекламного щита.
Среди улиц есть такие, что вырезаны из городской ткани одной, уверенной рукой, и тогда мы обоснованно говорим, что это завершенные произведения искусства. Таковы улица Уффиций во Флоренции, улица Росси в Петербурге или улица Мадлен в Париже. Однако здесь есть тонкая грань, и уже какая-нибудь улица Риволи в том же Париже, отражая персональный вкус Наполеона, сверх меры однородна на своем протяжении, что лишь отчасти компенсируется парком по другую сторону и разнообразием витрин под сплошной аркадой. Уже ставшая классической улица из таунхаусов, т. н. «терраса», соединила в себе достоинства разнообразия деталей каждого дома с единообразием структуры: крошечный палисадник, высокие ступени крыльца, т. н. приямок, в который открывается светлый полуподвал. Нередко мы наталкиваемся на забавное сочетание: входы в соседние таунхаусы объединены единым портиком в две колонны, но через середину портика проходит грань, разделяющая цветовые пристрастия соседей.
В целом европейский город, начиная с лучших городов Римской империи, нарастил многообразие «одежды» улиц – в отличие от улицы в Древней Греции, от улиц Востока, которые были и остались узкими дорогами между глухими стенами домов.
Малоэтажная застройка рабочих районов Чикаго давно сохранилась только на старых фотографиях, чего, к сожалению, не скажешь о российских городах, где все еще заселены деревянные щитовые дома, в которых обитают семьи людей, построивших железные дороги, нефтяные прииски и заводы. Застройщики доходных домов стремились достичь наибольшей плотности застройки участка и создали систему гулких внутренних дворов, у которых было одно достоинство – четкое определение «своего» пространства. Таунхаус, совмещающий свойства отдельного жилого дома, разросшегося по вертикали, возник в Лондоне XVIII в. Затем он стал основой жилой застройки Филадельфии и других городов Восточного побережья США, чтобы в наше время получить широчайшее распространение в континентальной Европе. Мечта модернистов начала ХХ в. о многоэтажных домах, свободно разместившихся в озелененном пространстве, тоже сбылась, особенно широко распространившись на российских просторах, создав больше проблем, чем удачных решений.
Квартал
У квартала долгая история. Не будет преувеличением сказать, что квартал древнее улицы, поскольку сложно назвать улицами узкие проходы между группами домов, вплотную прижавшихся один к другому, а именно такими были древнейшие поселения на Земле. Ранние, некрупные кварталы в Месопотамии, в античной Греции представляли собой слипшиеся тремя сторонами дома т. н. средиземноморского типа – с внутренними двориками. Это позволяло каждый квартал превращать в своего рода крепость, но главной целью была максимальная экономия пространства, стиснутого периметром городских стен. К тому же было очень удобно осуществлять планировку города с помощью прямоугольной сетки улиц между одинаковыми по площади кварталами – недаром при строительстве новых городов в колониях или в приграничье к такой схеме возвращались вновь и вновь. Для этого не требовался архитектор, и с задачей вполне справлялись военные инженеры. Во времена Римской империи давняя структура квартала усложняется. В одном ряду по фронту квартала оказались роскошные и скромные дома (каждый с двориком или несколькими двориками), по первым этажам были лавки и харчевни с популярной едой на вынос, на углу нередко размещалась таверна, а то и бордель. На углу непременно устраивался водоразборный кран с резервуаром, который опорожняли, открывая клапан, для промывки улиц, если долго не было дождя.
Рим изобрел и инсулу – квартал, целиком занятый многоэтажным домом, отчего и название «остров». Это изобретение было вызвано переуплотнением на узких улочках Вечного города, и после затянувшегося перерыва Средневековья ему была суждена долгая карьера. Квартал средневекового города в большинстве случаев лишился четкости прямоугольного очертания в плане, но это не означает торжества бесструктурности. Напротив, у квартала была системная организация на разных уровнях. В предметном плане: непрерывные ряды домов, выходящих на смежные улицы, часто с лавками по первому этажу; сады и огороды, сходящиеся к узкой скотопрогонной дорожке посредине. В социальном измерении квартал был «соседством» – или как корпорация (такие до сих пор сохранились в Сиене), или как коллективный член уличной корпорации. В этом отношении русские города не отличались от западных, формируя «кончанские» и «уличанские» сообщества, несшие общие городские повинности. Различие было не столько в строительном материале, так как и в Европе до XIV в. строили преимущественно из дерева, сколько в предметной структуре, так как дома прятались в глубине двора, а на улицу выходил лишь забор с глухими воротами.
Чем ближе к Новому времени, тем больше уплотнялся квартал в городе. Пока город окружали каменные стены, при его расширении их переносили на новое место с завидной быстротой, но когда артиллерия вынудила перейти к земляным укреплениям, город начал задыхаться. Внутриквартальные сады застроили, увеличив число предельно узких улиц.