злая гитара, на другой — зелёная толстая книжка с вензелями по обложке. Слева на полке над кроватью — кальян, под кроватью — пластмассовый тазик. Но что особо бросилось в глаза Жоре и товарищам, так это огромный транспарант на правой стене. По листу ватмана алыми жгучими буквами было выведено — «ИНГУШ С НОЖОМ СТРАШНЕЕ ТАНКА, А БЕЗ НОЖА ОН — ПРОСТО ТАНК!».
— Таак, — протянул Жора и уставился на Амира. — Значит, мы ещё и танкисты?
— Это не я писал! — жалобно взвизгнул парнишка.
— А кто?
— Это Шамиль писал! — пояснил Амир.
— А… — протянул Костя Костанов. — Я в курсе. «Шамиль богу молится, он за свободу борется». Муджахед, стало быть. Ну, это не к нам, это к чекистам. Жалко мне тебя. Люди там нервные.
Остальные члены группы тем временем обшаривали помещение.
— Да тут всё по-взрослому! — воскликнул Яша, оглядев гитару со всех сторон и бренькнув пару раз по струнам. — Они не только танкисты, они ещё и животноводы.
На тыльной стороне инструмента синей шариковой ручкой неизвестный живописец изобразил гордого горца в папахе, с кинжалом и ружьём. Надпись под горцем гласила — «ИЗБАВИМ КАВКАЗ ОТ РУССКИХ СВИНЕЙ!». Далее следовала арабская вязь, с нею соседствовал лозунг «Слава воинам ислама!», вокруг живописно разбросаны слова «Вайнах», «Джихад» и «Люся». «Люсю» художник почему-то начертал готическим шрифтом.
— А пацаны-то нехорошие, — констатировал Серёга Степцов, вытаскивая тазик из-под кровати. — Если я не ошибаюсь, эта гадость называется аммонал.
Он продемонстрировал народу аккуратный брикет, с виду напоминавший большой кусок хозяйственного мыла и тянувший граммов на триста-четыреста.
— Ну что, мальчиш-плохиш, — обратился Костя к Амиру, — будем говорить или будем горько плакать?
— Это не моё! — всхлипнул ингуш.
— Знаю, — догадался Костя. — Это Шамиля.
— Шамиля, — подтвердил Амир.
— Вот ведь как несправедливо жизнь устроена, — вздохнул следак. — Взрывчатка Шамиля, а ****ить придётся тебя. Извини, но других вариантов нет.
— Вы кто?! — закричал парнишка и заплакал. — Милиция?
Костя хотел подтвердить догадку ингуша, но в дело вмешался Серёга Степцов.
— Не боись, Амир-джан, — успокоил он субтильного юношу. — Мы не менты. Мы хуже. Правда, Жорик?
— Правда, правда, — глухо пророкотал Жора Железные Яйца из глубин шкафа. — Не, я не поверю, чтобы у этих дикарей не было «плана»! Я ж не первый год на свете живу!
— Доставай наркоту, Амирчик, — ласково попросил Серёга. — Не заставляй нас терять драгоценное время.
Парнишка покорно вынул из-под матраца небольшой пакет, завёрнутый в газету.
— «Медицинский вестник», — прочитал Серёга. — И что нам рекомендует медицина? Гашиш она нам рекомендует…
— Анашу, — поправил Амир.
— Какая разница, — отмахнулся Степцов и поинтересовался: — Это всё? А где «герыч»? В «Пионерской правде»?
— Нет никакого герыча, — растерялся Амир. — Больше ничего нету. Честно говорю!
— Ну, нет так нет, — примирительно сказал подошедший Жора.
— Травку, конечно, тоже Шамиль притаранил, — предположил Костя.
Амир радостно закивал.
— А теперь оружие, — попросил Жора.
— Оружия нет, — виновато пролепетал ингуш.
— Не расстраивай меня, — пригрозил Жора. — Как это нет?
— Они с оружием ушли, — объяснил Амир. — Шамиль с ребятами.
— И сколько этих воинов ислама? — нахмурившись, вопросил Костя.
— Пять человек, — сообщил ингуш.
— Когда вернутся? — продолжал выпытывать Костанов.
— Несколько дней их не будет, — ответил Амир. — Сказали, дело серьёзное. Меня на хозяйстве оставили.
— Ну что, страшный танкист, — подсел на кровать к Амиру Серёга и отечески обнял пацана за плечи. — Мочить мы тебя, конечно, не будем. Пока, — поспешно уточнил он, увидев, как возрадовался паренёк. — Мы сюда, собственно, за другим персонажем.
— За каким? — спросил ингуш.
— За большим, — пояснил Серёга. — Огромный бычара и, кажется, немножко раненый. Не догадываешься?
— Догадываюсь, — с готовностью встрепенулся Амир, чувствуя, что опасность понемногу обходит его стороной. — Это Боря, который из Москвы приехал вместе с Казбеком и ещё одним — Серёгой звать. Серёги сейчас нету, а Боря у себя лежит. Он правда раненый, в плечо. Позавчера его подстрелили. Генка с четвёртого этажа ему повязку несколько раз менял. Ничего серьёзного, пуля навылет прошла.
— Я за него счастлив, — порадовался Серёга. — А пушка у него есть или как?
— Есть, есть, — подтвердил Амир. — Когда он раненый к нам завалился, я видел. Чёрный пистолет, с глушителем.
— Брать живым, — предупредил Костя. — Так что аккуратно.
— Кого ты лечишь! — обиделся убоповец Жора.
— С нами пойдёшь, — приказал Амиру Серёга. — Я так понимаю, дверь у него вряд ли нараспашку. Так что ты выманишь. А дальше мы уже сами.
— Так вы кто? — опять тихо спросил ингуш.
— Цирк шапито, — отрезал Жора. — Давай вперёд, на представление опаздываем.
НА ТРИ ТИХИХ СТУКА И ПОСКРЁБЫВАНИЕ из-за двери триста двенадцатой комнаты раздался суровый вопрос на басистом тоне:
— Кто?
— Это я, Амир, — дрожащим голосом выдавил ингуш.
— Жрать принёс, что ли? — смягчаясь, предположил голос.
Щёлкнул замок, и дверь гостеприимно распахнулась.
Здоровяк даже не успел удивиться, как Жора Стальные Яйца сходу обрушил на его голову удар тяжёлой бейсбольной биты — видимо, уже не однажды опробованной в боях. Биту эту убоповец отыскал в недрах кавказского шкафа и прихватил с собой для верности.
Верзила грохнулся на пол.
— Кушать подано, — торжественно провозгласил Жора.
— Ты охренел?! — рявкнул Костя. — Ты же ему череп проломил! Нам только трупа для полного счастья не хватало!
— Не ори мне в ухо, — недовольно поморщился Жора. — Такого бугая и веслом не ушатаешь.
— Жора, в тебе надо воспитывать любовь к людям, — назидательно заметил Серёга Степцов. — Жестокий ты не по годам. Вот кинжал тебе зачем? С какого перепугу ты его у вайнахов спионерил? Что за мародёрство…
— Вообще-то я хотел штык взять, — признался Жора. — Но кинжал надёжнее.
— Для чего надёжнее? — тревожно спросил Костя.
— Для всего, — коротко пояснил Жора.
Костя сокрушённо покачал головой и тяжело вздохнул.
Верзилу Борю с трудом оттащили в глубь комнаты и на всякий случай приковали его правую руку браслетами к спинке кровати. Яшу Жора отослал на атас (вдруг ингуши всё-таки нежданно нагрянут), а Косте предложил сесть в сторонке и молча караулить Амира (которого тоже для верности окольцевали наручниками).
— Как прикажете понимать? — обиделся Костя. — Это вы мне должны подчиняться!
— Тебя, между прочим, здесь вообще быть не должно, — напомнил Серёга. — Не твоя епархия. Это чисто наше с Жорой дело. Уловил?
— Как хотите, — махнул рукой Костя. — Я умываю руки.
— А мы умываем Борю, — сказал Жора и окатил здоровяка водой из алюминиевого чайника.
Здоровяк застонал и открыл глаза.
— Здравствуй, Боря, — нежно приветствовали его Железные Яйца. И ласково потрепали по пухлой щеке.
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ,
в которой Жора Железные Яйца и Серёга Степцов исполняют танец маленьких блатарей
— ВЫ КТО? — простонал Боря и звякнул наручниками.
— Они сговорились! — возмутился убоповец Жора, повернувшись к Серёге Степцову. — Кто да кто… Что, мало в русском языке других красивых слов? Например, люля-кебаб.
— Мы те, кого никто не любит, — пояснил громиле Серёга.
— Менты? — догадался Боря.
Два опера многозначительно переглянулись. Их проказливые глазёнки радостно вспыхнули, словно у кота и лисы, поймавших на большой дороге деревянного Буратину.
— Если бы… — печально протянул Серёга. — Менты потом приедут. С труповозкой.
Боря на труповозку не среагировал. Но закурить попросил.
— Вы, пацаны, попутали чего-то, — хрипло сказал он, с удовольствием сделав затяжку и выпустив дым в потолок, покрытый грязно-коричневыми проплешинами — следами постоянных потопов. — Я вас знать не знаю. Какие у нас могут быть тёрки?
— А мы сейчас познакомимся, — поправил это дело Серёга и достал из висевшей на стуле огромной курки потрёпанный паспорт. — Аккуратнее надо с документами обращаться, гражданин… — Он раскрыл книжицу и глянул внутрь. — Гражданин Грачёв Борис Михайлович. Таак… И откуда мы прибыли? А прибыли мы из столицы нашей по-прежнему необъятной Родины. Ещё один большой минус.
— Почему минус? — удивился Боря.
— Потому что не плюс, — подключился к задушевной беседе Жора. — В тех местах, где прошла большая часть нашей сознательной жизни, москвичей шибко не любят.
— Ничего не понимаю… — поморщился Боря Грач, тронул свой лоб и охнул. — Какие ещё места? Кончайте загадки загадывать, у меня и так голова раскалывается.
— Догадайся с трёх раз, — предложил Жора.
Он скинул куртку, высветив своего «макара» в кобуре под мышкой, закатил рукав чёрного свитера грубой вязки, а следом — и рукав клетчатой зелёной рубашки. На правом предплечье Жоры красовалась синяя наколка — восьмиугольная морская «роза ветров».
Боря догадался с первого раза. Такие звёзды любят носить на зоне уголовники, которые называют себя «чёрными», «правильными», а начальство их — «отрицаловом». Короче, жулики по жизни. Называются эти звёзды у блатных «воровскими». Когда-то давно только «законным ворам» разрешалось бить себе столь высокие знаки отличия на плечах ближе к ключицам и на коленях. Звёзды на плечах означали — «никогда не надену погон» (ворам понятия запрещали брать в руки оружие из рук власти, поэтому в армии они служить категорически отказывались), а на коленях — «никогда не встану на колени перед ментами».
Что касается Жориной звезды, то за «колючкой» он срока, конечно, не мотал. «Розу ветров» он наколол на предплечье, когда трубил три года в сто девяносто седьмой бригаде Черноморского флота на десантном корабле «Азов». Но так уж пошло, что испокон веку у жуликов и моряков существует множество одинаковых «росписей» на теле. Оно и понятно: в старые времена на корабли в портах охотно набирали любителей весёлой жизни, среди которых значительную часть составляли уголовники. Вот и захлестнула солёным ветром морская романтика бродяжьи и босяцкие души.